Грустный день смеха
(Повести и рассказы) - Дубровин Евгений Пантелеевич - Страница 9

Юрик онемел. Что такое Заяц мелет? Какая жена, какая мать? Никто в классе никогда не вел подобных разговоров.

— Неужели… неужели ты уже сейчас думаешь об этом? — прошептал Юрик.

— Сейчас самое и думать, — назидательно сказал Заяц. — Сейчас время есть, а потом закрутишься на работе. Кроме того, выбирать лучше всего жену, когда она еще маленькая, не научилась притворяться. Потом, когда ей замуж приспичит, начнет строить глазки, улыбаться, то, се… До нутра ни за что не докопаешься.

Ну, Заяц! Ну, хитер! С виду совсем еще зеленый, а вон о чем думает!

— А если она за тебя не пойдет? — спросил Юрик.

— Пойдет, — убежденно ответил Заяц.

— Она же тебя ненавидит.

— Если бы, — вздохнул Заяц. — Именно ненависти я и добиваюсь. Как только я увижу, что это дело произошло, я тут же ей признаюсь в любви. И дело в шляпе. От ненависти до любви один шаг. Видал в кино?

— Видал.

— Вот так я и сделаю. Думаешь, зря я ее дразню?

Ну, Заяц! Ну до чего же хитер! Просто сил нет!

— По-моему, ты уже добился своего.

— Не-е… Она пока еще не сказала. Как только скажет… Тогда я ей и признаюсь… Дня два попсихует, а потом тоже полюбит. Я про такие дела много слышал. А ты?

— Я тоже.

— До свадьбы дружить будем. Я ей помогать по хозяйству стану, а то у них крыша совсем худая и забор повалился. Без мужика плохо. А она моей матери постирушку делать поможет. Одна она совсем зашивается. Мешков натаскается, а потом засыпает у корыта. Ну а потом, когда вырастем, конечно, поженимся. Я сына хочу. Чтобы после смерти в него переселиться. Как отец в меня.

Ну, Заяц! Сам еще пацан, а уже о сыне думает!

Много еще о чем говорили Юрик и Заяц той ночью, и Юрик окончательно убедился, что его друг — человек необыкновенный и что мир еще услышит о Зайце.

— Мир еще услышит обо мне, — так и сказал Заяц, уже засыпая. — Я очень сильный и люблю работать. Я стану или инженером, или агрономом. Я изобрету или сталь, которая не истачивается, чтобы лемехи у плугов вечными были, или выращу такой сорт пшеницы, чтобы каждый колос по полкило весил.

— Ну? Полкило? — не поверил Юрик.

— Полкило. А может быть, и больше, — убежденно сказал Заяц. — А потом и стану известным ученым и начну путешествовать. Поеду по всему свету. Я хочу увидеть всех диких зверей мира. Представляешь? Всех до одного! Я страшно хочу увидеть этих зверей. Они мне просто не дают покоя. Снятся по ночам.

— Мне тоже хочется увидеть диких зверей мира, — сказал Юрик.

Заяц заскрипел кроватью.

— Нет, тебе не так хочется. Может, и хочется, но не так, как мне. Я бы с ними разговаривать научился. Я бы узнал, что думают слон, рысь, удав, какой-нибудь там лемур. Я бы стал их другом.

— Они тебя бы съели.

— Я невкусный, одни жилы и кости, — пробормотал Заяц и заснул.

— Левей, еще левей, — говорит Архип Пантелеевич. — И они наши!

Но в это время Заяц приседает, делает отчаянный прыжок, и вот он уже на заборе и протягивает руку товарищу.

Скорей. Скорей! Ну и Заяц! Настоящий, настоящий друг! Чего ему-то бежать? Он сундука не крал, ему трепки достанется совсем мало, а может, и совсем не достанется, но Заяц все равно бежит рядом из чувства солидарности.

Они бегут по улицам еще спящего поселка. Впереди Заяц, за ним Юрик, за Юриком Архип Пантелеевич, за Архипом Пантелеевичем тетка. Идущие на базар люди смотрят с любопытством за этим живым кинофильмом, но не особенно уж с большим любопытством, поскольку такие «живые кинофильмы» довольно обычное дело.

Они бегут не спеша, экономя силы, зная, что путь предстоит длинный: Заяц впереди, за Зайцем Юрик, за Юриком Архип Пантелеевич, за Архипом Пантелеевичем тетка. Архип Пантелеевич бежит уверенно. Он знает, что догонит. Мальчишки бегают быстро, но они совершенно невыносливы, взрослые бегут медленно, но зато на длинные дистанции. Сейчас они все бегут на длинную дистанцию, и взрослые, конечно, победят.

Впрочем, расстояние между ними было еще приличное, и, возможно, какая-нибудь случайность помешала бы взрослым настичь мальчишек, но тут прямо посередине дороги оказалась Вышка. Она шла, наверно, на базар, с кошелкой, в косынке, мокрая, нескладная, большая.

Увидев друзей, Вышка уставилась на них.

— Куда бежите? — спросила она.

— Прочь с дороги, рыжая крыса! — крикнул Заяц.

Но Вышка и не думала убираться. Наоборот, увидев, что за мальчишками погоня, она вся растопырилась, явно намереваясь помочь задержать беглецов.

Заяц со всего маху налетел на Вышку. Та поскользнулась и упала. Враги забарахтались в траве, на обочине дороги.

— Пусти руку! — кричал Заяц.

— Берите его! Я держу! — вопила рыжая.

Архип Пантелеевич приближался с торжествующим топотом.

— Пусти, крыса!

— Сам ты хорек!

— На вот тебе! Получай!

— Бери сдачи!

Наконец Зайцу удалось освободиться. Архип Пантелеевич был совсем близко.

— Удирай! Я его задержу! — крикнул Заяц другу.

— Бесполезно, не успею… — сказал Юрик упавшим голосом.

— Тогда за мной! Я кое-что придумал! — Заяц рванулся в сторону, оттолкнув протянутую с целью захвата руку Вышки. Рука ударилась о бедро с обидным шлепком. Заяц засмеялся.

— Я тебя ненавижу! — сказала Вышка.

— Наконец-то! — воскликнул Заяц, размазывая по щеке грязь. — Я на тебе женюсь! Мне сейчас некогда… Ты подумай до завтра, а затем скажешь, ладно?

Вышка, опешив, таращилась на своего давнего врага. Руки у нее бессильно висели. Кошелка упала в грязь. Заяц еще что-то хотел сказать, но сзади уже заходил, растопырив руки, как василиск, Архип Пантелеевич. За ним тяжело пыхтела, месила грязь, как утка, тетка.

— За мной! — крикнул Заяц, уворачиваясь от растопыренных кровожадных рук.

Неожиданно Заяц ныряет в кусты оврага, за Зайцем ныряет Юрик, за Юриком Архип Пантелеевич, за Архипом Пантелеевичем тетка. И они бегут по дну оврага. И тут Юрик догадывается, куда они бегут. Они бегут к бомбе. Конечно, куда же они могут еще бежать? Только к бомбе. В любом другом месте их настигнут тетка вместе с Архипом Пантелеевичем, и будет трепка. Возле бомбы трепки не будет, возле бомбы ни один человек не посмеет устроить трепку.

По дну оврага бежать трудно и противно. Ноги разъезжаются, мокрые ветки хлещут по рукам и лицу. В довершение всего дождь стал крупнее, не сильнее, не чаще, а просто его капли увеличились в объеме. Лучше бы он шел гуще, но мельче.

И вот показалась бомба. Она вся была окутана паром. Заяц нырнул в это облако.

Архип Пантелеевич остановился, увидев бомбу. Потом ноги непроизвольно отнесли его на несколько шагов назад.

— Юр! Сюда! — кричал Заяц. — Знаешь, как здесь тепло! Здесь тепло и сухо! А какая она горячая! Сила! Иди сюда.

— Назад! — закричал Архип Пантелеевич. — Сейчас же иди сюда, стервец!

Юрик Оленьев остановился. Сердце его бешено колотилось.

Архип Пантелеевич налетел сзади, схватил племянника в охапку и потащил за груду битого кирпича, сваленную на дне оврага. Самому ему было удирать стыдно, поэтому он сделал вид, что спасает Юрика.

— Вернись! — кричал Архип Пантелеевич. — Я не буду вас бить! Я прощаю!

— Правда, Заяц, иди сюда! Ну ее, смотри, как раздымилась! — присоединился Юрик.

— Сейчас. Я с ней попрощаюсь только. Сегодня она взорвется. Видишь, как злобится! Ишь стерва! Из себя прямо выходит. Как она нас, вражина, ненавидит! На войне не удалось убивать, так она сейчас… Сегодня ей конец… И здесь станет очень чисто и сухо! А мы поедем к диким зверям!..

И тут стало очень светло. Так светло, как никогда еще не было в жизни…

В ОЖИДАНИИ КОЗЫ

Повесть

Часть первая

РАБСТВО

«Толя! Господи! Толя!»

Он набросился на Вада и стал срывать с него одежду. Вад дрался как тигр, но силы были слишком неравны.