Собрание сочинений (Том 1) - Лиханов Альберт Анатольевич - Страница 64

Мама и бабушка смутились, стали говорить: "Что ты, Нюра, да зачем, не такое теперь голодное время, все же лето", - но она, не слушая их, посмотрела на меня и сказала:

- Ну-ка, а может, Коле к нам податься? - И засмеялась: - Конечно! Живет парень в городе, глотает пыль, а у нас чистота! Раздолье!

Я сначала даже опешил. А потом вскочил, словно ошпаренный.

- Мама! - крикнул я. - Бабушка! Отпустите!

Видно, глаза мои сверкали, как угли, и голос звенел. Мама и бабушка нерешительно переглядывались.

- Он вам обузой будет, Нюра, - сказала наконец мама. - Ты на работе, Вася тоже. Не хватало еще тебе лишних хлопот.

- Ну и хлопот! - удивилась тетя Нюра. - Дитя малое, что ли? Вон глядите, - она кивнула на меня, - парень что надо! Самостоятельный! А скучать ему некогда будет. На уборку со мной поедет. По грибы с Васькой сбегают, порыбалят малость. Эх, да разве у нас соскучишься!

Ну тетя Нюра! Она сегодня просто нравилась мне. Веселая! На тракторную гусеницу молока продала. И маму с бабушкой в один миг уговорила.

Я стал отыскивать старый рюкзачок, суетиться, спешить, бегать по комнате, и мама, и бабушка, и тетя Нюра хором рассмеялись: отправиться-то мы должны были только завтра.

- Ну и что! - сказал я, смутившись. - Ведь рано, наверное, пойдем?

- Верно, - ответила тетя Нюра. - Пораньше отправимся, чтоб засветло добраться.

Всю ночь я просыпался, мне казалось, уже пора, тетя Нюра готова и сейчас уйдет без меня. Но было тихо, в темноте кто-то негромко всхрапывал, и я снова погружался в ненадежный сон. В последний раз я проснулся не сам, меня кто-то тряс за плечо, я отнекивался и прятал голову под одеяло, потом вскочил, крутя глазами. Тетя Нюра тихо смеялась.

Она сидела умытая, одетая, готовая в путь. Путаясь в рубашке, я торопливо оделся, попил чаю, повесил на спину легкий рюкзак.

- Ну, с богом! - сказала тетя Нюра и шагнула к двери.

- С богом, с богом! - как лесное эхо, откликнулись бабушка и мама.

А мама, наклонившись, шепнула мне:

- Осторожней там, Коля! В речку не лезь! И в лес один не ходи! Не кури еще, слышишь?

Я пожал плечом - было неудобно перед тетей Нюрой, что мама шепчет мне такие слова, будто маленькому.

Река, бурлившая весной, теперь, в июле, опала, сузила берега, разметала песчаные косы.

Мы переправились паромом и пошли по тропке, которая вилась через поле. Я почувствовал вдруг, что воздух пахнет смолой и медом.

Тропка наша то поднималась вверх, то ныряла в низину, заросшую высокими цветами с большими, яркими колокольцами.

- Это иван-чай, - говорила мне тетя Нюра.

- Почему Иван? И почему чай?

- А зовут так, - загадочно говорила тетя Нюра, - спокон веку зовут. Был, может, Иван, который из этого цветка чай варил? - Она смеялась, шагала размашисто, твердо переставляя сильные ноги, и я едва поспевал за ней.

Под ногами скрипели кузнечики, и, когда мы поднимались на холм, я всякий раз оборачивался: там, внизу, кузнечики при шорохе шагов умолкали, скрипели только те, что подальше; отсюда же, с высоты, поле иван-чая покачивалось, будто неторопливые морские волны, и тысячи, нет, миллионы кузнечиков в один тон пели огромным хором - сиреневое море покачивалось и пело, пело и покачивалось.

Я улыбался, догонял тетю Нюру, она поглядывала на меня искоса и спрашивала:

- Нравится?

Нравится! Еще бы не нравиться! Я бывал, конечно, в лесу и в поле тоже бывал, когда ездил в пионерский лагерь от маминого госпиталя, но там мы ходили и в лес, и в поле колонной - в затылок друг другу, и то, что я запомнил тогда, совсем не походило на это. Здесь было тихо, и никто не мешал мне смотреть и слушать. И я слушал, и смотрел, и дышал полной грудью.

* * *

- Вишь оконце открытое, - сказала тетя Нюра. - Васька подле него сидит. Поди напугай!

Она сидела на берегу ручья, держа в руках свои стоптанные туфли, а ногами, как девчонка, болтала в воде, так что брызги летели.

- Иди, иди! - подговаривала она меня, и я, оставив свой рюкзак, крадучись пошел вдоль деревни.

У самой избы я согнулся и подкрался к окошку на четвереньках. Я не хотел, чтобы Васька меня увидел сразу. Я только приподнялся, чтобы взглянуть, там ли он и не ошибся ли я домом.

Медленно разогнувшись, я заглянул в окно и увидел Ваську. Он сидел, упершись кулаками в обе щеки, за ухом у него торчал тонко очиненный карандаш, и смотрел Васька прямо на меня.

Он смотрел остановившимся, пустым взглядом и не видел меня. Будто я был в шапке-невидимке. Или стеклянный.

- Вась! - позвал я шепотом.

Он был неподвижен. "Может, спит? - мелькнуло у меня. - Бывает же, люди спят с открытыми глазами".

- Вась! - окликнул я его снова, погромче, но он снова не услышал.

- Василей! - сказал кто-то громко из глубины комнаты. - Готово?

- Готово, - ответил Васька глухим голосом и, видно, очнувшись, увидел меня.

- Хухры-мухры! - пробормотал он удивленно, открыл рот, потом вскочил, с грохотом откинув стул; отточенный карандаш выпал из-за уха, и Васька вылетел как пробка прямо в окно.

- Васька! - кричал кто-то из глубины комнаты. - Васька! Обалдуй!

Но Васька ничего не слышал. Он изо всех сил жал мою руку.

- Ты чо? - басил Васька на всю улицу. - С луны свалился?

- С луны, с луны! - сказала подошедшая к нам тетя Нюра. - А ты отколь думал? - Она засмеялась и крикнула в окно: - Макарыч, примай выручку!

Из распахнутого окна высунулась лысая голова с маленьким носом, похожим скорее не на нос, а на закорючку. На носу, на самом краешке, сидели очки.

- Явилася! - занудным голосом сказал лысатик. - Не запылилася! Ох, Нюрка, Нюрка, как это доперла-то ты: по городу с деньгами таскаться! А ежели обчистят? За жизнь не рассчитаисся!

Тетя Нюра махнула на лысатика своими стоптанными туфлями, которые держала в руке, и ответила:

- Ты, Макарыч, не скрипи-ка, а по такому случаю отпусти Ваську из конторы. Вон к нему друг с городу приехал.

Макарыч пронзительно оглядел меня с ног до головы и спросил тетю Нюру недоверчиво:

- А сколь выручила? - будто от этого зависело, отпустит он Ваську или нет.

- "Сколь, сколь"! - засмеялась она опять. - Все твои, сколь ни на есть.

Макарыч нехотя согласился. Тетя Нюра осталась в конторе, а мы побежали к Васькиному дому.