Еврейское счастье военлета Фрейдсона (СИ) - Старицкий Дмитрий - Страница 58

— Товарищ генерал, зачем мне тёплое место у моря, если у меня только одно желание: фашистов бить. В тылу скучно. Это я в отпуске осознал.

— Место, капитан, это не тёплое, а жаркое. Как по окружающей температуре, так и по отношениям с союзниками. Жестче с ними надо. Ты идеально подходишь. И по воинскому званию, и по наградам, и по партийности. Да и что греха таить — по национальности. Понятно?

— Понятно.

— Ну, раз понятно, то свободен, — напутствовал меня Новиков.

Я развернулся и пошел к дверям кабинета, но был остановлен командующим.

— И это… должность там подполковничья, — подсластил он пилюлю.

Выйдя на улицу, я обогнул здание Народного комиссариата обороны, занимавшее целый городской квартал, и прогулочным шагом вышел с обратной стороны этой громадины к знакомому Бюро пропусков Главного политуправления.

— Товарища Мехлиса сейчас нет в Москве, — ответил мне в маленькое застеклённое окошечко младший политрук.

— А товарищ Щербаков?

— По какому вопросу?

— По личному.

— Товарищ капитан, вы же понимаете, чтобы беспокоить таких людей, надо иметь веское основание, — ехидно улыбается местный Цербер.

В ответ я вынул пистолет.

Политрук ощутимо напрягся, даже побледнел.

Я перехватил пистолет за ствол, чтобы была видна рукоять.

— Расслабьтесь и прочитайте, что написано на наградной табличке, — предложил я.

Внутрь меня не пустили, но вызвали ко мне начальника секретариата Мехлиса.

Спустившийся по лестнице старший батальонный комиссар, внимательно меня выслушал и посоветовал.

— Товарища Щербакова сегодня здесь не будет. Попробуйте поймать его либо в Совинформбюро, либо в Московском горкоме партии на Старой площади.

В МГК партии я попал по предъявлению партбилета. Вот так вот простенько и со вкусом. Никаких особых пропусков. И на входе простой милиционер.

Щербаков был на месте и принял меня, не заставляя долго ждать в приёмной.

— О! На ловца и зверь бежит. Я тут тебя не один раз вспомнил. Садись. Чай будешь? — радушный хозяин кабинета пожал мне руку.

Чай с лимоном, сахаром и неистребимыми в Москве сушками принесла непосредственно технический секретарь Щербакова — строгая дама лет сорока пяти в мужском пиджаке, про которую так и хочется сказать ''товарищ''. Для полноценного образа ей не хватало заломленной папиросы в углу рта.

— Товарищ Фрейдсон, опираясь на вашу судьбу, мы собрали по столичным госпиталям три десятка подобных вам лётчиков-командиров и создали при Высшей партийной школе шестимесячные курсы комиссаров полков. Авиационных полков. Они уже месяц как учатся. Так, что если у вас с врачами всё по-прежнему, то предлагаю вам присоединиться к ним.

— Те же яйца, вид в профиль, — отвечаю. — Новиков предлагает мне Баку и тесное общение с союзниками. Вы — учёбу. Что там, что тут — тыл. А я напросился к вам на приём в надежде, что вы поможете мне попасть на фронт.

— Я и предлагаю вам фронт, — Щербаков снял и протер очки куском замши. — Но через пять месяцев. Вы же должны обучиться методам партийно-политической работы, иначе какой из вас будет политработник? После окончания курсов получите направление на фронт в авиационный полк комиссаром. И соответственно переаттестация будет на политическое звание. А миссии в Тегеране и Баку даже не входят в список частей действующей армии. По большому счёту, все военно-дипломатические миссии — это тупик. До конца войны оттуда не вырваться.

— Товарищ Щербаков, разве будет пользоваться уважением у летчиков нелетающий комиссар?

— А где нам на все полки взять летающих комиссаров? — выставил свой аргумент крупный партийный деятель. — И до войны многие комиссары имели квалификацию только лётчика-наблюдателя. Считай — пассажира. А сейчас авиаполков стало намного больше, чем было до войны. Приходится партийных работников с гражданки задействовать. Ну и сам посуди: для летчиков-сержантов, коих сейчас большинство, разве не авторитет капитан ВВС, сбивший девятнадцать самолетов, герой Союза?

— Но не все же герои.

— Не все… Один ты. Но из бывших истребителей никого нет со счетом меньше пяти сбитых машин. У двоих только по три. А из бывших бомбардировщиков — лиц, имеющих менее двадцати пяти боевых вылетов. А по новому положению за сто боевых вылетов бомберам положено героя давать. Так что, товарищ Фрейдсон, если вы согласны на мое предложение, то вот вам бумага, ручка и чернильница: пишите заявление.

— Что писать? — спрашиваю.

Щербаков диктует.

— Первому секретарю МГК ВКП(б) товарищу Щербакову. Заявление. Прошу вас направить меня на курсы комиссаров авиаполков при ВПШ ЦК ВКП(б) в виду того, что врачи запретили мне летать по состоянию здоровья. Подпись: Герой Советского Союза капитан ВВС Фрейдсон и инициалы не забудьте. Партийный билет номер… спишете со своего билета. И сегодняшняя дата.

— Что дальше? — спрашиваю, протягивая готовое заявление.

— Дальше ждите, вас вызовут. Всё, что могу сделать для вас в данных обстоятельствах. И помните: если сдадите все зачёты на отлично, то аттестуем вас на ранг выше вашего сегодняшнего воинского звания. И, как вам известно, должность ''комиссар полка'' — это категория полкового комиссара. Есть, куда расти прямо на фронте.

Встал. Протянул мне руку для пожатия.

14.

Удивительно, но в управлении ВВС меня легко отпустили в другое ведомство.

— Одним контуженным больше, одним меньше — там не принципиально, — ехидничал интендант, собирая мне ''приданое''. — Не то, что у нас. У нас в экипаже даже один контуженный — перебор.

Встал на особый учёт в ГлавПУре. И стал как бы слушатель. Жизнь курсантская.

Из плюсов такой жизни — столовая в ВПШ оказалась намного лучше военторговской столовой в политуправлении. Вроде и меню одинаковое и набор продуктов тот же, но готовили намного вкусней, да и порции были несколько больше.

Обычная учеба там также не прекращалась. Учились рядом с нами люди из кадрового резерва партии. Будущие секретари райкомов и обкомов. Косили на нас глазом и не признавали за ''своих'' — петлицы у нас пока не малиновые, а голубые и звезд пока на рукавах нет. Это не декларировалось, но чувствовалось.

А вот преподаватели отнеслись к нам с полной душой. Готовы были терпеливо разжевывать нам непонятное, пока не уясним.

Без меня группа прошла краткий курс марксистско-ленинской философии и уже сдали зачет. Так, что начал я с ''хвостов''. Благо моя фотографическая память после отпуска никуда не делась. Мог цитировать учебники страницами.

Основной предмет ''партийно-политическая работа в войсках''. Дополнительный — ''военная психология''. И начали изучать неожиданно с бумаг — чем будем отчитываться в своей будущей работе. Учиться писать ежедневное политдонесение в вышестоящий политический орган.

Командир пишет боевое донесение.

Комиссар — политическое донесение.

Уполномоченный Особого отдела — оперативное донесение.

Каждый божий день.

И что они там пишут, друг другу не показывают. Не имеют такого права.

С удивлением узнал, что оперативный уполномоченный Особого отдела по полку находится в дисциплинарном подчинении у комиссара полка. Именно поэтому в войсках им присваивают политические звания. С самим Особым отделом дивизии или корпуса они находятся в ''оперативном подчинении''. И, главное, рост в званиях полковых особистов находится в прямой зависимости от полковых комиссаров. Не подпишет комиссар представление — и всё. Перебить может только сам нарком. Его слово заднее. Но кто же из здравомыслящих людей к наркому полезет из-за какого-то полкового уполномоченного?

Но вот выстроить правильные отношения с Особым отделом — одна из основных задач комиссара полка. Да, комиссар полка имеет право дисциплинарно наказать уполномоченного, но всегда ли это стоит делать? И шел разбор конкретных случаев из практики.

Вообще много времени было уделено практическим вопросам. Тому с чем мы столкнёмся в полках.