Русская армия между Троцким и Сталиным - Млечин Леонид Михайлович - Страница 52

«Невольно в памяти встают замечательные зрелища — «массовые действа», которыми отмечались на площадях и стадионах все великие праздники, — писала в своих заметках популярная некогда актриса Рина Зеленая. — Они родились и с огромным энтузиазмом проводились под талантливым руководством Николая Ильича Подвойского».

Он привлек энтузиастов: актеров, режиссеров, спортсменов, любителей и профессионалов, — и в течение нескольких лет эти своеобразные спектакли собирали на Воробьевы (Ленинские) горы, где они проводились обычно, тысячи людей…

«Массовые действа» чем-то были похожи на карнавальные шествия: участникам раздавали простейшие костюмы — бумажные значки, шапки, колпаки, палки, и разыгрывался несложный сюжет, включавший гимнастические и акробатические упражнения, построения и перестроения, фигурную маршировку, эстафеты. Использовались даже какие-то элементы борьбы, различных игр.

«Массовые действа» в дальнейшем оказали определенное влияние на театр. Александр Яковлевич Таиров даже пригласил Николая Ильича Подвойского в художественный совет Камерного театра и писал ему:

«Ваше привлечение в состав совета вызвано тем, что Вы являетесь давнишним и горячим поборником и проводником искусства физкультуры и широких массовых представлений на открытом воздухе».

Потом противники этого начинания куда-то писали, на что-то жаловались, подмечая неизбежные во всем новом промахи и ошибки, началось угасание «массовых действ»…

Сталин его помиловал

Крайне неуважительно писал о Подвойском Борис Бажанов в своих «Воспоминаниях бывшего секретаря Сталина»:

«В правительственной верхушке имя Подвойского обычно сопровождалось эпитетом «старый дурак». Во время октябрьского переворота он входил в Петроградский военно-революционный комитет, руководивший восстанием. Благодаря этому он считал себя исторической фигурой.

Между тем по его глупости и неспособности выполнять какую-либо полезную работу власти всегда испытывали затруднение — куда его деть. Наконец нашли для него нечто вроде синекуры — начальником Всевобуча. Это было учреждение, занимавшееся военной подготовкой гражданского населения. Подвойский был очень ущемлен и обижен — он претендовал на ответственный руководящий пост.

Когда был создан Спортинтерн, Подвойского поставили во главе и этим несколько удовлетворили его самолюбие».

Вероятно, у сталинского помощника Бориса Бажанова были какие-то причины столь уничижительно изображать Подвойского. В принципе бажановские мемуары не самый надежный источник информации. Впрочем, возможно, он невольно воспроизводил презрительную интонацию, которая звучала в сталинском секретариате. Сам Сталин — в своем кругу, когда ему не надо было притворяться — ни о ком хорошо не отзывался.

В его аппарате Подвойского не любили, как и вообще всех старых большевиков. В глазах Сталина они были виноваты уже хотя бы потому, что так поздно разглядели его таланты…

Что касается понятного желания Подвойского возвеличить свою роль в истории, то больше всего этому способствовали массовые репрессии и тотальное переписывание истории, которое началось после изгнания Троцкого.

Когда имя Льва Давидовича исчезло из истории Красной армии и Гражданской войны, на первый план выдвинулись его противники, оппоненты и просто обиженные им люди.

Подвойский терпеть не мог Троцкого, который давно хотел выставить его из армии, потому что считал неумелым руководителем. В январе 1922 года Николай Ильич написал письмо Сталину как секретарю ЦК:

«Целесообразно ли и в интересах ли партии и военного строительства, чтобы я ушел из военного дела, не участвовал в нашем военном деле, основы которого заложил и в котором специализировался на учебной работе, и притом в период, когда система Всевобуча и милиционной организации Вооруженных Сил становится в основу нашего военного дела, становится краеугольным камнем организации Вооруженных Сил РСФСР и когда дело физической культуры (связанный с нею Спортинтерн), заложенное Всевобучем и руководимое мною с его Высшим и местными Советами физической культуры, пока более всего связано с военным строительством?

Я не могу дать партии больше, чем могу, но я не хочу давать ей меньше, чем могу. Поэтому необходимо устранить все, что мешает мне дать партии столько, сколько я могу, и так, как я могу».

Но Троцкий не хотел оставлять Подвойского в военном ведомстве. В июне 1922 года решением оргбюро ЦК Подвойский получил полуторамесячный отпуск для лечения в Германии. Пока он отсутствовал, Реввоенсовет Республики принял решение включить Всевобуч в состав Штаба РККА.

Подвойский запротестовал, доказывая, что это приведет к разрушению всей системы допризывной подготовки молодежи. Он обратился к главкому Сергею Сергеевичу Каменеву и начальнику Штаба РККА Павлу Павловичу Лебедеву, которые склонны были согласиться с мнением Подвойского.

Но заместитель председателя Реввоенсовета Склянский считал, что передача всей допризывной подготовки молодежи Штабу РККА — разумное решение, позволяющее сконцентрировать всю работу в одних руках и сократить непомерно раздутый в годы Гражданской войны аппарат.

23 ноября 1922 года политбюро (в заседании участвовал и Ленин) поддержало идеи Реввоенсовета. Подвойский потерял работу. Он много раз пытался попасть к Троцкому на прием. Отчаявшись, написал Троцкому подробное письмо, упрекая председателя Реввоенсовета в том, что тот «провел в Политбюро ЦК постановление, которое нельзя не рассматривать как игнорирование всего трехлетнего опыта Всевобуча и тем самым игнорирование меня, руководившего этой работой».

Подвойский писал:

«Разве кем-либо может оспариваться моя компетенция в решении вопросов Всевобуча после совершенной Всевобучем работы?.. Вы, конечно, понимаете, что я добивался свидания с вами и пишу вам это письмо не с тем, чтобы разрешить персональные вопросы…

Как создатель оправдавшей себя системы Всевобуча и как ответственный участник военного строительства еще раз заявляю о своей исключительной заинтересованности в судьбе Всевобуча. Экстренное свидание необходимо не для меня, а для дела».

Но его хлопоты были напрасными. В феврале 1923 года председатель Реввоенсовета Республики назвал работу Всевобуча «неделовой» и заявил, что Подвойский занимается не своим делом.

Поскольку иной должности ему не предложили, Николай Ильич перешел в коллегию Комиссии для собирания и изучения материалов по истории РКП(б) и Октябрьской революции, сокращенно — Истпарт.

Подвойский руководил отделом истории Красной армии и собирал военные мемуары. По его просьбе многие участники Гражданской войны представили в Истпарт свои воспоминания.

Но издать практически ничего не удалось — основные авторы были вскоре уничтожены. И он сам, работая над воспоминаниями, не мог упомянуть людей, уже расстрелянных или сгинувших в лагерях, — даже друга юности, а потом еще и заместителя в наркомате, и родственника Михаила Сергеевича Кедрова, уничтоженного осенью 1941-го.

Одни имена нельзя было упоминать, другие не хотелось. Он считал себя несправедливо отстраненным от руководящей работы в армии. И, записывая воспоминания, конечно же пытался показать ту роль, которую, как он считал, первый военный министр Советской России Николай Ильич Подвойский сыграл в появлении Красной армии.

Его чуть ли не единственного из всего первого состава советской военной верхушки Сталин помиловал, и по мере уничтожения старых революционеров роль Подвойского в революции и Гражданской войне становилась все большей. Он совершил революцию, он создал армию, он под водительством Сталина сокрушал белых…

Подвойский когда-то поддержал Сталина в борьбе против Троцкого и долгое время был предан вождю. Николай Ильич в начале 1925 года принял участие в чистке ленинградской партийной организации, которая была оплотом Григория Евсеевича Зиновьева.

Смерть Ленина лишила Зиновьева поддержки, и Сталин 5 января 1925 года снял его с поста председателя Ленинградского Совета и разогнал весь ленинградский партийный аппарат.