Вельяминовы - Дорога на восток. Книга 2 (СИ) - Шульман Нелли - Страница 51

Императрица погладила его по голове: «Ты потом поймешь, что на войне важны не только сабля и форма, но, если хочешь — наш Первый Кадетский корпус для тебя всегда открыт. Тебе нравится в России?»

— Очень! — горячо сказал мальчик и стал загибать пальцы. «Кататься на санках, икра, и еще мне нравится, когда по улицам водят медведей, они очень смешные. Здесь снег всегда лежит, даже летом? — спросил он озабоченно.

— Нет, конечно, — та рассмеялась и взглянула на золотые часы на мраморной каминной доске:

-У меня все внуки взрослые. Однако, если ты не против, выпить чаю с девочками, то мои внучки как раз сейчас садятся за стол. Тебя проводят, — поднялась императрица и позвонила в колокольчик: «А я пока тоже — выпью чаю. С твоими родителями, — усмехнулась она.

Дверь за мальчиком и лакеем закрылась, и в кабинете настало молчание.

Екатерина прошлась по комнате, шурша шелком. Обернувшись, женщина смешливо протянула:

— Месье Корнель, значит… — она положила руку на книги, что лежали на столике орехового дерева. «Тот самый месье Корнель, что пишет о возрасте Земли, о разработках угольных месторождений и получает ордена от покойного султана Марокко.

— Федор Петрович, — укоризненно заметила Екатерина, — вы же по Горному ведомству числитесь. Вы, хоть и ученый, но должны помнить — подданный России может принять орден от иностранного монарха только после получения соответствующего разрешения от собственного государя. А я что-то не помню такой просьбы, — императрица сморщила нос и не выдержала — рассмеялась.

— Ваше величество, — пробормотал Федор, — простите, пожалуйста…

— А так же, — будто не слыша его, продолжила Екатерина, — тот самый месье Корнель, герой восстания в Вандее и знаменитый воздухоплаватель, который спас великую актрису от смерти, — она похлопала рукой по бархатному дивану и сказала Тео:

— Мадемуазель Бенджаман, даже если бы он, — Екатерина кивнула на Федора, — сделал бы только это, я бы его простила. Теперь вы наша гостья, — императрица указала на диван: «Садитесь, садитесь. Я вас никуда не отпущу. Только вы мне должны все рассказать, — прибавила Екатерина, со значением глядя на Федора, — и без утайки.

— Расскажем, ваше величество, — неожиданно весело сказала Тео. «Непременно расскажем».

Когда они ушли, Екатерина долго сидела, глядя в окно, провожая взглядом уезжающие сани. Она посмотрела на икону, что стояла на ее бюро и перекрестилась: «Упокой, Господи, душу отца Корвино. И прости меня, что она умерла — но, Иисус мне свидетель, я ей зла не хотела. Пусть ее дочь будет счастлива, раз уж выжила девочка».

В окне что-то сверкнуло, и Екатерина повернулась: «Ерунда. Привиделось. Какие молнии зимой?»

Она присела к бюро и написала своим твердым, четким почерком: «За заслуги перед отечеством возвести состоящего по горному ведомству Федора Петровича Воронцова-Вельяминова — в чин статского советника, с награждением орденом Святого Владимира третьей степени. Предоставить его приемному сыну, Мишелю де Лу, возможность обучаться за казенный счет в Первом Кадетском корпусе, или ином учебном заведении, а также распространить эту привилегию на других его детей, буде таковые появятся».

— Появятся, — уверенно сказала Екатерина, посыпая чернила песком. «У них кровь крепкая, шесть сотен лет роду. Мадемуазель Бенджаман, — она усмехнулась и дописала: «Определить мадемуазель Тео Бенджаман наставницей в Императорскую Театральную школу».

Она вспомнила низкий, красивый голос: «Конечно, ваше величество, я дам бенефисы, с Пасхи и до конца сезона. На следующей неделе, как вы и велите, я встречусь с директором театра, но потом я все, же уйду со сцены, — Тео улыбнулась. «Восемнадцать лет на подмостках, надо и семье время посвятить».

— С назначением пожизненной пенсии, — Екатерина размашисто расписалась и взглянула на низкое, угрюмое, северное небо. Молния сверкнула на горизонте, и она вздохнула: «Помнишь же, от Писания — у Меня отмщение и воздаяние? Так и не мсти».

Она услышала дальний, почти незаметный раскат грома, а потом все стихло. Екатерина, подойдя к бюро, нажала на завиток резьбы. Крышка тайника приподнялась, и она вытащила связку бумаг. «Графиня Селинская», — было написано на подсунутом под бечевку листе. Императрица, не читая, бросила все в камин, пламя взвилось вверх. Она, подтащив кресло к огню, помешала кочергой угли. Екатерина подождала, пока не пропала последняя буква на последнем листе. Позвонив в колокольчик, отдав бумагу секретарю, она велела: «Исполняйте».

Мишель спокойно спал, укутанный меховой полостью, в закрытых санях было тепло. Тео взглянула на зимние сумерки за окошком: «Вот видишь, все обошлось. Так после карнавала, — Масленицы, — она поправила себя, — тебе уже на Урал надо будет ехать?»

— Да, — Федор поцеловал ее руку, — там, как ты слышала — работы много. Поэтому я завтра схожу, в Пантелеймоновскую церковь, договорюсь о нашем венчании.

— Я сама схожу, — беззаботно ответила Тео, — а ты с Мишелем побудь, ладно? Я там объяснюсь как-нибудь, мне же надо говорить по-русски. А что это за граф Шереметев? Он приезжает со своим театром. Очень приятно, что аристократы интересуются искусством. Он антрепренер?

— Я ведь ей не сказал, — тоскливо понялл Федор. «Случая не представилось, а она не спрашивала. После венчания скажу. Вряд ли там кто-то из крепостных французский знает».

— Можно сказать и так, — осторожно ответил он. «Он богатый человек, вкладывает очень большие деньги в театр».

— Прекрасно, — Тео зевнула и прижалась к нему. «Я позанимаюсь с тамошними актрисами, раз ее величество просила, а потом можно будет устраивать мои собственные бенефисы. Хотя бы один ты должен посмотреть, как вернешься с Урала».

— Непременно, — улыбнулся Федор, и положил ее голову себе на плечо: «Поспи. Это все-таки был длинный, день, мы все устали».

Тео закрыла глаз. Так и держа его за руку, женщина смешливо подумала: «Теодор будет рад, очень рад, я знаю. А сразу же после этого можно будет обвенчаться».

Она вдохнула свежий, пахнущий снегом воздух и, незаметно для себя, задремала.

— Уважаемая мадемуазель Бенджаман! — читала Тео, лежа в постели. «Искренне благодарю вас за согласие позаниматься с актрисами моей труппы. Мы даем два представления в Эрмитажном театре, для ее Величества и придворных. Я был бы рад, если бы вы отобедали со мной в любое удобное для вас время. С глубоким почтением, граф Николай Шереметев».

— Это тут неподалеку, — Федор оторвался от «Санкт-Петербургских ведомостей». «Смотри-ка, в Питтсбурге заложили первую доменную печь, нашли там и уголь, и железную руду. Скоро капитан Стивен Кроу своих озер не узнает, — он отложил газету. Поцеловав ее, Федор указал рукой за окно:

— Пойдешь вверх по Фонтанке, и сразу увидишь дворец Шереметевых. Он стоит на углу Невского проспекта. Впрочем, граф, наверняка, свой выезд пришлет. Может, и нам лошадей завести? — Федор посмотрел в черные глаза.

— А зачем? — Тео скользнула ему в руки. «Город маленький, меньше Парижа, а наемных карет много. Да тут и лошадей некуда ставить, не особняк же, — она зевнула. Тео добавила, накрутив на смуглый палец кружевную ленту рубашки: «Я договорилась насчет венчания, в субботу. Последний день, когда это можно сделать перед карнавалом. Масленицей, — она улыбнулась и стала медленно целовать Федора. «Я блинов напеку, хотя ты, наверное, в Вандее их вдоволь наелся».

— Они там гречневые, — он вдохнул запах роз: «Господи, как я счастлив. Как я ее люблю, Господи. Только не забирай ее у меня, пожалуйста, я пятнадцать лет ждал…»

— Так что пеки красные, — он рассмеялся, увидев, как нахмурилась Тео. «Из пшеницы, — объяснил Федор. «А с венчанием, — он погладил смуглую спину, — я сегодня на Невском Суворова встретил. Помнишь, я тебе о нем рассказывал? Завтра пригласил его к нам на обед, и шафером попросил быть. Он после Масленицы в Польшу едет, там какая-то смута. Звал меня с собой, обещал, что генералом сделает».