Воронья Кость (ЛП) - Лоу Роберт - Страница 7

— Из любви к богу, — ответил Хоскульд, когда Воронья Кость спросил, почему он сделал это. Лицо торговца, огрубевшее от ветра и волн, напоминало каменный мыс с глазами, и ничего не выражало. Его люди, занятые работой, болтали ещё меньше, но Олаф кожей чувствовал ложь Хоскульда, словно сырой морской туман. Однако, торговец был другом Орма, а это значило немало.

Олаф сидел и смотрел, как мимо проплывает суша, подымаются и опускаются волны, море дышит в медленном ритме, вздымая черную блестящую гладь.

Он наблюдал за чайками. Хоскульд не отходил далеко от берега, чтобы не терять сушу из вида, Воронья Кость слушал, как птицы в поисках рыбы кричат друг другу. Одна чайка уселась на рее, не обращая внимания на пузатый парус, и Воронья Кость наблюдал за ней более внимательно, чем за остальными. Он почувствовал, как на руках и шее пробежали мурашки, — что-то вот-вот должно произойти.

Моряки "Быстро скользящего" сматывали канаты, вычерпывали воду, работали с парусом, кормчий стоял за рулевым веслом, и все они поглядывали на Воронью Кость и его восьмерых спутников. Он ощущал их неприязнь, недоверие, а больше всего страх. В их глазах они были грабителями, мародерами и язычниками, без которых вполне могли обойтись помазанные Христом мирные торговцы, фермеры морских путей, пашущие кораблями море от порта до порта.

А тут эти кровавые убийцы, расселись на морских сундуках, и болтают на своём косноязычном восточно-норвежском наречии, звучащем еще хуже из-за постоянного общения со славянами, они бездельничают и равнодушно, а то и с ехидными усмешками, таращатся на занятых работой моряков.

Воронья Кость неплохо знал своих восьмерых людей, кто из них скорее швед, чем славянин, кто мылся на этой неделе, а кто сомневается в собственной отваге.

Почти все, за исключением Онунда, еще молоды, и достаточно суровы, все они без страха приняли клятву Обетного Братства: "мы клянемся быть братьями друг другу на кости, крови и железе. Гунгниром, копьем Одина, мы клянемся — да падет на нас его проклятие во всех Девяти мирах и за их пределами, если нарушим эту клятву".

Воронья Кость принес эту клятву давно, еще до того, как на подбородке выступила поросль. Он принял её, как и другие бедолаги, которые в отчаянии блуждали во тьме и бросились к огню, рискуя обжечься. Где-то у него была родня — сестры, которых он никогда не видел, но его мать, отец, дядя-опекун погибли, и Орм Убийца Медведя и Обетное Братство стали ему ближе, чем самые близкие родственники.

Он наблюдал за своими людьми. Только Онунд знал истинную цену Клятвы, он принял её уже достаточно давно, и понимал, как она искорежила его жизнь. Остальным ещё только предстояло узнать бремя клятвы, а пока все они ухмылялись в бороды, темные или светлые, ещё не подёрнутые сединой, смеялись и хвастались друг перед другом.

Хоскульд не отставал от них, и пока корабль шел вдоль берега, торговец хвалился своими многочисленными умениями, одно из которых — судовождение.

— Мы выходим в открытое море, — добавил он. — Земля с того борта, которым мы причаливали, так что не перепутаете. Еще чуть и мы повернем на север. Это направо, со стороны рулевого весла. Это рука, которой вы себя удовлетворяете.

Воронья Кость выдавил улыбку, а Хоскульд ловил ухмылки своей команды, пока Мурроу не обернулся и не посмотрел на сидящих побратимов.

— Не боись, парни, — проревел он. — У нас достаточно хлеба, рыбы и воды, на случай если этот толстозадый торговец заблудится. К тому же с нами птицы, которые подскажут Вороньей Кости путь, когда ничего другое не поможет.

Воронья Кость, подтверждая это, поднял руку, а команда Хоскульда, замерев, уставилась на юношу. Затем они занялись своими делами, а Воронья Кость усмехнулся, он не знал ни одного северянина, а тем более христианина, которого не удивлял бы мужчина, которому подвластен сейдр; никому из них не нужно было напоминать странные истории, окружающие молодого Олафа.

— Нам не понадобится птичья магия, чтобы привести нас туда, куда мы направляемся, — в конце концов, с видом обиженного христианина, выдал Хоскульд. — И я не собьюсь с курса, ирландец. Этот корабль благословлён сами Господом.

И в этот момент одинокая чайка, сидящая на рее, вспорхнула и с криком и диким хохотом направилась к земле — серо-голубой линии. Воронья Кость наблюдал за ней, у него волосы встали дыбом; нехорошо искушать норн, подумал он.

— Однажды жил-был один хёвдинг, который служил одному ярлу. Не спрашивайте меня, где и когда, — начал он, и все головы повернулись к Олафу. Воронья Кость не собирался рассказывать; истории сами приходили к нему, но те, кто слышал их ранее, подвинулись поближе. Кормчий рассмеялся, но Мурроу шикнул на него, так что повисла тишина, лишь ветер завывал в снастях.

— За свою службу он получал каждый день кусок хлеба и чашу мёда, — продолжал Воронья Кость неторопливо, словно вздымающиеся волны. — Воин съедал хлеб, а мед выливал в кувшин и закупоривал его, чтобы можно было носить сосуд с собой, а мёд не украли. Он задумал наполнить кувшин, потому что знал, что мёд можно выгодно продать на рынке.

— Что ж, этот человек настоящий торговец, — заявил Хоскульд с усмешкой, но взгляды слушателей заставили его умолкнуть.

— Я продам свой мёд и выручу золото, на которое куплю десять овец, у которых появятся ягнята, и к концу года у меня будет уже двадцать овец, — продолжал Воронья Кость. Слова лились из него словно густое лакомство из того кувшина.

— Овец будет все больше, и через четыре года я стану владельцем четырехсот овец. Тогда я куплю корову и быка, и ещё кусок земли. Корова будет приносить телят, и давать молоко, а на быке я буду пахать свою землю. Через пять лет поголовье моего скота многократно увеличится, и я разбогатею. Тогда я построю добротную усадьбу, куплю трэллей[8] и женюсь на красавице благородного происхождения. Она родит мне крепкого сына, которому я дам свое имя. Когда он появится на свет, над ним будет сиять счастливая звезда, он будет веселым и счастливым человеком, а после моей смерти прославит моё имя. Но если он не будет мне повиноваться, я возьму его за ухо, и...

Воронья Кость хлопнул кулаком по ладони, так что слушатели вздрогнули.

— Сказав это, он набросился на воображаемого ребенка и нечаянно задел рукой кувшин с мёдом, который опрокинулся и раскололся. Мед вытек в грязь и пропал, — добавил неторопливо Олаф.

— Эгей, — произнес Мурроу и пристально взглянул на Хоскульда, который нервно рассмеялся. Рулевой перекрестился; все поняли, в чем суть истории.

И та чайка тоже, Воронья Кость был уверен в этом, услышав её удаляющийся хохот.

А вскоре после этого сломалось рулевое весло.

Мгновение назад они плыли вдоль берега, неслись под раздутым от ветра парусом, серо-голубая земля проплывала далеко в стороне. В следующий миг Халк вскрикнул и с мрачным видом налег всем весом на рулевое весло, которое потеряло опору, и готово было уже соскользнуть в воду. "Быстро скользящий" запрыгал, словно разгоряченный жеребец, сбившийся с шага, и заметался из стороны в сторону.

Остальные бросились помогать Халку, пытаясь осторожно поднять рулевое весло на борт. Хоскульд выкрикивал команды, и вдруг обнаружил, что побратимы Обетного Братства ожили — они мигом опустили хлопающий парус, так что неуправляемый кнорр нехотя остановился, покачиваясь и кренясь, в то время как неторопливо накатывающие волны шлёпали в борт.

— Кожаный хомут порвался, — заявил Онунд после беглого осмотра. — Тащите другой, и мы закрепим весло.

Хоскульд злобно уставился на Халка, который выпучил глаза в молчаливом протесте, но Горм заслонил его и не менее сердито взглянул на капитана. Он плавал с Хоскульдом с тех пор, как они вместе впервые спустили на воду этот кнорр, поэтому ему многое позволялось. Его лицо и руки загрубели от непогоды, но в ясных глазах читался ум, несмотря на сломанный в драках нос и телосложение, напоминавшее побитую волнами и ветром бочку.