Знак - Рот Вероника - Страница 12

Тень, будто червь, скользнула под моей кожей, и костяшки пальцев зазвенели от токодара. Я с трудом подавила стон. Я уже догадалась, какого будущего жаждет Ризек: сокрушить врагов и стать признанным Ассамблеей вождем не только шотетов, но и всей планеты. Однако судьба довлела над ним почти так же, как и над Акосом, предрекая Ризеку капитуляцию перед врагом, а не возвышение и победу. Если Ризек хотел избежать своего жребия, ему требовался свой личный оракул. И теперь он у него был.

Я тоже хотела, чтобы шотеты стали признанным народом, а не кучкой презренных мятежников.

Но почему постоянная боль от моего токодара росла с каждой секундой?

– Я… – Айджа неотрывно смотрел на тесак Ризека. – Я – не оракул. У меня никогда не бывало видений, и я не могу… правда…

Мне опять пришлось прижать руки к животу.

Ризек подкинул нож-тесак. Тот перевернулся, описывая круг в воздухе.

Нет, нет, нет! – мелькнула у меня в голове неожиданная мысль.

Между Ризеком и Айджей встал Акос, точно лишь он мог остановить моего брата. Ризек двигался прямо к Айдже, глядя на вращающийся нож.

– Значит, надо сделать так, чтобы видения посетили тебя уже сегодня, – хмыкнул он. – Я хочу, чтобы ты нашел будущее, которое меня устроит, и сказал мне, что я должен сделать, чтобы его заполучить. Почему бы нам не начать с того варианта, при котором шотеты, а не тувенцы получат власть над планетой?

Брат кивнул Васу, и тот принудил Айджу опуститься на колени. Ризек поймал нож и ткнул острием лезвия в участок над ухом тувенца.

– Я не умею! – заскулил Айджа. – Я не могу вызывать видения, не могу…

И вдруг Акос ударил моего брата в бок. Мальчик был слишком легким, чтобы повалить Ризека, но ему удалось застать того врасплох. Ризек пошатнулся и упал. Акос размахнулся – глупец! – но Ризек был достаточно быстр. Он пнул Акоса ногами в живот, вскочил, схватил младшего Керезета за волосы, оттянул ему голову назад и сделал надрез на скуле, от уха до подбородка. Акос завизжал.

Ризек обожал кромсать людей именно таким образом. Он любил оставлять на их коже заметные шрамы. Броские, осязаемые.

– Пожалуйста, – канючил Айджа, – я не сумею сделать то, что вам от меня нужно! Прошу вас, не мучьте ни его, ни меня, пожалуйста…

Ризек посмотрел сверху вниз на Акоса, зажимавшего рану. По шее мальчика текла кровь.

– Я даже не представляю, как будет «пожалуйста» по-тувенски, – произнес Ризек.

Поздно ночью я услышала крик, эхом разнесшийся по коридорам поместья Ноавеков. Это был не Акос. Ризек отправил его к нашему кузену Вакрезу. Чтобы «шкура малость задубела», как выразился брат. Я узнала голос Айджи, вопившего от боли, в то время как Ризек пытался вырвать у него предсказание своего будущего.

Крики Айджи еще долго преследовали меня в ночных кошмарах.

8. Кайра

Я со стоном открыла глаза. Кто-то стучал в дверь.

Моя спальня смахивала на комнату для гостей: никаких милых сердцу безделушек, все вещи, включая одежду, аккуратно убраны в шкафы и комоды. Наш продуваемый ветрами особняк с его полированным паркетом и коваными канделябрами был до отказа забит плохими тошнотворными воспоминаниями, как пузо обжоры – плотным обедом. И сегодня ночью меня посетило одно из них: эпизод двухсезонной давности о крови, текущей по шее Акоса Керезета.

Не хотелось мне пускать корни в таком месте.

Я села в постели и вытерла слезы тыльной стороной ладони. Никакой это был не плач: обычная бессознательная реакция на чересчур сильный болевой приступ.

Пригладив волосы, я поковыляла к двери, за которой стоял Вас.

– Чего тебе? – неприветливо буркнула я и принялась ходить туда-сюда по комнате.

Иногда ходьба меня успокаивала, вводя в некое подобие транса.

– Рад застать тебя в прекрасном расположении духа, – осклабился Вас. – Ты спала? Вообще-то уже за полдень перевалило.

– Тебе этого не понять, – отрезала я.

Вас был единственным существом, который благодаря своему дару не чувствовать боли мог дотрагиваться до меня голыми руками. О чем он не забывал регулярно мне напоминать. «Вот станешь постарше, малышка Кайра, – любил говаривать он, когда поблизости не было Ризека, – оценишь тогда мои прикосновения». Я всегда отвечала, что предпочту умереть в одиночестве. И я не врала.

Вас не чувствовал боли, а значит, ничего не знал и о сером мареве, которое клубилось в голове и делало жизнь переносимой.

– Куда уж мне! – хмыкнул он. – Кстати, твой брат и его ближайшие соратники приглашают тебя отужинать с ними нынче вечером. Оденься поэлегантней.

– У меня нет настроения вести светские беседы, – прошипела я сквозь зубы. – Передай брату мои извинения.

– Наверное, я выразился неточно. Я сказал «приглашают», а Ризек употребил слово «требую».

Зажмурившись, я замерла на месте. Иногда Ризек нуждался в моем обществе, чтобы нагнать страху на своих гостей, даже если обедал с друзьями. Шотетская поговорка гласит: «Хороший воин и на дружескую пирушку приходит с оружием».

Оружием Ризека была я.

– Я явился не с пустыми руками, – Вас вытащил из кармана пузырек без этикетки, запечатанный воском.

Вас, конечно, принес мне то самое единственное обезболивающее, приняв которое я становилась пригодной для общения. Ну, более или менее.

– И как я буду ужинать, накачавшись твоей дрянью? Меня вырвет прямо на гостей, – спросила я, подумав, что кое-кому это пойдет на пользу.

– А ты не ешь, – пожал плечами Вас. – Но без лекарства толку от тебя чуть, верно?

Выхватив пузырек, я с силой захлопнула дверь у Васа перед носом.

Я до самого вечера просидела в ванне, надеясь, что горячая вода расслабит сведенные судорогой мышцы. Тщетно. Выбора не оставалось.

Раскупорив пузырек, я выпила содержимое.

В качестве мести, к столу я спустилась в одном из материнских платьев: длинном, голубом, с лифом, расшитым геометрическим узором, который напоминал крест-накрест положенные перья.

Я понимала, что брату будет неприятно видеть меня в одежде матери, но сказать он ничего не посмеет. В конце концов, оделась я элегантно, как он и велел.

Пуговицы я застегивала десять минут – настолько пальцы онемели от болеутоляющего. Идя по коридорам, я держалась рукой за стену. Мир стал зыбким и ненадежным. Туфли я несла в другой руке, собираясь надеть их перед входом в столовую, – боялась поскользнуться на натертом паркете.

Тени расползались по обнаженным рукам, от плеч до запястий. Истончаясь, они обвивали пальцы и густо синели под ногтями. Они обжигали болью, немного притупленной лекарством. Кивком головы я удержала стражника, собиравшегося распахнуть двери столовой, и обулась.

– Теперь открывай, – сказала я, и он послушно надавил на дверную ручку.

В просторном зале было тепло: на столе мерцали свечи, а в камине потрескивал огонь.

Ризек, озаренный пламенем, крутил в пальцах бокал. Справа от него маячила Има Зетсивис – жена Узула Зетсивиса, который входил в ближний круг нашей матери.

Я посмотрела на Иму. Еще молода, по крайней мере, гораздо моложе мужа, но волосы уже белые как снег, подумала я. А еще у Имы оказались изумительные синие глаза и не сходящая с губ улыбка.

Прочие присутствующие не представляли для меня особого интереса. Слева от брата стоял Вас, куда же без этого типа. Его двоюродный брат, Сузао Кузар, подобострастно хохотал над какой-то шуткой Ризека. Рядом околачивался наш кузен Вакрез, специалист по муштровке солдат, жадно допивавший вино, его супруга Малан и Лети – взрослая дочь Зетсивисов. И, наконец, Зег Радикс, которого я лишь однажды видела на похоронах его брата Кальмева – солдата, которого убил Акос Керезет.

– Наконец-то! – Ризек махнул мне рукой. – Все знакомы с моей сестрой Кайрой?

– А на тебе платье твоей матери, – заметила Има. – Как изысканно!

– Мой брат попросил меня одеться элегантно, – старательно выговорила я онемевшими губами. – А моя мать славилась своим вкусом по части нарядов.