Воронья Кость (ЛП) - Лоу Роберт - Страница 64

Отплыв с острова Хай, они отправились к Оркнеям, и высадились в Санд Вике, пробираясь на берег сквозь пенящийся штормовой прибой. На берегу они построились для боя, сердце Вороньей Кости колотилось, как никогда ранее, в предвкушении момента, когда они схватят королеву Ведьму, проклятие всей его жизни, но никто из врагов так и не появился. Воронья Кость был разочарован, не зная, что ему предпринять, — разграбить ли длинный дом и кучу хозяйственных построек, но поступил ещё хуже — не предпринял ничего. В конце концов, когда он проклинал себя за неуверенность и нерешительность, Стикублиг гаркнул, что показались всадники.

Пятеро всадников остановились на расстоянии хорошего выстрела из лука и спешились. Один остался с низкорослыми мохнатыми дикого вида лошадками, а остальные направились к ним, один нёс щит, белой стороной наружу.

— Похоже они хотят поговорить, — заявил Мар, это было очевидно, так что Воронья Кость бросил на него взгляд, от которого тот вспыхнул. Олаф подозвал Мурроу и Кэтилмунда, последний нёс знамя с нахохлившимся ястребом, они пошли навстречу, полотнище хлопало на ветру. Ещё он поманил Гьялланди, ведь тот был скальдом, а Олаф хотел, чтобы ничего не было забыто; также вместе с ними отправился священник Адальберт, который всё ещё нетвёрдо ступал по суше, он был бледен, словно сыворотка, от того что выблевал весь свой ужин в качестве подношения богине Ран.

Четверо оркнейцев были вооружены, в кольчугах. Один нёс знамя с вороном "храфнсмерки", Воронья Кость отметил его; говорят, это знамя вышила сама Гуннхильд, или кто-то из её родни, и это знамя пророчило победу, но знаменосец, как правило, погибал.

Суровый бородатый воин встретил взгляд Вороньей Кости достаточно прохладно, но его невыразительные серые глаза смотрели скорее обречённо; позже Мурроу удивлялся что заставило того воина взять в руки шест с этим знаменем, на что Кэтилмунд сказал, что за всем этим стоит женщина, которая нуждается в деньгах и убеждает глупца искать славу. Воронья Кость ничего не ответил, он знал правду; знаменосец, человек ярла, который по своей воле принёс эту присягу, был обречён, Олаф уже выбрал его жертвой.

Второй прикрывал знаменосца, высоко подняв белый щит мира. Остальные двое по-видимому вожди, судя по богатому вооружению — добротные длинные кольчуги и искусно украшенные серебром рукояти мечей. Один постарше, второй — моложе, с виду он напоминал бочонок с элем.

— Я — Арнфинн Торнфинсон, — сказал старший, снимая шлем, морской бриз тут же подхватил его тронутые сединой волосы. — А это — Сигурд, сын моего брата Хлодвира, взят мной на воспитание.

Воронья Кость кивнул. Сигурд оказался старше Вороньей Кости на пару-тройку лет, не более, и однажды станет правителем Оркнеев — если его отец будет жив, а дядья позволят править. Воронья Кость попытался разглядеть на лице юноши знак, что-нибудь, что показывало бы, почему именно ему оказано такое доверие, а не кому-то другому. Но не увидел ничего, кроме краснощёкого мальчишеского лица и лёгкой кривой улыбки.

— Олаф, — представился он, прежде чем молчание начало казаться оскорбительным, — сын Трюггви. Я — принц Норвегии и король по праву рождения.

— Именно так, — произнёс Арнфинн. — Я слышал твоё имя. Ты пришёл за матерью мой жены, и конечно же, за её сыном, последним из её выводка. Тебе известно, что именно он убил твоего отца? Он часто хвастался этим, утверждал, что это первый воин, которого он поразил в бою, он очень гордился, что тогда его ранил сам король.

Воронья Кость вздёрнул бровь. Неужели Арнфинн умышленно провоцирует его? Но выражение лица правителя Оркнеев оставалось невыразительным, даже скорее восторженным.

— Гуннхильд с сыном отплыли, забрав большую часть моих людей. Удачное избавление, скажу я тебе, хотя это означает, что у меня мало воинов, если дело дойдёт до драки. Моя жена думает так же, как и все, она ненавидит свою мать.

В голове Вороньей Кости будто бы сталь высекла искру о кремень, и он всё понял. Гуннхильд и Гудрёд ушли, следуя указаниям из письма монаха, взяв с собой большую часть воинов Арнфинна, так что Оркнеи оказались почти беззащитны. Арнфинн хотел заключить сделку, и Воронья Кость решил поторговаться.

Когда Олаф понял, что на самом деле предлагает ему Арнфинн, у него спёрло дыхание. Тот предложил целые вёдра серебра и различные припасы, всё что угодно воинам Вороньей Кости и ему самому, лишь бы они ушли отсюда без боя. Всё что они оставят взамен — умирающего Ровальда, которого следовало погрести с почестями.

— Вот это да, — восторженно произнёс Гьялланди, наблюдая как воины загружают припасы на корабли. — Мы так напугали их, что даже не пришлось сражаться. Молодой Воронья Кость всего лишь легонько махнул мечом, и Оркнеи отдали ему свои богатства.

Всю дорогу до Борга скальд не расставался с мыслью, что серебро досталось им лишь с помощью угроз, а сейчас он сидел на лавке рядом с Вороньей Костью на пиру Королей Быков, пикты шумели и хвастались, кидаясь друг в друга костями. Воронья Кость улыбался, кивал и помалкивал.

Пусть воины считают, что Арнфинн и остальные оркнейцы расстались с серебром из страха перед ними, но истина заключалась в том, что это очередной фрагмент игры королей: в тайной комнате сумрачного зала они с Арнфинном заключили настоящую сделку. Если Гуннхильд с Гудрёдом вернутся домой с жертвенным топором, то Арнфинн сильно разочаруется в истинном принце Норвегии. Воронья Кость нисколько не удивлялся тому, что люди готовы платить, чтобы избавиться от нежелательных персон.

Когда каждому была оказана подобающая честь, Воронья Кость и его спутники — Кэтилмунд, Онунд и Мурроу, которых он назначил командовать тремя другими кораблями, поблагодарили уже изрядно набравшихся хозяев-пиктов, закутались в плащи, вышли за ворота и направились к берегу по дороге, обозначенной камнями с изображением быков, туда, где раскинулся мерцающий огнями костров лагерь.

— Когда-нибудь, — сказал Мурроу, оглядываясь на тёмную громаду форта, — более достойные люди заставят этих задавак преклонить колена.

— Да ты просто обиделся, когда они заявили, что воин с топором — вовсе и не мужчина, — проворчал Онунд, Мурроу в ответ лишь ухмыльнулся в темноту.

— Они и лук не признают, — добавил он и покачал головой. — Удивительно, что они до сих пор живы, со своими нелепыми маленькими квадратными щитами и цветастыми рубахами, на которых можно играть в тафл.

Воронья Кость был рад покинуть это место, хотя сделал себе зарубку на память; однажды, когда Норвегия станет его, это место станет первым шагом для покорения всего севера Альбы.

В лагере звучала музыка, необыкновенные и прекрасные звуки плыли в ночи, кто-то, изящно перебирая струны, извлекал мелодию, под которую воины танцевали джигу, притаптывая сапогами, остальные хлопали ладонями по бедрам, отбивая ритм и смеялись. Тени плясали в такт языкам пламени, танцы вместе с запахом варева скрашивала ночной холод.

Ухмыляющийся Воронья Кость ступил в середину, сделав вид, что покинул более богатый пир, чтобы присоединиться к ним; он признал это, добродушно взмахнув рукой и подошёл к огню и музыканту, которым оказалась Берлио. Она улыбнулась Олафу, продолжая игру, её быстрые пальцы ловко перебирали струны.

Это были гусли, один славянин из Киева привозил такие — инструмент в форме птичьего крыла с пятью струнами. В руках Берлио держала несколько другие гусли, большего размера, формой напоминающие скорее шлем, с большим числом струн, но тем не менее, подходящего размера, чтобы взять с собой путешествие, и Берлио неплохо на них играла. Когда она закончила, Олаф благосклонно похвалил её мастерство, девушка вспыхнула, словно подёрнувшийся пламенем уголёк из костра напротив.

— Могу я сыграть что-нибудь для тебя? — ласково спросила она. — Может быть, колыбельную, которую, конечно же, напевала твоя мама, чтобы тебе сладко спалось.

— Моя мать никогда так не играла, — ответил он жёстко, словно ворон прокаркал. — Трэллям запрещено иметь инструменты, а я обычно спал на цепи, прикованной к нужнику, поэтому я мечтал во сне лишь о сладкой мести тем, кто так обращался с нами.