Горничная особых кровей (СИ) - Грин Агата - Страница 23

Он кивнул.

— После того, как вы пытались выбросить меня из окна и чуть не сварили в ванне, мне даже стоять рядом с вами боязно. Вы

самый непредсказуемый человек из всех, кого я встречала.

— Я твой владетель, защитник и кредитор. Не хочешь отвечать? Твой выбор, горничная. Приберись здесь, слей воду,

переоденься. Расстели мою постель, проветри спальню, накорми Мелка. И не забудь - ты спишь в моих покоях. Возьми

простыни, подушку и покрывало из шкафа и устрой себе спальное место на диване.

Закончив с делами, я улеглась на диване и постаралась заснуть. Не получалось. Мысли вертелись в голове, как

сумасшедшие. Денек выдался ох, какой сложный. И с чего все началось? С упоминания про птичку и деток. Альбинос

надавил на мое больное место и спровоцировал панические атаки, сразу две за день.

Зачем он это сделал? Я ведь не представляю для него никакой выгоды, а жалеть такие, как он, не умеют. Так почему он

возится со мной?

Он определенно знает обо мне что-то, чего не знаю я сама. Так почему бы не спросить у него прямо? Что я теряю?

Я рывком откинула покрывало, вскочила и пошла в спальню к владетелю. Постучалась, дождалась тихого «Заходи». В

центре расстеленной постели возлежал Мелок, на спинке, раскинув все шесть лапок. Во сне он забавно посапывал.

А центаврианин сидел в кресле, держа в руках личный планшет.

— Если вы хотите мне помочь, светлейший, так помогайте, как владетель своей подданной. А если вам просто хочется

поиздеваться надо мной, тогда вы мерзкий обесцвеченный слизняк!

— Это все, горничная?

— Я пришла выполнить платное задание! Вы интересовались как-то, зачем я купила аэрокар… Аэрокар - это радость,

чистая, простая радость, отдушина для человека, у которого ничего не осталось. Аэрокар упал. Соседке поставили имплант.

Мне запретили выезжать из владения. Мне приходится служить вам. А мне тяжело даже с вами рядом находиться, потому

что вы очень похожи на человека, который исковеркал мне жизнь. Из-за всего этого у меня вновь начались панические атаки.

Вот, я и напилась. Черт знает, как мне вылечиться.

Владетель выслушал меня, не сделав ни одного едкого замечания и даже не усмехнувшись. Закончив говорить, я ожидала

насмешки, язвительной фразочки или, наоборот, ледяной сухой отповеди.

Центаврианин же сказал спокойно, без намерения поиздеваться:

— Я оценил твою честность, горничная. Поэтому отвечу так же честно. Ты не восстанавливаешься, потому что у тебя

аномалия потоков энергии. У моего племянника та же проблема, — владетель выждал короткую паузу и добавил: — Это

лечится, горничная. Доверься мне, как своему владетелю, и забудешь об этой проблеме.

Наши взгляды встретились. Я вспомнила, что альбинос уже несколько раз лечил меня теплом, да и в порядок после приступа

привел очень быстро. И эффективно. Неважно, что про него говорят, какая о нем идет слава. Все это неважно, слова - ложь.

Важны только поступки, а поступки альбиноса - это поступки владетеля.

— Я вам доверяю, — шепнула я и добавила уже громче, увереннее: — Как владетелю.

— Тогда идти спать, горничная.

Я развернулась и покинула его покои. Легла на диван, подумала об альбиносе. Он может меня вылечить… Он может мне

помочь. Эта мысль подарила мне спокойствие, состояние, в котором я давно уже не пребывала. Замигал платежный браслет

на руке, который я забыла снять.

А вот и первые пятьдесят п.е.

Я посмотрела на дверь спальни владетеля. Он помогает мне, да еще и платит за это. Вот это мужчина, чтобы его

рептилоиды сожрали!

На этот раз в зону с владетелем полетели не только мы с Ветровым, но и артист Той Ильмонг. Пока для нас готовили

аэрокар, я подмечала, как прислуга реагирует на мужчин.

Ветров для всех был невидимкой. Молчаливый и спокойный, он мало чем отличался от обычного дарнского мужика. Все

внимание на себя оттягивал Той Ильмонг. На ум так и шли эпитеты - «золотой», «пламенный», «сияющий». Даже когда

апранец был спокоен, что-то необычное проскальзывало в его взгляде, движениях, заставляло на него смотреть.

А вот владетель пугал народ, вызывал напряжение и желание отойти подальше, опустить взгляд. На него если и смотрели,

то завороженно, со страхом, как на опасного зверя. Он двигался бесшумно, голос его был мягок, а движения плавны. Я

загляделась на альбиноса и проворонила момент, когда он повернулся и поймал мой взгляд.

«Что, горничная, взгляда от меня отвести не можешь?»

Я вздернула подбородок.

«Не обольщайся, обесцвеченный».

Мы заняли свои места в каре. Владетель с Ветровым начали разговаривать на центаврианском, я устроилась на сиденье в

уголке. Той Ильмонг, не найдя себе другого занятия, включил на планшете запись со своего же концерта.

И вот тогда-то я, наконец, поняла, отчего все так носятся с этим артистом.

Звук шел немного искаженный, шипящий, но и так пение Ильмонга очаровывало, обволакивало, как сладкий дурман. Не

имею понятия, как зовется такой певческий голос, но это очень красиво слышится, и с первого же прослушивания пленяет.

Апранец заметил, что я тоже слушаю запись, и обернулся ко мне.

— Влюбилась уже?

Тут бы съязвить, или ответить остроумно, но я лишь признала свое поражение и улыбнулась в ответ восхищенно. Честное

слово, такому человеку можно многое позволить, чтобы он и дальше радовал пением, чтобы вдохновение и эти серебряные

переливы в его голосе не пропадали!

Ко мне повернулся и Аркадий, добавил с улыбкой:

— На концертах, где выступает Той Ильмонг, всегда аншлаг.

— Поговаривают, я стану Голосом тысячелетия, — проговорил Ильмонг.

В беседу включился и владетель:

— Голос тысячелетия - Мэон Этельян.

— Центавриане петь не умеют! — отрезал апранец.

— Горничная, ты слышала, как поет Этельян?

— Нет, светлейший.

— И не слушай! — Той разгорячился. — Этельян поет чисто, но без души. Наставники всегда ставят ее в пример, но мне

такие примеры не нужны. Что есть пение? Дар, эмоция, душа, а для нее это… это… процедура. Так что не говорите мне про

Этельян, товарищи!

Той еще долго возмущался тем, что ему напомнили про эту центаврианскую певицу, а Гоин и Аркадий до самой посадки

подтрунивали над артистом. Тот горячился и обещался доказать им свою правоту. Споры утихли только, когда кар сел на

аэро-площадку и мы вышли наружу.

Зима никак не хотела уступать весне, и напоследок ударила таким морозом, что даже дышать стало больно.

— Такой климат убивает. — проворчал Ильмонг.

— Эо-ши защитит тебя от мороза.

— От такого - не защитит. Как вы здесь живете, красавица? — обратился ко мне артист.

— Скучно, сударь.

— Вот-вот, скучно и холодно у вас.

Владетель помнила меня пальцем; когда я подошла, он провел перед моим лицом рукой, «ощупывая» энергетику, и

констатировал:

— Ты замерзнешь.

— Всего минус двадцать пять, светлейший, не замерзну.

Аргумент центаврианина не убедил.

— Ветров, дай горничной запасной эо-ши.

Аркадий стащил с себя рюкзак, покопался в нем и выудил нечто в темном чехле. Нечто сразу мне не понравилось.

— Что это?

— Заряженный эо-ши ограниченного выпуска,— с готовностью объяснил ученый. — Надень его, и тогда холод станет тебе не

страшен. И не только холод, но и голод. Появится много сил и энергии. Попробуй, тебе понравится.

— Нам никакой мороз не страшен, — сказала я, изображая брезгливость. На самом деле я струсила: с моими проблемами

опасны технологии лирианцев, особенно, связанные с эо-энергией.

В глазах владетеля появилось насмешливое выражение. Его забавляет, что мне все время хочется ему противоречить.

— Это платное задание, горничная. Надень эо-ши.

— Нет.

— Тогда не жалуйся, когда замерзнешь, — обронил альбинос и сразу потерял ко мне интерес.