Всё как есть - Меркина Ирина - Страница 60

60

Так оно и есть, поведала моя знакомая после того, как чуть не задушила меня в своих великанских объятиях. Как здорово, что именно я буду вести эту программу, она и не ожидала. Ей так хотелось встретить меня и поблагодарить, но все было некогда, потому что люди идут и идут со своими бедами, а людям надо помогать.

Но только благодаря мне она и открыла в себе этот дар. Это ведь я предложила ей панацею от лишнего веса, даже две: систему нейролингвистического программирования и рецепт пьяного ананаса.

Сначала она сидела и честно себя кодировала, но это плохо получалось. Варвара пыталась себе представить, как булки и котлеты превращаются в толстые складки жира на теле откормленной коровы, в общем, жуткая гадость. Но буйное творческое воображение неслось дальше и рисовало откормленную корову скачущей по сцене с микрофоном в сполохах света и бликов. Причем к корове Варвара испытывала только жалость и нежность. А вот к сцене, прожекторам и особенно к микрофону — жуткое отвращение. Сильнее же всего ее доставала музыка, навязшие в зубах Отверткины хиты, которые она сама сочиняла и записывала.

В результате этого программирования она впала в глубокий творческий кризис, но меньше есть не стала, а о худении и речи не было. Но тут как раз дозрел ананас, который бродил в водке положенные ему две недели. И Отвертка с горя решила хлобыснуть его не две ложки до еды, как предписывал рецепт, а сразу полный стакан.

Что с ней после этого было, она не может передать словами, и слов таких ни один земной язык не знает. Наверное, это можно сравнить лишь с ударом молнии, но не снаружи, а изнутри. А через три дня, придя в чувство, она обнаружила в себе дар видеть скрытое от людских глаз, в том числе и будущее.

Она не знает, как это происходит. Когда она смотрит на человека, его судьба очевидна для нее, как цвет волос и форма носа. А первое ее прозрение состояло в том, что никогда, никогда в жизни она больше не будет сочинять и петь попсовые песни. И никогда не выйдет на сцену, сгорая от стыда за свои толстые ляжки. Какое же это счастье!

Нет, она ничуть не жалеет, у нее теперь есть дело поважнее. Тот же самый продюсер теперь раскручивает ее как предсказательницу, что гораздо перспективнее, потому что певичек много, а Варвара Ясновидящая — одна. Брэнд «Отвертка» они продали за неплохие деньги, и теперь под ним выступает какая-то совсем молоденькая девчушка из провинции. Песенки пока звучат ее, Варварины, она их много записала впрок; продюсер считал, что их надо выпускать не больше двух за сезон. Потом новая Отвертка сама что-нибудь намяукает, а остальное — дело техники и электроники.

Мы с моим продюсером, Володей, слушали ее, раскрыв рты и пытаясь понять, что это за новая форма помешательства — вера в предсказания — и заразна ли она. А экс-Отвертка, закончив свою историю, без перехода выпалила:

— Катюша, деточка, не переживай, все у тебя будет хорошо. Ты узнаешь все, что хотела узнать. Твой друг никуда от тебя не денется, он тебя любит, просто у него тяжелый характер. А еще тебя ждет какой-то творческий прорыв, но не в шоу-бизнесе. Думаю, ты напишешь книгу. А с телевидением надо завязывать, гнилое это место. Я вот в жизни бы сюда не полезла, если бы не контракт, ха-ха. Не смешно.

Передачу мы записали быстро, практически без повторов. Отвертка, то есть, простите, Варвара Ясновидящая ничуть не стеснялась своей комплекции, в камеру смотрела уверенно и всем другим участникам, приглашенным «до кучи», напористо и четко предсказала будущее. О своем песенном прошлом она, разумеется, не рассказывала, и наша программа посвящалась обыкновенной женщине, которая вдруг обнаружила в себе удивительное дарование и теперь счастлива, что помогает людям. Несомненно, можно считать, что она поймала шар удачи.

— Видишь, она же про меня все правильно сказала, — заявила я Володе после съемок, рассчитывая, что он будет спорить.

Он и правда спорил.

— То, что она сказала, я бы тебе сказал и так, без ясновидения.

— Но ты меня знаешь.

— И она тебя знает. Кать, у тебя же на твоем любопытном носу написано, что ты мучаешься какой-то загадкой и не успокоишься, пока ее не разгадаешь. Про книгу — так сейчас каждый второй пишет книги. А тебе действительно надо всерьез заняться проектом про диеты. Мне кажется, он очень перспективный. И на телевидении тебе делать нечего, она права. Не обижайся. Вся твоя прелесть на экране в том, что ты свежий, непрофессиональный человек. Но чем дальше, тем больше ты набираешься опыта и нивелируешься под средний уровень. Это уже неинтересно.

Обижаться я все равно собиралась, но попозже. Сейчас меня волновало другое.

— Ну а про друга и его характер? — спросила я, стараясь, чтобы голос мой звучал как можно безразличнее.

— Ой, малыш, но это же детский сад! Чтобы понять, как я тебя люблю, достаточно увидеть, как я на тебя смотрю. И про мой характер тоже все ясно. У меня всегда впереди работа, но это не значит…

Бамс! За этим разговором мы пили чай, и я примостила чашку на ручке кресла, что было, конечно, неправильно. Услышав про «люблю», я дернулась, и чашка грохнулась на пол, брызнув недопитым чаем мне на колготки. Было не горячо, но я вскочила с таким испуганным видом, как будто мне под ноги прыгнула крыса.

— Что? — испугался Брянский и тоже привстал.

— А то! — крикнула я. — Что я почему-то не вижу, как ты на меня смотришь. Ты вообще разве смотришь?

— Дурочка, — сказал он. — Потрясающая дурочка. Ну-ка иди сюда.

Он сгреб меня в свои медвежьи объятия и посадил на стол. Все было так просто, что мне хотелось плакать от собственной глупости. В этот момент, конечно, в дверь просунулся Черепанов, который искал меня по всему этажу и наконец нашел. Я сама звала его, чтобы что-то сказать.

А, ну да. Я звала его, чтобы пригласить их обоих на Новый год к моему папе. Славку Черепанова и Володю Брянского, моих телевизионных друзей. Может, Отвертку тоже позвать?

НОВЫЙ ГОД. ДВЕНАДЦАТЬ СТОЛОВ

Что до Черепанова, его, как обычно, пришлось подвозить. Поэтому в те минуты, когда люди заправляли майонезом новогодний «оливье» и принюхивались к жареной курочке, я делала сложные развороты на третьем кольце, подбирая Славика, который мог бы гораздо быстрее доехать на метро. И разумеется, на полпути позвонила мама и сказала, что для праздничного стола им не хватает чеснока, кедровых орехов и фенхеля. Как ни странно, магазины были еще открыты.

Когда мы с кузнечиком поднимались по лестнице, за каждой дверью шумели оживленные голоса, звенела посуда и трещал телевизор. У наших все уже были на месте, только Алена не пришла. Ей вдруг позвонил какой-то друг детства из Рыбинска, он искал ее все это время и наконец нашел, и она отправилась отмечать Новый год на родину, клятвенно пообещав вернуться.

Мама, Лизка и резиновая Зина возились на кухне и замахали на меня руками, отказываясь от помощи: уже все готово! Ирка до кулинарных занятий не снисходила — она оживленно беседовала с Владимиром Ильичом, наряженным совершенно как лорд-хранитель королевской печати: в темно-синий костюм, темно-синюю же рубашку и белую бабочку. Очень он был хорош и аристократичен, и я, если честно, прекрасно понимала маму и совсем не понимала бабушку. Кстати, раз Ильич работал в «ведомстве, которое занималось разведывательной деятельностью» и по заданиям этого ведомства объехал полмира, то Ирке есть о чем с ним поговорить.

Мой брат Сашка и мой жених Володя сидели в кабинете над компьютером и колупались с какой-то программой, как будто была не новогодняя ночь, а обычный будний день. Вернее, колупался Сашка, а Володя слушал его монотонные объяснения, в которых я не понимала ни единого слова.

Наш с Черепановым приход никого особенно не заинтересовал. Славка пошел раскланиваться с дядей и знакомиться с Иркой, а я села и перевела дух. Страшно хотелось есть. Весь месяц я честно сидела на диете по группе крови, а вернее — на переходном периоде от просто питания к «групповому». Главным образом это заключалось в попытках бросить любимые мюсли и привыкнуть к мясу, то есть осознать себя первобытным охотником.