Незримое (СИ) - Леола Кристина - Страница 59

– Пей, – равнодушно велел шаман и после первого же глотка испарился.

А птицелов снова очутился в лесу.

Сегодня это был лес знойный, тропический, экзотический. Пушистые ели сменились незнакомыми остролистыми деревьями и болтающимися тут и там лианами, по которым перебирали проворными лапами диковинные зверьки.

Ну а уж разноцветных птиц тут оказалось – не счесть. Рай для птицелова. Ад для Ярополка. Вчерашние события были еще слишком свежи в памяти, потому он упорно отводил глаза от ярких пятен, что мелькали тут и там, будто нарочно дразня и провоцируя.

Ну и как клептоман, даже не подозревающий, что уже стянул чужую вещь, Ярополк и не заметил, как в его ладони вдруг оказалась зажата прекрасная желтокрылая птичка с апельсиновой грудкой.

И кошмар вчерашнего дня повторился. И обратилась птица прелестной девой с бронзовой кожей и золотыми волосами. И рассмеялась она, глядя на Ярополка:

– Ярик, солнце мое ясное, ты чего такой серьезный? Улыбнись, Ярик, улыбнись, к нам едет моя мама!

Он готов был сразу орать и звать шамана, но горло перехватило, словно туда песка насыпали, и Ярополк опомниться не успел, как уже бежал с девоптицей под руку к небольшой деревянной хижине, с основы до плоской крыши заросшей пестрыми цветами и вьюнками.

А потом сидел за обшарпанным столом, глядел на неуместную в данной обстановке фарфоровую чашку, куда ему все подливала и подливала чай постаревшая копия девоптицы, и мысленно молился о скорой смерти.

– …И сад сорняком зарос, не следишь совсем, Ярик, – попеняла, очевидно, теща.

– …И баньку б давно срубил, а то ж и отдохнуть никого приличного не позвать, что в вашей глуши делать?

– …И крыша, того и гляди, обвалится. Я вот сижу-сижу и прямо чувствую, как она трещит надо мной, грозя похоронить здесь навеки.

Ярополк с надеждой возвел глаза к потолку…

– …А детей в такой обстановке растить нельзя. Негоже приводить в этот мир детей, коли сами на ногах едва стоите…

– Так мы и не собираемся, мама! – вмешалась золотоволосая девоптица.

– Как это не собираетесь? – возмутилась теща. – А я, по-вашему, вечная? Мне, по-вашему, внуков понянчить не хочется?

– Но ты же сама сказала, мама…

– Я сказала, что б вы на ноги встали, а не про детей забыли.

Ярополк гипнотизировал взглядом чашку, в которую с крыши действительно летела какая-то шелуха, отчего по бурой поверхности шли круги.

– …И работу пора нормальную найти, а то много ли он подымет на своих кокосах?

– Шаман!

На сей раз умолять не пришлось, и уже через секунду Ярополк стоял на прекрасной лесной опушке, чувствуя, как бешено колотится сердце, а на языке горечью оседает невкусный тещин чай.

ДЕНЬ ТРЕТИЙ

Птица парила над водой. Крохотная, пестрая, будто совместившая в своем оперении все возможные оттенки неба и моря, и Ярополк не смог удержаться. Он плыл на вручную сколоченном плоту, казалось, целую вечность.

И сначала у него были весла, а потом – только воля великого океана.

Сначала его сопровождал азарт погони, а потом – только затмившая разум жажда обладания.

Сначала он не понимал, что творит, а потом увидел в своей руке небесную птичку и сокрушительно вздохнул. Через несколько мгновений на мокрых досках рядом с ним стояла бледная дева с нежно-голубыми глазами и короткими пушистыми волосами цвета морской волны.

Но не смеялась она, как прежние – катились слезы по фарфоровым белым щекам.

– Яр, мой Яр, – причитала девоптица, – ты совсем меня не любишь. Океан для тебя всегда важнее.

– Яр, мой Яр, – всхлипывала девоптица, – над городом тучи собираются, в такую погоду мне всегда тоскливо.

– Яр, мой Яр, – рыдала девоптица, – сердце мое пронзила стрела отравленная. Больно мне, Яр! Дышать больно, жить больно, думать больно…

А потому уже не было ни плота, ни океана. Точнее, океан остался далеко внизу – бился суровыми волнами о неприступные скалы, рвался на другую сторону, да никак пройти не мог.

И стоял Ярополк бок о бок с девоптицей на высокой башне белокаменного замка, что высился на краю обрыва. И считал Ярополк слезинки, что падали из прекрасных лазурных глаз.

– Это все ветер, Яр, он задевает какие-то струны в моей душе…

– Это все солнце, Яр, оно так невыносимо прекрасно…

– Почему ты не говоришь, что я тоже прекрасна, Яр?

– Ты не любишь меня, Яр! Я знала, что ты меня не любишь! Ох, утешь меня, Яр, утешь своим поцелуем!

А потом и слова потонули в сплошных рыданьях, так что уже непонятно стало, что вызывает слезы – ветер, солнце или отсутствие заверений в вечной любви.

– Шаман, – тихонько прошептал Ярополк, практически не открывая рта – ну чисто чревовещатель. – Ша-ама-а-ан, я тут все.

– С кем ты говоришь, Яр? Почему ты никого не говоришь со мно…

А вот и родная поляна. Спасибо, шаман.

ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ

Обошелся без птиц.

Ярополк и сам не понял, как удержался. Не то шаман отправил его в мир, лишенный соблазнов, не то лечение и вправду уже давало свои плоды.

ДЕНЬ ПЯТЫЙ

Поляна. Шаман. Колечки дыма. Бутылка. Уже привычно, уже без слов.

Ярополк вознамерился повторить подвиг предыдущего дня, но все пошло не так с первых секунд.

Во-первых, он очутился в пустыне. В жаркой пустыне, и куда ни глянь – до самого горизонта одни барханы и ни следа хоть какой-нибудь жизни. Даже завалящего кактуса или, там, вездесущей ящерки…

«Ну тут уж точно птиц не будет», – самодовольно подумал Ярополк, и вот тогда-то случилось во-вторых.

Точнее, не случилось ничего. Шаман не откликнулся на зов, ноги не спешили вести хозяина к цели, разум вяло отмахивался от любых вопросов и растекался лужицей в черепной коробке.

Ярополк плавился от жары.

Он пробовал идти, куда глаза глядят, но то и дело натыкался на собственные следы и понимал, что бродит кругами.

Он пробовал кричать – но барханы проглатывали его слова и топили в песках.

Он стянул футболку и повязал ее на голову в надежде избежать солнечного ожога и теплового удара, но, наверное, слишком поздно, потому что, отчаявшись, вдруг узрел величайшее чудо в своей жизни.

Прекраснейший пруд с кристально чистой водой, в которой отражались плывущие вдаль облака. Над водой, почти касаясь поверхности длинными листьями, склонялись уставшие пальмы, а в небе над ними мельтешила стайка зелено-коричневых птичек, песней заманивая Ярополка в свои сладкозвучные сети.

И он пошел. Не к птицам – к воде. Хотя в данной ситуации это почти одно и то же.

Нырнул в пруд с разбегу. Вскрикнул радостно, когда неожиданно холодны капли освежили тело и прояснили разум. Глянул в небо и захохотал как сумасшедший.

– Заигрался, шаман! Ахахахаха! Не нужны мне твои птицы, мне и водицы хватит!

А потом почувствовал, как трепыхается что-то в ладони. Глядь – а там сразу пяток пернатых уместился. И все раздуваются, расширяются, лысеют, что деревья по осени.

Секунда-две-три – и сидит уже Ярополк под пальмой, а вокруг него пяток девиц крутится. Кожа – что глина коричневая. Глаза – что листва зеленые. Улыбки белозубые, узоры на гладких головах занимательные.

– Не трогай Яро, глупая, устал он, не видишь что ли? – шипит одна, отталкивая вторую.

– Сама бы лучше шкурами занялась, чем тут ошиваться, не твой сегодня день, – возмущается третья.

– Так и не твой, Яро сегодня мне обещан, а вам бы морды умыть – красные от песка, – влезает четвертая.

А пятая молчит да плечи Ярополку наминает, да по животу рукой гладит. Второй, третьей, четвертой. Э-э-э…

– Яро сам решит, кто ему сегодня ужин готовит, а кто танцует.

– Вот и не мешай ему решать, вот и не распускай свои лапы загребущие.

– Это у тебя загребущие!

– Эй, а ты куда полезла!

– А ну-ка все разошлись, Яро мой!

– Ты в гладь до водную взгляни на рожу свою змеиную, а потом зарься на чужое!

Если б были у девоптиц волосы, то таскали бы они уже друг друга за них, как пить дать. А так только по рукам шлепали, да пинались, через несколько минут, похоже, окончательно забыв и про Ярополка, и про шкуры, и про ужин.