Выбор (СИ) - Черникова Любовь - Страница 44

«Прости, Киалана!»

Любомира не сомневалась, грех ей богиня так не оставит, но, помедлив, все же завязала на ближайшей ветке узел. Ждать больше было нельзя. Не оборачиваясь, Любомира направилась к выходу третьей по счету тропой. Шла долго, но ничего так и не происходило, хотя нутро то и дело сжималось от ужаса.

«Но как они узнают? — мысль не давала покоя, все казалось злой шуткой. — Не иначе, обманули Хельгу. Наплели, поди, с три короба, а мы, глупые, поверили…»

На выходе из «Садов» у ворот сидела девочка лет пяти. Грязная, закутанная в какое-то тряпье, она всем своим видом выбивалась из общей радостно-весенней картины.

— Пода-а-айте! — гнусаво затянула бродяжка, протягивая погнутую оловянную тарелочку.

На Любомиру, не мигая, смотрели белесые, слепые глаза. Кривая улыбка и дерганые движения выдавали юродивую. Без раздумий вынув золотой, Княгиня подала милостыню.

— За чье здоровье помолиться Керуну, госпожа?

Голос прозвучал на удивление серьезно и совершенно обыденно, будто конторский писарь справлялся о родовом имени заемщика.

— Керуну? — Любомира даже опешила. К Керуну обычно обращались с иными просьбами. И тут осенило: — Советник тин Хорвейг. Помолитесь о нем.

Девчонка кивнула, а затем заковыляла прочь, дергаясь и озираясь, как и положено тем, кому боги недодали ума.

Нааррон с наслаждением вдохнул чистый, напоенный свежестью морозный воздух: «А в столице уже, наверное, совсем весна. В этом году обещали раннюю да дружную…»

Позади скрипнула дверь.

— Тренируешься? — Крэг был в одной лишь холщовой рубахе, несмотря на легкий морозец.

Хранитель улыбнулся и внезапным движением попытался отправить друга в сугроб.

Как обычно, ничего не получилось.

Отфыркиваясь и отплевываясь, Нааррон выбрался из глубокого снега, ухватившись за протянутую другом руку, и вновь применил уловку. Рыкнув от боли, отскочил, принимая стойку, и тут же ринулся вперед, выполняя ряд базовых приемов.

— А ты молодец, заучка! — легко парируя удары, похвалил Защитник. — Орешь, но уже за больное не хватаешься. Того и гляди, от пары-тройки бандитов отмахаться сумеешь, — хекнув, Крэг уложил Хранителя на лопатки и уселся сверху: — Хотя, шпана сперва подумает, прежде чем нападать на такого здоровенного, — он слез и отошел к крыльцу за лопатой.

Ничуть не расстроенный Нааррон с улыбкой поднялся отряхиваясь. Он был горд собой. Теперь-то вряд ли кто посмеет его принять за «доходного писаря». Сказанное малолетней воровкой в подворотне тогда сильно задело за живое.

«Одно, когда дуболомы обзываются, и совсем другое, если какая-то соплюха ни во что не ставит…»

— Кстати, дружище, а ты теперь легко за курсанта или Защитника сойдешь при необходимости. Здоровый стал, да и трескаешь не меньше. Тебе поверят.

— Иди ты! — беззлобно намекнул на не столь отдаленные места Хранитель.

На крыльцо вышла Анасташа. Улыбнулась:

— Мальчишки, вам бы все баловаться! — протянув руку, убирая прилипший к волосам сына снег.

Нааррон приметил подозрительно блестящие глаза, и в груди снова образовался комок.

— Мам, может, поедешь с нами?

— И что же я стану делать в это вашей столице?

— Не хочешь в столице, будешь жить в Ордене. Мне выделят дом.

— Ой, кому я там нужна? — всплеснула руками Анасташа. — Примитесь с Кирой чуть что к мамке бегать, над вами все станут смеяться. Непорядок. Не по этому вашему Кодексу.

— Мам, ну я-то Хранитель, что мне до Кодекса?

— Зато Киррана — нет.

Разговор вернулся в прежнее русло. Анасташа придумывала тысячу отговорок, не желая покидать родной дом.

— Мама, там я смогу о тебе позаботиться. У тебя теперь есть внук… — Нааррон смущенно дернул уголками губ, обращаясь к последнему доводу.

— О котором прекрасно позаботится Орден, — закончила Анасташа за сына. — К тому же его мать меня не жалует. Я только буду вашему счастью помехой, — упомянув Глашку, она явно сдержалась, чтобы не скривиться, старательно уважая выбор сына.

Хранитель встретился взглядом с Крэгом, который убирал лопатой подтаявший снег. Друг только сочувственно улыбнулся.

Когда пришел в дом, где родился сын Защитника, на него набросились прямо с порога. Завалили вопросами. Особенно волновал один: почему не приехал отец ребенка. И все же Нааррон ничего не стал отвечать, пока не взглянул на младенца.

Это точно его сын — тин Даррен. От Паситы в ребенке абсолютно ничего не было, зато от самого Нааррона хоть отбавляй. Мальчонка таращился на мир не по-детски серьезными синими, почти такими же как у Киры, глазенками. И хоть уже прошло то время, когда сразу после рождения можно определить зачатки дара, Хранитель почувствовал, как в маленьком тельце теплится сила.

«Нарекаю сие дитя именем Лидаррон. Пусть сердце его впредь останется чистым, как и в миг рождения! — повернувшись к растерянным родным, сказал: — Это мой сын. Отныне он принадлежит роду тин Дарренов».

Тут-то и началось. Дескать ждали, что от Защитника дочь понесет. Но раз молодой господин сподобился заделать ребеночка, то теперь и о свадебке пора бы подумать. Стойко вытерпев порцию причитаний и упреков, Нааррон прервал поток слов, напомнив о своем статусе и о том, что бывает, когда пытаются обмануть Орден. Тут родные Глафиры присмирели, а она сама принялась кланяться да ластиться. А уж как пообещал с собой забрать, сначала радовалась. Но позже желания посыпались как горох из дырявого мешка. Дом в столице, достойные нового положения наряды, драгоценные подарки невесте. Пожелания очень быстро превратились в упреки. Дескать ехал, и ничегошеньки не привез, даром что жених знатного рода.

Под беспрестанными насмешками и подколками Крэга, Нааррон чесал в затылке, раздумывая, как это он раньше не рассмотрел расчета за приветливой нежностью и наигранной, как теперь казалось, страстью. Если до того он в дороге временами подумывал, может, и правда, стоит жениться, то теперь совсем расхотелось.

«Права была Кира. Поступлю по правилам Ордена. Обеспечу этой женщине достойное будущее, но в жены брать не стану. Зачем мне такая, что по сторонам смотрит, да подарки требует? Да и точно знаю, что не люблю ее совсем».

Была на то и иная веская причина.

Из головы не выходил иной образ. Чистый и светлый. Одно только воспоминание о котором, заставляло сердце пропускать удары.

Именовав сына, вечером того же дня он направился к местной знахарке Матрене. Накопились к старухе вопросы. О том, чтобы вершить правосудие Хранитель пока не помышлял, но все же считал своим долгом заставить держать ответ за снадобье, которое чуть не угробило Киру.

«А, может, не только сестру, но и тин Хорвейга. Откуда иначе у ассасина взялись Слезы Киаланы?» — так он думал, отворяя покосившуюся от старости дверь избы.

В темных, заставленных утварью и скарбом сенях пахло травами и еще резким и до боли знакомым запахом, который усилился, когда Хранитель отворил дверь.

«Похоже, старуха химичит».

Но увидел совершенно иное.

Над небольшим, но вполне настоящим алхимическим столом, где среди колб и реторт нашлось место даже маленькому перегонному кубу, склонилась девушка. Ее брови сосредоточенно сдвинулись к переносице, а губы шевелились, отсчитывая капли розоватой жидкости из маленькой пробирки в пузатую колбу. Нааррон и не заметил, как замер, считая вместе с ней.

Последняя капля коснулась маслянистой поверхности, и девушка выпрямилась поворачиваясь:

— Мама ты уже верну… — тут она, наконец, рассмотрела вошедшего и вскрикнула.

Выпавшую из рук колбу поймали вместе. Есения все же оказалась проворнее, и Нааррон с удовольствием ощутил теплые маленькие пальчики в собственных ладонях. Снизу-вверх взглянули ясные, широко распахнутые глаза пронзительного незабудкового цвета. Выбившаяся из-под чепца светлая прядка, прилипла к приоткрытым губам. Девушка не смела отнять рук, ведь держала колбу, а Хранитель позабыл, зачем пришел, не в силах заставить себя ее отпустить. Все мысли, кроме одной, словно выветрились.