Влюбленный призрак
(Фантастика Серебряного века. Том V) - Архипов Николай - Страница 53

На лице городового мелькнула вдруг новая мысль:

— А потом опять-таки, в рассуждении вида на жительство…

— Но ведь я же из семнадцатого века!.. — громыхал Статуй.

— Это нас не касаемо… А лучше всего вам в участок пожаловать, господин медный. Там уж все разберут в лучшем виде-с.

Нечего было делать: вместо питейного заведения пришлось отправиться в участок.

Франтоватый пристав с закрученными усиками встретил Статуя очень сухо и официально.

— Ваше звание, возраст, профессия?

Ответить на эти вопросы оказалось делом весьма трудным, и сам пристав долго тер лоб, и, в конце концов, должен был сознаться, что положение этакое, совсем исключительное…

— Вам необходимо приписаться к сословию и взять вид на жительство…

— Помилуй Бог. Мне ведь только прохладительного выпить… А потом я опять вернусь к памятнику.

— Это ровно ничего не значит: всякий гражданин, ступивший на твердь нашего государства, должен иметь паспорт… Паспорт — это душа человека! Вот, извольте подписать это заявление.

Пристав продвинул к нему бумагу, отметил ногтем — где именно следует подписать.

— Вы уж извините, я только по церковно-славянскому умею.

— Это не совсем удобно, но на первый раз пусть уж будет так… Вот вам временный вид на жительство. Потрудитесь предъявить его дворнику для прописки.

— Да что вы, господин пристав, — мне квартиры совсем не требуется…

— Это уж, простите, меня не касается… Мой долг — предупредить. Честь имею кланяться…

Пристав церемонно поклонился, давая понять, что аудиенция окончена.

Выйдя из участка, Статуй поспешил зайти в первый же трактир.

— Пивка бы мне… — прогремел он толстому, бородатому целовальнику в засаленном жилете.

— Вам бокал или кружечку?

— Чего-нибудь покрупнее.

— Стало быть, большую кружку?

Когда Статую подали бутылочную кружку, он посмотрел на нее с превеликим удивлением:

— Этакий-то наперсток!

— Помилуйте, самая большая, в двугривенный идет у нас.

И целовальник беспомощно развел руками.

— Тогда уж разве ведерко? — нерешительно предложил он.

— Это дело веселей — давай ведерко!

— Никита, нацеди-ка господину ведерочко пива! — распорядился целовальник.

Кряхтя и перегибаясь, половой принес ведро аппетитно пахнущего пива.

— Славно! — изрек Статуй, в несколько глотков осушив ведро.

— Давай-ка, борода, второе.

После второй порции зашумело в бронзовой голове и захотелось третьего ведра.

— Давно, брат, не пивал этакой благодати, почитай, лет триста!

— Что и говорить, ваше дело табак: ни тебе выпить, ни тебе закусить, знай — стой да помалкивай.

— Да, брат, — глубоко вздохнул Статуй, — украшать город — дело тяжелое… Ну-ка, нацеди, паренек, еще посудинку…

— Четвертое-с?..

— Кажется… Не люблю считать.

Целовальник нерешительно топтался на месте:

— Оно точно-с… А только позвольте получить сперва за выпитое-с…

— Что получить? Не понимаю…

— Деньги-с, пятнадцать целковых за три ведра-с.

От такого неожиданного оборота Статуй опешил и в раздумье наморщил чело.

— Как же быть? Денег у меня нет. Совсем забыл, что теперь деньги эти самые пошли…

— Ежели денег нет, не надо было и угощения требовать. Которые господа благородные этак не поступают с… Никита, кликни-ка с поста городового — в участок требуется свести господина памятника…

— Опять в участок? Я ведь только что оттуда… — тоскливо громыхнул статуй.

— Вот как-с?

Целовальник призадумался. Потом стал глядеть на камзол Статуя и что-то смекать.

— А знаете что-с? — заметил он, наконец. — Заместо денег сорвите-ка у себя с кафтанчика пуговочку одну — в ней, поди, фунтиков пяток бронзы набежит… Вот и разочтемся по душам…

— Как же мне без пуговицы — это ведь неряшливость!..

— Пустяки-с: завсегда всякий человек может одну пуговку потерять.

— Ты думаешь, борода?!

— Очень даже просто-с.

Немного это, конечно, странно: были все пуговицы, и вдруг одной не стало?.. Да ведь нечего делать — надо расплачиваться. Не может же он, Статуй, остаться в мошенниках.

— Ну уж, ладно, получай.

Статуй оторвал от камзола верхнюю пуговицу и вручил целовальнику.

Тот любезно расшаркался.

— А между прочим, ежели желаете, — за вторую пуговочку можем еще три ведерочка нацедить?

— Нет, борода, это невозможно!.. Ну, без одной куда еще ни шло. А украшать город без двух пуговиц — это уж одна срамота!..

— Напрасно так изволите думать… Ну, действительно, стоит, скажем, памятник… Но кому же, скажите на милость, придет охота в пуговицы всматриваться!.. Серьезный который человек никогда не станет на такие пустяки внимание обращать… Поверьте-с!

Статуй призадумался. И выпить большая охота и пуговицы жаль.

— А, пожалуй, ты прав — пуговица штука мелкая; ее и заметить-то трудно… Да, кстати, уж одной нет. Получай- ка, борода, и вторую.

Статуй оторвал вторую пуговицу и швырнул ее на стойку.

— Благодарим покорно-c…. Никита, нацеди-ка, паря!

— А мошенник ты, борода: в пуговицах-то фунтов по пятнадцати верных будет?!

— И што за счеты, господин… Человек вы, можно сказать, одинокий, а у меня детишки. Двое в гимназиях обучаются… хе… хо… — денег много требуется….

— Ну, уж ладно, скули…

Три новых порции еще больше разожгли хмельную жажду. Захотелось уже Статую выпить чего-нибудь покрепче.

— Послушай, борода, а нет ли у тебя каких других напитков — посерьезнее чтобы?

— Как не быть! При вашей комплектности первеющее дело — водка… А пить ее вам надобно штофами, чтобы, значит, в пропорцию…

— Ну, так давай водки!..

— Хе-хе… шутник-с… А как же насчет монеты?

— Ах ты пропасть — все забываю ваши порядки!.. Тек- c… Монеты, брат, в наличности не имеется…

— Плохо-с, плохо-с… Придется, видно, без водочки… А, между прочим, средство имеется: пуговичка одна на кафтане у вас осталась… Зряшная она совсем — только, можно сказать, беспорядок один делает… Ежели угодно — три штофика за нее отмерим…

— На этот раз ты, пожалуй, прав: одной пуговице торчать совсем уж не к чему. Получай!

Водка еще больше пришлась по вкусу. Этакой благодати еще не приходилось пивать.

— Славно, борода, это придумано!

Большими глотками пил Статуй водку и закусывал всякой снедью, расставленной у стойки.

После первого же штофа он съел всю закуску. Целовальник смотрел и раздумно качал головой:

— Обмахнулся я малость — совсем не рассчитал аппетита вашего… Ну, уж ничего-с — моя ошибочка.

— Не скули, борода, больше пуда бронзы получил!.. Давай-ка еще закуски.

— Можно-с. Никита, подай-ка там за перегородочкой два хлеба, да насыпь мисочку соли!..

Половой принес дна увесистых ржаных хлеба в глиняную миску соли.

— Вы уж извините-с, ха… ха… — деликатес не припасли.

— Ладно, скаред ты этакий!.. А знаешь, брат, ваша водка похмельнее нашей браги… В голове у меня этакое делается, развеселое…

— Водку мы, господин, держим правильную — водой не разбавляем.

— А не можешь ли ты, борода, музыку мне предоставить? Страсть люблю, ежели музыка играет!

Целовальник на минуту призадумался.

— Оно, конечно, можно для хорошего гостя постараться, только для этого надобно в кабинетики перейти — там фортепьяно имеется, а за музыкантом пошлем.

— Вот за это, брат, молодчина!.. Люблю широту натуры!..

— Что и говорить: оно приятно, ежели при широте натуры… Только за кабинетик и музыку вам придется пряжечки от туфелек оторвать.

— Ах ты, дьявол!.. Да как же я без пряжек останусь город украшать!!. Ни пуговок, ни пряжек… Это уж не памятник, а какой-то золоторотец.

— Подумаешь — большое украшение пряжка!.. Да кто и смотрит-то на ноги! Завсегда лицо обозревают, фигуру, а пряжек этих самых — хоть бы и совсем не было…

— Ну, черт с тобой, пожалуй, можно и без пряжек. Согласен — распорядись! Получай пряжки.