На закат от Мангазеи (СИ) - Че Сергей - Страница 77

***

Белый дым стелился над равниной, над бесчисленными телами павших, над растаявшим от крови снегом. Трепетали на ветру оставленные в сугробах покосившиеся бунчуки и флаги. Бродили выжившие олени, пытаясь добраться через завалы мертвых людей к склонам холмов, где уже собирались в бесчисленные стада сотни испуганных животных. Даже ярганы берегли оленей и не пустили их в битву. Все тише стонали раненые. И те из них, кто совсем недавно ползли от побоища, теперь были неподвижны, будто едва заметные кучки рваного тряпья.

Два десятка ярган, которым в самом конце сражения удалось прорвать цепь Ледяного Медведя, лежали там, где их остановили залпы самопалов, между подножием холма и погасшими кострами. Среди них лежал и Хадри.

Хадри умирал.

Он уже ничего не мог сказать и только улыбался, пытаясь зажать рану в груди. Малица была залита кровью, и кровью был залит боевой топор, отнятый у одного из разбоев.

- Помоги, - тихо сказал подошедший сзади Шубин.

Вдвоем они перенесли Хадри в нарты. Шубин прислонил его к высокой берестяной спинке, привязал за руки к перекладинам. Хадри хрипел, и вместе с кровью выходили из груди пузырьки воздуха. Изуродованное лицо кривилось, но Макарин знал, что Хадри улыбается.

Шубин сложил на дно нарт топор с самопалом, а потом долго стоял, шепча что-то про себя. Наконец хлопнул ведущего оленя по крупу, и тот стронул упряжку с места, потянул двух других оленей, потянул нарты вверх по склону, сперва медленно, потом все быстрее.

- Небесные пастбища ждут тебя, - пробормотал Шубин и отвернулся.

Макарин смотрел, как растворяются в серой рассветной мгле нарты, и в какой-то момент ему действительно показалось, что они поднялись над гребнем холма, оторвались от земли и стали подниматься в небо, бесшумно и плавно, туда, где светило неяркое солнце и где расступались перед небесными оленями бледные сполохи угасающего сияния.

Воевода, бродивший среди трупов у подножия, наконец вернулся, убрал с лица поднятый меховой воротник и шумно отдышался.

- Уходить надо. Этот дым внизу болотной вонью отдает. Аж в глазах двоится. Дышать невозможно. Раненые там возможно от него и кончаются. Скоро и до нас дойдет.

- Газ, подожженный немцем, все пылает, - сказал Шубин. – Пещеры со всех сторон, и под долиной, и дальше за холмами. Видно, где-то здесь трещины на поверхность выходят.

- Еще землю иногда трясет, - добавил воевода.

- Да. Пора уходить.

Шубин подогнал к выходу из пещеры грузовые нарты и ушел на соседний холм за оленями, а воевода полез на коч добывать парусину.

Макарин стоял у истукана, и бог Мейк смотрел на него тускло-зелеными глазами.

Спустился воевода, не найдя парусины и притащив взамен широкий узел с дерюгой.

- Ну что, дьяк. Кончилось твое заданье. Давай паковать и грузить болвана. Пора его боярам в Москву отправлять.

- Я одного не понимаю, - сказал Макарин, не спуская глаз с медной, покрытой вековой патиной, поверхности. – Варза сошел с ума, вычитав латинскую книжонку, это еще куда ни шло, учитывая, что он с детства сказки о своем происхождении слушал. Местные народцы пошли воевать, тоже понятно. Они спокон веков среди идолов живут. Даже с боярами московскими более-менее ясно стало, они и впрямь колдунством изрядно болеют, как мне тут недавно один монах-отшельник напомнил. Но что заставило сойти с ума твоего одноглазого казака с товарищем? Вот на этот вопрос я пока даже намека на ответ не знаю. Что их могло так испугать той ночью, когда они следили за караваном?

- Так кто ж их теперь разберет, - пожал плечами Кокарев. – Может тоже эту твою медведицу видели? Ты ж говоришь, она зело страшна, аки чудище. А казачки небось пьяными на задание подались. Не бери в голову, это уже не суть важно. Тогда весь город дрожал от страха.

- Город дрожал от слухов, - возразил Макарин. – Но от слухов с ума не сходят.

Они обернули идола в несколько слоев дерюгой, обвязали корабельными канатами и повалили на грузовые нарты. Он действительно оказался легким, словно полым.

- Никакой ценности, видать, - бормотал воевода. – Небось дерево внутри, а то и вовсе пустота. Только снаружи листочки металла да камень тонкий. А шуму-то, шуму…

Шубина не было долго, так что воевода успел разжечь костер и подогреть куски жареного мяса, лежащего на столе под навесом.

Наконец поморец вернулся, подгоняя шестом целый поезд из десяти оленей, запряженных в три упряжки.

- Ехать надо быстрее, - тревожно сообщил он. – За холмом я слышал приближающийся топот. Смотреть не стал, но вряд ли это стадо диких оленей. Скорее, какие-нибудь отставшие дикари.

Он легонько потряс лежащую под навесом Иринью, понял, что бесполезно, покачал головой и перенес ее в широкие нарты с высокими бортами. Потом спешно стал подвязывать к поезду грузовую упряжку. Но все равно опоздал.

Ветер донес издалека конское ржание, и Макарин сперва подумал, что это чудом выжившие канасгетские лошадки, которых дикари резали даже яростнее, чем людей. Он выглянул наружу.

По склону соседнего холма спускались выстроенные в походную колонну всадники. Их было немного, всего три десятка в серых кафтанах под меховыми накидками. Рядом с ними чуть в стороне отдельной кучкой утопала в снегу еще дюжина конников, в странной одежде, которую Макарин не сразу разглядел. За всадниками на гребень высыпала целая пешая толпа в одинаковых меховых шубах. Над толпой покачивались пики и алебарды. Десяток длинных саней выстроились в ряд на вершине холма, пехота повыскакивала с них на снег и почти бегом бросилась догонять конницу. Растянувшиеся колонны уже спустились в долину, держась подальше от места побоища, и теперь приближались к пещере. Уже можно было разглядеть притороченные к седлам пищали у одних, и мушкеты у других.

- Вот теперь, дьяк, самое время вспомнить то, что я тебе говорил о воеводе Троекурове, - зло проворчал Кокарев, вытаскивая ручницу. – Да что толку.

Воевода Троекуров скакал впереди, в своем темно-зеленом кафтане. Седые усы топорщились как у моржа. Один из голландцев, закутанный в шубу с головой так, что наружу торчала только узкая бороденка, догнал его на тонконогой лошади, которая сильно дрожала, и было сразу понятно – долго она на севере не проживет. К пещере они поднялись вместе, прихватив нескольких стрельцов для охраны. Остановились, не доехав до потухших костров пары десятков саженей, и спешились.

- Так и думал, что тебя здесь встречу, - сказал Троекуров, увидев выходящего из пещеры Кокарева.

- Я легко не сдаюсь, - проворчал тот, буравя их взглядом. Голландец стоял рядом с Троекуровым, безучастно рассматривая коч. – Гляжу, ты нашел себе новых друзей, Иван Михалыч?

- Друзей не друзей, а вынужденных союзников.

- И против кого с ними союзничать намереваешься?

- Мы не намереваться «против кого», - сказал вместо воеводы голландец. – Мы брать эти земли под защита Генеральный штат. Теперь здесь будет хорошо.

- Не сомневаюсь. Что скажешь, дьяк? Какое наказание воеводе Троекурову за измену?

Макарин молчал, разглядывая голландского офицера и вооруженную до зубов сотню за его спиной. Голландцы уже успели спуститься в долину и стояли у подножья холма. Некоторые бродили возле трупов, копались в кучах, переворачивали, обыскивали. Наемники мародерством никогда не брезговали.

- Никакой измены, Григорий, - напустил на себя суровый вид Троекуров. – Взаимовыгодное предприятие. Прямой путь на европейские рынки. Быстрый и надежный. Здесь только на времени можно тысячи сэкономить. Понимать должен.

- Мы брать под защита этот никчемный мерзлый земля, - повторил голландец. – Строим здесь факторий. Там, на берег, - он махнул рукой в сторону заката. – Не идти дальше. Вы привозить пушнина сюда. Все заработать хорошо. Много.

- Слышишь? – Троекуров потер ладони не снимая рукавиц. – Они тут остаются. Я как услышал от самоедов, что немцы на Край Мира явились, тут же решил опередить события, да сюда нагрянуть. Думал, воевать придется. А они видишь, как? Их какие-то купцы послали, чтобы торговлю открыть.