L.E.D. (СИ) - "Illian Z" - Страница 109

— Вода есть? — тихо спрашивает Бек пересохшими губами.

— Конечно, — сестра птенчика протягивает с переднего сиденья бутылку, назад, не глядя. — Газированная, осторожно.

Перехватив воду одной рукой, с ладони другой Бек ссыпает в рот пригоршню таблеток. У меня всегда возникали вопросы к дозировке его лекарств, но способ самоубийства, что был выбран, косвенно доказывал, что у полукровки стабильно приобретённый иммунитет ко множеству химических веществ. Запивает жадно, ополовинив бутылку почти махом. Закутывается плотнее, снова пытается расслабиться и задремать — в эффект плацебо не верит, знает, что ещё минимум полчаса до хоть каких-либо положительных подвижек.

Только вот мою ладонь со своей талии он сталкивает вниз, но удерживает от того, чтобы я её убрал. Ниже, ещё, пока мои пальцы не попадают за пояс джинсов, и не проталкиваются дальше.

— Уверен? — шепчу я одними губами.

— Хочу, — отвечает Бек так же, беззвучно.

Чуть изогнув кисть, расстёгиваю кнопочные пуговицы и молнию. Ни малейшего движения со стороны не заметно — одеяло натянуто, сверху небрежно лежит моя рука и ворох лилий, Бек как будто дремлет и не выдаёт нас, даже когда я аккуратно поглаживаю тонкую кожу на его члене. На ощупь — ничего необычного, похожа на очень дорогую, или наоборот, искусственную замшу. Только от поглаживаний толку никакого не будет, лишь раздразню — Бек мало того, что опытен, так ещё и обрезан — нащупываю подушечками пальцев едва ощутимый шрамик.

И обхватываю член уже как следует, сжимаю, тру снизу-вверх, так, чтобы воображаемая линия от уздечки до отверстия уретры ложилась в сгибы пальцев. Надавливаю. Бек чуть вздрагивает, но глаз не открывает. Стиснул мне запястье, потом ещё раз, ещё. Понимаю, что тут будет игра по его правилам — диктует мне ритм ласки. Охотно слушаюсь. Но улучив момент, когда девушка-водитель точно на нас не смотрит, разглядывая очередной дорожный указатель и расслаблено качая головой в такт популярной песенке, зудящей из магнитолы, шепчу Беку, погромче, чем раньше, но по-прежнему едва уловимо:

— А что мы будем делать, когда ты кончишь?

Спермой будет заляпано и одеяло, и джинсы, и тёплая сине-чёрная рубашка, да и мне нужно будет обо что-то вытереться.Бек не отзывается, чуть прикусывает губу и стискивает мне запястье сильней.

Понятно. Его подобные мелочи не волнуют. Таким вот поведением они очень похожи с птенчиком — удовольствие на первом месте, а о последствиях подумаем, когда они настигнут. Моему любимому — простительно, для него секс это игра, развлечение, какое-нибудь высокодуховное «единение душ и сердец», а не просто окологенитальные контакты разного рода. Но Бек как умудрялся работать с подобным отношением к процессу?

Или он просто расслабился, просто потакает своему болезненному состоянию и хочет, чтобы всё за него решил кто-то большой и сильный. Что ж, возможно, и мне нужно поменять своё отношение. Больше авантюризма, меньше вопросов «как» и «зачем».

Цепочка на моей шее немного душит. Металл кольца на пальце Бека кажется раскалённым. Мы оба — помолвлены с другими. И не должны заниматься подобным. Я сжимаю член Беку ещё чуть сильнее, потираю интенсивней. Ногти впились мне в запястье — я всё делаю не так. Но я-то смотрю в окно, вижу, что окружная трасса кончается, и сквозь вечернюю дымку уже вспыхивают вдалеке редкие огни пригородов Эдинбурга. Нам нужно успеть, раз мы уже это затеяли — маленькую игру, крошечную не-измену. Секрет на уровне школьных палаточных походов и студенческих душевых. Сущая мелочь, о которой мы не скажем никому.

Бек вдруг резко перегибается вперёд, едва не смяв букет, весьма убедительно корчится с характерным звуком. Но я знаю, что это всего лишь уловка. Пока он сплёвывает вязкую слюну, у меня пальцы измазывает почти обжигающая сперма. Совсем немного, и не могу придумать ничего лучше, чем оттереть её об одеяло изнутри. Бек промакивает губы кончиком многострадального его же, и сестра птенчика кривится:

— Заберёшь с собой и постираешь, сраный джанки.

Бек сухо кивает. Если и обиделся, то сейчас не тот момент, чтобы возмутиться — не тогда, когда его же сперма впитывается в складки материи и будет засыхать внутри сложенного одеяла, рискуя быть обнаруженной. Мерзко, грязно, но было необходимо — Бек заметно приободрился, и пытается обуться. От его движений вновь не по себе, я отворачиваюсь. Мы свернули на какую-то просёлочную дорогу, и теперь движемся в окружении лесополос и редких вспышек фонарей. Моё недоумение подкрепляется:

— Бекверди, ты абсолютно уверен, что тебе нужно именно сюда?

— Да, — отвечает девушке Бек. — Скоро слева будет кафе, остановишь там.

— Постарайся дотащить блевотину дотуда внутри себя, хорошо?

Бек не считает нужным отзываться на это. Выглядит намного лучше, чем когда садился в машину у меня во дворе. Лёгкое передёргивание его взбодрило, но, что вернее — подействовали таблетки. И это снова тот Бек, с которым я познакомился когда-то давно, в промозглое предзимье — грациозный, подтянутый, щеголевато одетый: куртка расстёгнута наполовину, рубашка навыпуск, в пальцах тонкая сигаретка, а в другой руке небрежно, на отлёте — букет. Белые цветы на длинных стеблях в считанных сантиметрах от грязи. Ясно, почему не заходит, и что он здесь был — на двери кафе красным по белому просят не курить.

Становлюсь рядом с Беком, тоже чиркаю зажигалкой.

— Если мы все втроём тут станем, я узнаю, куда дальше-то ехать? — сестра птенчика раздражена.

Бек же — спокойно-безмятежен:

— Пока — никуда. Отсюда пешком пойдём, на пару часов, не больше. А ты расслабишься, попьёшь шоколада и построишь глазки фурманам.

Девушка переводит отчаянный взгляд на меня, но я изначально знал не больше её, и лишь пожимаю плечами:

— Звони в полицию, если что.

— Сразу в дурку. Не дожидаясь осени, на повторный курс обоих. На электрошоковую терапию, блядь.

Раздражённо хлопает дверями, пикает брелоком, не ждёт нас и не курит — сразу толкает приветливо очерченную светом дверь.

— Пойдём, — Бек отбрасывает окурок и втаптывает его в снег.

— Скажи мне лучше, — останавливаю его, тронув за плечо, — что тебе мешало досюда дотерпеть. В туалете тут мы бы запросто трахнуться могли, и без всяких последствий.

Птенчику нас бы точно его сестрёнка не сдала — не такой она человек. Но лишний козырь бы в рукав ей упал, хотя, может, того бы и стоило.

— Мне было нужно тогда, сейчас — не так сильно, — Бек усмехается, но как-то грустно. — А ты мне разрешаешь. Опять, опять и опять.

— А ты себе сам пробовал отказывать?

— Вот тут ты меня уел, — кривая улыбка Бека теплеет. — В свадебное путешествие поедем по отдельности, иначе всё закончится свальной групповухой на пляже, а потом смертями.

— Может, ты и прав, — я как-то автоматически увязываюсь за Беком, который уже переходит дорогу на противоположную сторону, — но почему сразу смертями?

— Потому что ты в порыве чувств убьёшь любого, кто к твоему ангелочку только прикоснётся. А он сам — с собой покончит, если ему понравится тебе изменять.

Скриплю зубами, опустив голову. Для Бека чтение чужих душ — не проблема, иногда кажется, что даже удовольствие. Он проницателен, но по духу — созерцатель, никогда самостоятельно не выдаст, что же он там увидел — только попросить, разговорить.

Это то, что можно считать профессиональной деформацией. У него были десятки клиентов, которые помимо секса оставляли его «на поговорить». Потому что у меня всё было точно так же. Только вот я не слушал, а курил, и думал не о них. Видел постоянно перед собой птенчика, даже если мы были за много километров в разных городах. То, как он отбрасывал тогда ещё длинные волосы назад привычным жестом. Звонкий голосок, жесты, любую мелочь, даже то, как он чихал, прикрывая рот. Это спасало меня, когда я больше не мог окунаться в эту тёмную дрянь, что называлась жизнью, закрывал глаза — и любимый снова стоял, сверкая по-летнему обнажёнными плечами, такой нежный… такой невинный… Успокаивался. Слышал, как птенчик смеялся, змея внутри исходила на пену и кольца от любви к его смеху. Он всегда был рядом со мной, и теперь не покидает. Я полюбил прежде, чем осознал вероятность наших отношений, всегда думал, что они невозможны…