Пароль XX века
(Рассказы) - Никольский Борис - Страница 26

«Если когда-нибудь трагедия, разразившаяся в нашем городе, будет раскрыта, — писала местная газета, — то только благодаря одержимости профессора Бергсона, той одержимости, которая отличает истинного ученого, истинного исследователя от обыкновенного исполнителя…»

Перед отлетом, уже в аэропорту, как и в день своего прибытия в Кроумсхелл, Бергсон вновь устроил краткую пресс-конференцию.

За те две недели, что работал профессор в городе, он немного осунулся, отпечаток усталости явственно читался на его лице, но глаза его смотрели все с той же жизнерадостной уверенностью, как и тогда, когда он впервые предстал перед журналистами. Профессор сказал, что он удовлетворен проделанной работой, что он благодарит всех, кто так или иначе старался помочь комиссии, что поистине огромное количество собранных фактов позволяет надеяться: истинные причины катастрофы будут раскрыты. «Теперь, — сказал Бергсон, — предстоит скрупулезный анализ собранного материала, предстоит долгая и нелегкая работа, но я убежден, эта работа не окажется безрезультатной…»

Это были последние слова, которые произнес Бергсон, перед тем как ступить на трап самолета. На другой день именно эти слова местная газета вынесла в заголовок отчета о пресс-конференции, опубликованного на первой странице.

Комиссия улетела, будничная жизнь, казалось, снова постепенно возвращалась в город, но разговоры обо всем, что произошло, горячие споры, предположения, одно порой нелепее другого, продолжали будоражить город. Но шло время, никаких сообщений о работе комиссии, о ее выводах не появлялось, иные события сотрясали мир, постепенно страна забывала о существовании маленького городка где-то далеко на юге и о трагедии, им пережитой. И потому, когда спустя еще три месяца в одной из столичных газет появилась маленькая заметка, набранная петитом и зажатая среди различного вида хроники, на нее мало кто обратил внимание, кроме, пожалуй, самих жителей Кроумсхелла.

«Как стало известно, — говорилось в этой заметке, — профессор Бергсон признал, что его комиссии, несмотря на длительное изучение собранных материалов, так и не удалось установить подлинных, достаточно достоверных причин катастрофы, постигшей Кроумсхелл. По всей вероятности, эта трагедия так и останется одной из тех загадок, которые, подобно загадке Бермудского треугольника или небезызвестной „болезни легионеров“, волнуют наше воображение, но до сих пор не получают убедительного научного объяснения. „Если бы на земле не осталось тайн, нам, наверно, было бы скучно жить“, — заявил профессор Бергсон со свойственным ему юмором».

Разумеется, заметка эта вызвала разочарование среди многих жителей Кроумсхелла. Но странное дело — к этому разочарованию примешивалось и чувство гордости: теперь их городок, ничем не прославившийся за долгие годы своего существования, тоже имеет свою загадку, свою тайну. Загадку, которую, возможно, когда-нибудь назовут одной из самых удивительных загадок XX века…

— Вы неплохо поработали, Бергсон. Я познакомился с вашим докладом.

Генерал (впрочем, он и сейчас, как обычно, был в штатском костюме) похлопал ладонью по лежащей перед ним папке.

— Вы ведь знаете, какое значение придавал наш отдел этой операции. Теперь, надеюсь, ни у кого не останется сомнений, как мы были правы, настаивая на подобных испытаниях. Да, да, их надо было проводить именно так, в естественных, реальных условиях. Честное слово, небольшой переполох в этом городишке стоит тех результатов, которые мы получили. Я благодарю вас, Бергсон.

— Я рад, что моя работа пригодилась, — сказал профессор. — Действительно, экспериментальный материал, полученный нами в Кроумсхелле, поистине неоценим. Но к сожалению, сегодня это не все, что я хотел бы сообщить вам. У меня есть и менее приятные известия. Вот, взгляните, это информация агентства Ассошиейтед Пресс…

Генерал взял листок, протянутый Бергсоном, и, надев очки, быстро пробежал глазами текст:

«На проходящей в Женеве конференции „Врачи — за будущее Земли“ советский академик Коросты лев привлек внимание участников конференции к загадочной трагедии, недавно постигшей жителей Кроумсхелла. „Если внимательно проанализировать ряд сообщений, просочившихся в печать, — сказал ученый, — то нельзя не прийти к выводу, что разыгравшаяся там драма скорее всего является результатом мощного воздействия целенаправленного излучения. Сейчас трудно судить, было ли это заранее запланированным испытанием нового оружия — оружия массового психического поражения или результатом непредвиденной аварии аппаратуры, расположенной на военной базе в горах возле Кроумсхелла, но так или иначе, это событие, которое может иметь далеко идущие трагические последствия“. Академик Коростылев призвал мировую общественность настаивать на немедленном запрете Организацией Объединенных Наций каких-либо работ или испытаний, направленных на создание оружия массового психического воздействия. Создание такого оружия он назвал современным варварством».

— Да, — произнес генерал после небольшой паузы, — это действительно мало приятно. Представляю, какой шум сейчас поднимут все эти миротворцы! Впрочем, знаете, Бергсон, это уже не наша с вами забота. Пусть-ка теперь поработают дипломаты. А мы свое дело сделали. Мы сделали свое дело, Бергсон!

Торпеда

резидент был убит тремя выстрелами в упор в четверг, в 16 часов 5 минут, в тот момент, когда после завершения торжественной церемонии открытия нового культурного центра он направлялся к своей машине.

Стрелявший в президента был арестован тут же, на месте преступления. Им оказался 42-летний Джимми Браун, в прошлом солдат морской пехоты, затем мойщик машин на заправочной станции, нынче человек без определенных занятий, сравнительно недавно судимый за мелкое воровство и отбывавший тюремное заключение в течение шести месяцев. На вопрос, из каких побуждений он стрелял в президента, Джимми Браун ответил: «Это мое личное дело. У меня с ним были давние счеты. Я должен был отомстить этому человеку, и я отомстил».

На вопрос, были ли у него сообщники и оказывал ли ему кто-нибудь помощь в организации покушения, Джимми Браун категорически ответил «нет» и добавил с оттенком гордости: «Я все сделал один».

— Как бы не так! — воскликнул Артур Гринвуд, выключая телевизор. — Как бы не так! Нужно быть круглым идиотом, чтобы в это поверить! Старая история! Убийца-одиночка! У него, видите ли, были давние счеты с президентом! А вы обратили внимание, Юджин, на выражение лица этого типа, этого Джимми Брауна? Ведь ни страха, ни тени раскаяния — одно лишь удовлетворение от хорошо выполненной работы!..

В тот момент, когда страна узнала о покушении на президента, Артур Гринвуд дописывал статью под названием «Схлынет ли волна преступности?». По давней журналистской привычке Гринвуд не умел, не любил работать в тишине. Он стучал на портативной машинке, подавал короткие реплики своему старому приятелю Юджину Макклоу, который рассказывал ему о поездке на Ямайку, и время от времени бегло посматривал на экран телевизора: там завершался репортаж о торжественном открытии нового культурного центра.

Когда прозвучали хлопки выстрелов, оба, и Гринвуд, и Макклоу, не сразу поняли, что произошло. Толпа на экране, только что плотно окружавшая президента, вдруг словно бы распалась на два людских водоворота. В центре одного из них был президент, в центре другого — тот, кто стрелял в президента. Президента быстро пронесли к машине, еще раз мелькнуло на экране лицо покушавшегося, которого крепкой хваткой держали агенты секретной службы. И все кончилось.