Леший. Четвертые врата (СИ) - Геярова Ная - Страница 50

Она улыбалась, когда из глаз потёк синий свет. Тело начало дёргаться, пошарило руками, нашло голову и насадило её назад. Синий свет, разлитый по полу, собрался в одну лужицу и пополз к бабульке. Ждать пока старуха соберётся и снова кинется за ним, Кондрат не стал. Выскочил из дома, подпёр косой дверь. У сарая стояла канистра, Кондрат схватил её, внутри бултыхалось с пол тары жидкости. Не раздумывая, Леший облил вход в дом, сунул руку в карман Петровского бушлата. Коробок был в кармане. Он чиркнул и бросил зажжённую спичку на влажную от солярки землю. Та разом вспыхнула, огонь обволок дверь. За ней раздался жуткий вой.

       – Вот так! Может хоть это тебя остановит.

       Глава 32

       Когда Кондрат выворачивал с улицы, дом уже пылал.

       – Как там Ольга Марковна? А что там за дым? Горит, что ли? – Еши, Кузьма, Номин вопрошающе смотрели на Лешего.

       – Нормально. Это у соседей, траву жгут, – буркнул Кондрат, накинул рюкзак и пошёл к окраине. Говорить о произошедшем он не стал. Кузьма посмотрел ему в спину. Еши тронул кузнеца за руку, Номин покачала головой, и они поспешили следом за Лешим. 

***

       Шли быстро, не подзадоривая и не пытаясь отвлечься. Еши задал майору несколько вопросов, тот отмолчался. Журналист, поняв, что отвечать Кондрат не хочет, ушёл вперёд к торопливым Номин и Кузьме, которые, тихо, еле слышно о чем-то говорили. Тайра единственная, кто бегала то вперёд, то назад, иногда прислушивалась и задорно виляла хвостом. 

       Пару раз Кондрат останавливался и смотрел назад, ему чудилось, будто кто-то крадётся, шевелит глухие кусты, трещит ветками, перекатывает мелкие камешки. Но позади никого не было. Может это бы и успокоило Лешего, но и собака замирала, останавливалась, настороженно смотрела в деревья.

       – М-да, – голос Еши показался пронзительно громким, – по трассе проще было бы, – он очередной раз споткнулся об выступающий из земли корень. 

       – Нет больше дороги, – вздохнула, не оборачиваясь Номин. Кузьма придержал, перепрыгивающую сваленное дерево, девушку. – Видал, как её вчера шустро сняли?

       – Ага, – согласился Еши. – Я вот все думаю, вроде в век развивающихся технологий живём, это понятно. Не понятно, где и что я пропустил или проспал, когда успели изобрести такие машинки?

       – Все мы что-то упустили, – сказал Кондрат. – Харизматов, исчезающие деревни, другие миры, врата. Не слишком ли много незнаний? Мы вертимся и варимся в своих проблемах, на рабочих местах, и душных квартирах, а тут…

       – Кондрат, а вы не боитесь его? – пристроился сбоку Еши.

       – Он живой, – включился в разговор Кузьма, – я его ранил, значит, и убить можно. А раз можно убить, то чего бояться. Он один, нас много. 

       – А если не один? – внезапно спросила Номин. – С чего мы взяли, что он один? 

       Она внимательно смотрела на Лешего. И странно чувство было от её взгляда, как будто она чего-то не договаривает, слова готовые вот-вот сорваться, стоят в искристо-неправдоподобно зелёных глазах. А может она знает больше чем говорит? А говорит ли вообще? Что Леший о ней знает? Журналистка, недавно устроилась в Вечерку. А раньше где работала? Номин ведь далеко не двадцать, она не только окончила институт, а лет десять назад. Сколько ей? Тридцать? Чуть больше? Да, что-то около того. Она сказала, что ничего не помнит о встрече с Лукишной. Врёт? Глаза у неё какие-то ненастоящие, в ночи как у кошки, слишком зелёные. Или Леший уже накручивает себя? Он ей не доверяет. Кузьме доверяет – кузнец, славный мужик, и говорит мало, но в точку, смелый. Еши – глуповатый, влюблённый в Номин, но даже ему Кондрат верит – а ей нет. 

       И там, в посёлке, он заметил, как она посмотрела на него. Ведь все не поверили майору. У всех на языке вопросы вертелись, а она тронула, и никто не спросил. Она что-то знает, может про синий свет харизмата, про Марью, и бабку Ольгу Марковну. Кондрат вздохнул. Безумная Ольга Марковна с иссиня-ледяными глазами, очень чётко вырисовалась перед мысленным взором Кондрата, следом прокатилась ухмыляющаяся голова и рыщущее по хлеву руками тело. Вот жесть! Кондрата передёрнуло. Что или кто сотворил подобное со старушкой. Харизмат? Возможно. Тогда слова Фёдора о целой деревне синих имеют под собой довольно твёрдую основу. Где харизмат, там синие. И тогда совсем по-другому звучит вопрос Номин. А если он не один? Нет, милая, ты не спросила. Ты знаешь это точно. Он не один. И скорее всего ты была в деревне. Неизвестно, что ты там видела, но ты точно знаешь, о чем говоришь. И тогда вопрос, почему промолчала? Отчего ввязалась в этот поход?

       – Понадеемся, что один, – выдержав взгляд журналистки, ответил Кондрат и уверенно пошёл дальше.

        – Сейчас пригорок, – указал Кузьма на небольшое возвышение. – Нам вниз, там уж видно должно быть. Деревня или… что-то да должно было остаться.

       – Что-то! – зловеще прошептал Еши и внезапно взял Кондрата за руку. – Слышите?

       Позади послышался протяжный вой.

       Путники остановились и вслушались. Вой резко оборвался и вдруг грянул снова, совсем рядом. Сначала Кондрату показалось, что отсвет блеклой луны скользнул меж деревьев. Но тот опрокинулся, вывернулся и, задрав голову, огласил просторы тайги заунывным воем. Из теней деревьев выскользнули четверо волков, один, воющий – остался меж деревьев, запрокинутая морда вытянулась и смотрела в небо. 

       Ау-у!

       – Что это? – тихо спросил Кондрат. Еши перекрестился.

       – Не что, а кто, – сощурил глаза Кузьма и прикрыл собой съёжившуюся Номин. К путникам настороженно подёргивая ушами, приближались четыре серые тени. – Это Петровские волки! – он перевёл взгляд на воющего. – А это их мать, волчица.

***

       Они шли позади путников, не забегая вперёд, и не отставая. Единожды к Кондрату совсем близко подошёл один зверь, тот самый что выл, ткнулся в опущенную руку Кондрата и отскочил. 

       – Не обращай внимания, – посоветовал Кузьма.

       – Да? – Кондрат поёжился. – Легко сказать, они у меня за спиной.

       – А если нападут? – испуганно сжимая ладонь здоровяка, прошептала Номин.

       – Сразу не кинулись, значит, уже не бросятся. Они в Кондрате Петра видят, – пояснил Кузьма, свет его фонарика прыгал по деревьям. – А ты не боись, они страх чуют.

       Номин покосилась на неслышно скользящих за ними волков. Идущая впереди волчица, бросила на девушку взгляд, тяжёлый, тёмный. Номин покрепче сжала ладонь кузнеца.

       «Они чуют, только далеко не мой страх».

***

       – Вот так и выглядят зоны, – мрачно сказала Номин.

       Внизу в долине под возвышением раскинулась заросшая бурьяном и мелкой древесной порослью деревня. Домики, наполовину утонувшие в молодых корнях и жухлой траве. Съеденные мхом стены. Покосившиеся заборчики.

       – Дивное! – прошептал Еши, и тут же содрогнулся, когда рядом раздался вой. – Черти бы их побрали! Итак жутко.

       – Туда посвети! – указал Кондрат.

       Фонарики разом устремили свет в указанную сторону. Тонкие лучи скользнули над домиками, полупровалившимися, вросшими в землю, над молодыми побегами тайги, поглощающей старые дома и ветхие заборчики. Над тонкими деревцами, фонарик освещал размытым лучом мёртвую деревню. И, пожалуй, он единственное, что было в ней светлого.

       – Что за тёмное пятно за домами? 

       – Как будто стена. Плохо видно.

       – Может забор, – тихо предположил Кондрат. – Огромный, высокий забор. 

       – И за ним, что-то есть, – уверенно добавил Еши.