Время колесниц - Чистов Дмитрий - Страница 87

Горожане радостными криками встречали появление своих богов; они кидали под ноги идущим срезанные колосья и целые хлебы, а многие даже пытались прорваться поближе к идущим, чтобы прикоснуться если не к идолу, так хотя бы к краешку драпировок или одежде жрецов-носильщиков.

— Как тебе это нравится? — Бринн толкнул своего клирика в плечо, указывая куда-то за спину деревянного Нудда.

В недавнем прошлом следом за изображением Среброрукого, перед статуями Митара и Ану т'Ллуд, выносили изваяние Ингена; однако после гибели Ястреба в достопамятной битве у городских стен ритуал пришлось немного откорректировать. Второй в тот день жрецы несли шикарную статую Гонора, пятнадцати с половиной локтей в высоту. Она была вырублена из ствола трёхсотлетнего дуба и вся, за исключением лица и рук, покрыта чеканными серебряными пластинами в четверть пальца толщиной. Изваявший её мастер, несомненно, был наделён особым талантом, — столь живым и выразительным вышел из-под его резца лик бога Племени Ллуда. На губах Ханаля играла лёгкая ироничная усмешка; ладонь его левой руки поддерживала три неизменных шарика, а пальцы правой оказались сложены в не очень пристойный жест.

— А ведь действительно похож!

— Да, даже мороз по коже дерёт, — признался Эдан, зябко поёжившись. Ему казалось — ещё немного, и старина Гони, спрыгнув со своих носилок, снова отколет что-нибудь невообразимое.

Однако почти ничего сверхъестественного не произошло: деревянный Ханаль лишь слегка скосил на старых знакомых взгляд своих изумрудных глаз и чуть заметно подмигнул застывшему в изумлении Эдану.

— Привет тебе, старый фокусник! — выкрикнул Бринн, размахивая над головой пёстрым платком. Но статуя не ответила ему; ведь всем известно, что статуи не умеют говорить.

— Идём! — Эдан потянул своего патрона за рукав. Они выбрались из толпы зевак и двинулись своей дорогой, вдоль расставленных по пути следования процессии курильниц, густой стелющийся дым которых скрывал ступни и колени празднично разряженных священнослужителей, вдоль лотков со снедью и зловонных мусорных куч.

Миновав очередную стену и вал, наши герои вступили в район воинов. Здесь изменения также бросались в глаза: вместо лишенных внешних окон угрюмых домов, некогда принадлежавших родам хольдерингов, то там, то тут .виднелись украшенные незамысловатыми фресками стены жилищ состоятельных общинников.

— «Голосуй за Дулта, изгони Кривого», — разобрал Бринн надпись, неровно нацарапанную на выбеленном мелом фасаде. — Судя по всему, страсти в народном собрании здесь кипят, как похлёбка в котле!

Эдан окинул взглядом развешанные на перилах ближайшего навеса цветастые половички и выставленные на продажу тонкостенные лощёные кувшины, заметив:

— Всё же старый Ар мне нравился больше!

Ворота, ведущие из Города Воинов в центральную часть Ара, называемую Город Мудрецов, были по неведомой причине затворены; на боевой галерее стены, построенной в незапамятные времена Младшими Богами, прогуливались несколько часовых.

Бринн помахал рукой воину, укрывшемуся от палящих солнечных лучей в тени надвратной арки:

— Эй, открывайте-ка ворота! Нам необходимо пройти на священный участок.

— А кто ты такой, чтобы мы отворили перед тобой ворота?

— Разве необходимо быть кем-то, если хочешь войти в Город Мудрецов?

— Да. Такова воля старейшин. Назови своё ремесло или уходи. В храмах — время богов; они откроют свои двери прихожанам только через семь дней, по окончании праздничной недели.

— А каким ремеслом необходимо владеть, чтобы войти сейчас?

— Назови своё, и я отвечу, имеешь ли ты такое право.

— Я придаю форму тому, у чего нет формы. Стражник презрительно сплюнул на землю:

— Да знаешь ли ты, чужеземец, сколько в Огненном Городе гончаров? Почитай каждый второй — мастер в гончарном деле. Скажешь ли, что нет человека искуснее тебя в этом ремесле?

Бринн задумался.

— Нет. Возможно, есть кто-нибудь искуснее, — честно признался он.

— Тогда прощай, — ответил стражник и, развернув узелок с прихваченным из дома завтраком, принялся за еду.

Эдан двинулся было в сторону от ворот, но Бринн придержал его, приобняв за плечи, и вновь обратился к нелюбезному охраннику:

— Послушай, почтенный!

— Чего тебе?

— Есть у меня и второе ремесло. Привычен я разрушать то, что обладает формой.

— Воин, стало быть? Эка невидаль! — махнул рукой стражник. — Мы не испытываем недостатка ни в бойцах, ни в героях. Уходи. Ведь не будешь же ты утверждать, будто ты — лучший из воинов?

— Нет.

— Значит, не подходишь.

— Погоди немного. Владею я ещё одним ремеслом: могу сливать воедино и форму, и не имеющее формы!

— Медник! Этих в Аре тоже в избытке. Однако, может быть, ты лучший из бронзолитейщиков?

— Не думаю...

— Приходи через семь дней, — добродушно посоветовал ему стражник. — А сейчас не мешай моей трапезе!

— Неужели нет на свете ремесла, в котором Бринн из Племени Ллеу может считаться лучшим? — иронично произнёс кто-то, незаметно подошедший к ним со стороны. Был он костист и широк в плечах и имел жёсткие, как солома, русые волосы, небрежно перехваченные холщовой тесьмой. Крупные черты, широкие скулы и мясистые губы не придавали его лицу изящества, однако живые ярко-голубые глаза как магнит притягивали к себе всё внимание наблюдателя.

— Твой голос кажется мне очень знакомым, — заметил Бринн, окинув собеседника внимательным взглядом.

— Мы уже встречались и беседовали, — пояснил тот, поправив перекинутый через плечо широкий ремень своей пращи.

— Ван?

— Именно так.

— Я думал, ты предпочитаешь не покидать свои леса.

— Так оно и было — до поры до времени. Сейчас многое изменилось, и я решил совершить путешествие по населённым людьми городам; заодно я разыскиваю своего сына. О его судьбе ничего не известно со времён войны ургитов с хольдерингами, или, как теперь её называют, битвы пяти кланов. Стервец обманул нас и сбежал из дому вместе с моей любимой пращой. Пришлось сделать себе новую!

Эдан развёл руками:

— Куллд остался жив и даже не был ранен. Говорят, что Гонор пригласил его отправиться вместе с ним за какими-то древними сокровищами.

— Этот прохвост — не лучшая компания для моего сына, — недовольно нахмурил брови Ван. — Хорошему от него не научишься. Впрочем, ничего не поделаешь, дети растут... Если увидите Куллда, передайте мою просьбу вернуться домой.

— Непременно. А давно ли ты пребываешь в Аре?

— Несколько дней. Неудачное время для визита — повсюду такая сутолока...

— Может быть, ты объяснишь, почему нас не пропускают в Город Мудрецов?

— Таково распоряжение нынешнего князя. Оно гласит, что в течение праздничной недели во внутренний город, кроме его постоянных жителей, могут войти только лучшие в своём ремесле. Вероятнее всего, эту штуку изобрёл Нудд, решив таким образом ограничить приток зевак в храмы во время праздников. Его, видите ли, раздражают толпящиеся под окнами грязные паломники.

— Разве в Аре есть князь? А как же старейшины?

— Теперь есть. И уже не первый, насколько могу судить. Предыдущий имел глупость в прошлом году разогнать ^народное собрание, за что и поплатился. Новый князь при поддержке Совета и при бурном одобрении народа прикончил своего предшественника и немедленно сам занял освободившуюся должность. Вместо того чтобы, как ожидалось, навеки её упразднить. Говорят, покойный со своим родом доблестно сражались, но ополчение вынесло их к порогу дома на копьях. Впрочем, нынешний правитель, по имени Турм Росомаха, тоже приходился бывшему князю дальним родственником; ведь все они — хольдеринги!

— Как же так? — Эдан не поверил своим ушам. — Разве может родич пойти против родича?

— Выходит, может. Во всяком случае, у хольдерингов в последнее время это неплохо получается! Вкус власти делает всех воинов безумными; она бьёт им в головы, как брага на пустой желудок. Так вы идёте? — Ван подошёл к жующему стражу и, наклонившись, что-то прошептал ему в ухо. Тот быстро вскочил, поперхнувшись куском баранины в тесте, и бросился отворять ворота.