Гопак для президента (Аполитичный детектив) - Легат Алекс - Страница 80

Действительно, втиснуть в крохотную машинку стройную длинноногую Марину, не самого худого Дениса и двух рослых мужиков — задача совсем не простая. Денис на всякий случай решил уточнить ситуацию:

— Какие у нас планы?

— Надо бы поговорить, — сообщил Куприянов-старший, посмотрел на небо, поднял ладонь и, поймав несколько мелких капель начинающегося дождя, добавил: — Но до утра терпит… так, майор?

Валерий согласно кивнул, подтверждая мнение отца.

— Терпит… Но пообщаться с самого утра необходимо. В принципе я предполагал, что ты можешь остановиться у меня, но поскольку диспозиция образовалась несколько иная… Марина возвращается, — сказал он, заметив быстро идущую к ним девушку.

— Странная у вас тут аптека, — сообщила она, подойдя к мужчинам. — Нет ни ношпы, ни даже аспирина, зато куча афродизиаков, от виагры и золотого корня до йохимбе и акульего хряща. Наверное, в дороге это важнее. Кстати, а что такое «лярва кацапская»?

Куприяновы синхронно крякнули и покраснели. Денис поспешил вмешаться, чтобы снять возникшую неловкость.

— Это местное идиоматическое выражение, — пояснил он Марине, стараясь не рассмеяться. Посмотрел на отца с сыном, спросил: — Ну так что, берем такси?

Куприянов-старший отозвался не сразу, видимо, обдумывал возможные варианты. Потом переглянулся с сыном:

— Только мы за вами поедем и в гостинице побудем, пока вы устраиваетесь… На всякий случай…

Такси долго искать не пришлось. Желающих заработать даже в два часа ночи было более чем достаточно. Впервые за много лет Денис ехал в «Волге», которая неожиданно оказалась не только маленькой, но и жесткой и неудобной. А таксист-частник с тарас-бульбовским затылком вел машину так, словно опаздывал на похороны нелюбимой тещи. На ровных участках дороги это еще можно было вытерпеть, но на брусчатке Денис начинал всерьез опасаться за сохранность своих зубов. Марина же как вцепилась побелевшими от напряжения пальцами в подлокотник дверцы, так и не отпустила до самой гостиницы, не обращая внимания на красоты мелькавшего за окнами ночного города.

Машина, наконец, с визгом затормозила перед ярко освещенным цилиндрическим зданием гостиницы. Сунув таксисту десять долларов, Денис подхватил Марину и, слегка пошатываясь, направился к входу. Желтя неказистая машинка, как ни странно, не отстала от частника-истребителя, приткнулась неподалеку, и выбравшийся из салона Валерий Куприянов неспешной походкой последовал за ошеломленными поездкой гостями.

Денис направился было к стойке, за которой улыбались симпатичные служащие отеля, но Марина придержала его.

— Доверься мне, победитель, — подмигнула она и объяснила: — Не хочу, чтобы ты своим американским паспортом размахивал. Спокойнее спать будем.

Марина погладила его по щеке и походкой модели, вышагивающей по подиуму, отправилась к стойке. Причем, как обратил внимание Гребски, к той части стойки, над которой возвышался мужчина, скорее всего, старший администратор. Она что-то сказала, видимо очень приятное, и мужчина расплылся в улыбке, навалившись на стойку животом.

— Ты давно ее знаешь? — спросил Валерий Куприянов, глядя на процесс укрощения администратора.

— В самолете познакомились, — признался Денис и замолчал, не зная, что еще сказать.

— Кгх-м-м… — поперхнулся Валерий. — Может, мне ее пробить по информационному? Данные есть?

Денис задумался. Предложение интересное. Узнать побольше о таинственной незнакомке, столь плотно прилипшей к нему, было бы не лишним. И все-таки он чувствовал себя неловко, будто совершал что-то нехорошее. Такое же чувство он испытал, когда проснулся утром в поезде и увидел на столике в купе Маринин паспорт, видимо, оставленный ею после прохождения паспортного контроля на границе. Его спутница мирно спала, и Гребски не устоял, заглянул в документы.

— Было бы полезно, — все же согласился Денис. — Марина Сергеевна Литвинова… родилась в Иркутске… 11 октября 1978 года… номер паспорта я не запомнил весь, но часть цифр помню… 567 — там точно присутствовало…

— Отлично. — Куприянов пошевелил губами, запоминая данные, увидел приближающуюся Марину и отошел в сторону, делая вид, что они незнакомы.

Марина игру приняла. Взмахнув ресницами, поманила журналиста пальчиком и похвасталась добычей:

— Люкс, да еще и с джакузи! Ой, как я хочу в горячую воду! А ты?

— С тобой хоть в ледяную! — галантно изрек Денис.

Марина не согласилась:

— Нет, только в горячую! И спать-спать-спать… Знаешь, недосыпание очень вредно для женского организма… От него — морщины…

Она состроила такую горестную гримаску, что Денис сдался:

— Уговорила. Будем спать…

Глава 13

Камо проснулся от скрипа открываемой двери, однако глаза открывать не стал, лишь мысленно чертыхнулся: «Опять этот черный!» — увидев сквозь неплотно прикрытые веки вошедшего в больничную палату агента ФБР Берри Вайта.

Нога, неподвижно зафиксированная хитрыми блоками, болела. Едва врачи закончили операцию, Камо поместили в отдельную палату, возле которой день и ночь дежурили два охранника в гражданской одежде. Они пропускали только медицинский персонал и агентов, приходивших его допрашивать. Правда, с допросами у них не очень получалось. Камо либо отказывался разговаривать вообще, либо нес околесицу про то, как случайно познакомился с русским и решил показать ему, как живут американцы, для чего они и зашли в выставленный на продажу дом… А там этакая жуть! Трупы! А этот придурок подобрал пистолет и нечаянно нажал курок, вот Камо и получил пулю в колено.

По своему опыту он знал — это лучшая форма защиты.

А жизненного опыта у Камо, который уже и сам стал забывать, что его настоящее имя Гюндуз Зейналов, имелось предостаточно. Армянином он был только наполовину, отец — азербайджанец, мать армянка. В Баку смешанные семьи встречались сплошь и рядом. Дружба народов! Вырос Гюндуз-Камо неподалеку от всем известной Кубинки, на которой в любое время суток можно было купить все что угодно, начиная от сигарет и кончая автоматом Калашникова. И естественно, проводил там все свободное время, которого у него было предостаточно, потому что школу он не любил. Работал на дядю Закира, торгующего в основном американскими контрабандными сигаретами, которые производились в Турции. Не гнушался дядя и торговлей марихуаной, гашишем и другими наркотиками.

Первую судимость Гюндуз получил за анашу, обнаруженную милиционерами в его карманах. Денег, чтобы откупиться от стражей порядка, не оказалось, и он отправился на зону. Освободившись через три года, вернулся на Кубинку, только уже на себя стал работать, организовав сеть реализации из пацанов и подростков и получая товар из Нагорного Карабаха. А через пару лет снова загремел на зону, теперь уже за убийство — зарезал конкурента. Освободился досрочно в восемьдесят седьмом, добрался из Тайшета до родного Баку и снова занялся тем, что умел делать.

Надо же было ему во время армянских погромов оказаться в Сумгаите! Толпы обкурившихся анашой людей шастали по домам, выспрашивая, где живут армяне. Выламывали двери, врывались в квартиры, грабили, избивали, насиловали, убивали. Человек десять, на которых напоролся Камо, по внешности сразу опознали в нем армянина и с криками кинулись избивать его палками и обрубками труб. Только выучка, вынесенная с зоны, помогла ему остаться в живых. Он вырвался, отбиваясь ножом и порезав нескольких нападавших.

Кое-как добрался до Баку, выгреб свои заначки и, понимая, что ничего хорошего уже не будет, улетел в Москву, где у него был один зоновский дружбан, авторитетный, хоть и некоронованный вор. Именно он и подсказал Камо, что, как беженец и армянин, он может просить политического убежища в Америке, и дал кое-какие контакты. Камо раздумывал недолго. Выправил себе армянские документы, взяв девичью фамилию матери и, естественно, не указывая свои судимости. Предъявив в посольстве свои шрамы и справки из больницы, на удивление легко получил статус беженца. Скорее всего, потому, что как раз разразились январские погромы в Баку.