Девочка. Книга первая (СИ) - "Dave Gahan Admirer Violator" - Страница 80

Наконец, организм взял свое и я погрузилась в сон. Спала я беспокойно и проснулась от того, что мне было неуютно, холодно, и хотелось пить после плотного ужина. Спускаясь вниз на кухню, я поежилась от неприятного чувства, словно за мной кто-то наблюдает. Я резко обернулась, но там, разумеется, никого не было. "Харт! Перестань паниковать, словно ты маленький ребенок!", — успокоила я себя и уже более уверенно дошла до кухни. Выпив стакан холодного сока почти залпом, я отправилась в обратный путь. Проходя мимо обеденного стола в столовой, я внезапно услышала щелчок, и через мгновенье вспыхнул тусклый свет в зале, и я чуть не вскрикнула от испуга и неожиданности.

В кресле, положив руки на подлокотники, сидел Барретт.

Глава 22

Иллюзии. Самообман, который моя мама всегда считала болезнью.

Иллюзии. Бактерия, которая проникает в в кровь, доводит ее до кипения, рисуя картины воображаемых событий.

Иллюзии. Вирус, который проникает в мозг и будоражит аксоны один за другим, создавая нейронную сеть из воображаемых образов.

Иллюзии. Химера, которая делает нас слепыми и ведет в пропасть.

Я рассматривала Барретта, сидящего в кресле и пыталась понять, что он здесь делает глубокой ночью. Он был одет в легкую, расстегнутую на несколько пуговиц черную рубашку и домашние джинсы, а на его коленях покоился прикрытый лэптоп со знаменитым логотипом яблока. “Работал и уснул. Устал…” — сделала я выводы, и мне вновь захотелось прикоснуться ладонью к его упрямому лбу и развеять тяжелые мысли, как тогда в клубе, когда я видела его сидевшим в одиночестве за стеклянной дверью ложи.

Он просканировал меня спокойным взглядом, и я, сама не знаю почему, сжала кончик черного пояса махрового халата.

— Доброй ночи, — негромко поздоровалась я, поджав пальцы ног.

Он ничего не ответил, а лишь переложив лэптоп на столик рядом, встал и медленно направился в мою сторону. Он делал шаг за шагом, и я, не понимая, то ли он сейчас пройдет мимо то ли остановится передо мной, машинально отступила назад в столовую.

Я внимательно изучала его лицо, желая разгадать, что там, под этой ртутью невозмутимых глаз, пыталась почувствовать его энергетику, но Барретт умел носить маску “покерфэйс” и я кроме спокойствия так ничего и не увидела и не ощутила.

Но он шел ко мне. И лишь когда остановился рядом, на меня внезапно навалилась тяжелая волна с привкусом металла. Она ложилась мне на плечи неподъемным грузом, обволакивала меня словно жидкая ядовитая ртуть, и прежде чем я успела что-то понять, услышала:

— Раздевайся.

И меня словно кулаком ударило в живот. Я физически чувствовала боль от этого невозмутимого голоса и равнодушия в глазах.

С самого начала я сделала неверные выводы. Все, что я себе нафантазировала за эти три дня, позволив иллюзии отравить мое сознание, сейчас, треснув разбитым зеркалом, осколками впилось в мою грудь. Нет. Он меня забрал из клуба только для одной цели — пользоваться мной эту неделю, когда ему захочется и сейчас он возвращал меня с небес на землю, указывая на мое место. Никаких “он тебя изучает”, никаких “он на тебя отреагировал”, никакого подобия заинтересованности в его пустых глазах не было. Так хищник смотрит на свою добычу — спокойно, равнодушно и с полной уверенностью, что он сейчас пообедает. Как ранее и говорила Джули: “захотел перейти с мраморной говядины на мясо ягненка”.

Иллюзия, которая по квантам, по молекулам просачивалась в мое сердце, разносилась по венам, отравляла приторной сладостью кровь, затуманивала сознание, ослепляла своим люминесцентным искусственным светом, сейчас болезненно разорвалась бомбой в груди и реальность показала мне свое истинное лицо. Передо мной стояло Чудовище, и я, зажмурившись, отшатнулась назад, наткнувшись на обеденный стол. Я чувствовала, как колотилось мое сердце о ребра, слышала, как шумит в ушах кровь, сдавливая череп железными тисками, но понимала, что нужно открыть глаза и взглянуть реальности в лицо.

Я подняла веки, и от вида темной ртути, застывшей в зрачках моего Чудовища, по позвоночнику прошел озноб. Глаза Барретта сейчас напоминали дуло пистолета — бездушное, черное, неживое, словно бездна вакуума — он сковывал мое сознание, проникал под кожу, я чувствовала его безжизненную суть.

Видя мое оцепенение, он протянул руку и одним движением сбросил с моих плеч халат, оставляя в трусиках, словно врач, который раздевал пациента для осмотра.

Это простое действие вывело меня из состояния ступора, полностью возвращая в реальность, и я, прикрыв голую грудь ладонями, изо всех сил дернулась в сторону, желая уйти от его рук.

Но Барретт отреагировал быстро и хладнокровно. Впрочем как и всегда. Хищник не позволит своей добыче ерзать — просто придавит лапой. Я уперлась руками в его грудную клетку, пытаясь оттолкнуть надвигающийся на меня танк, но понимала, что я изначально проиграла в этой битве — Барретт мог мне свернуть шею одним движением ладони.

А он тем временем, резко развернув меня спиной, зафиксировал мои запястья одной рукой и загнул над столом.

Это было унизительно. Это было неправильно. Это было не по-человечески. Не церемонясь. Словно заводную куклу. Господи, лучше бы у меня не было этих трех дней. Так бы все было по-честному, как я и предполагала с самого начала. Так бы я была готова к этому. Слишком быстро я поверила в иллюзию, слишком легко я согласилась на нее.

Я чувствовала грудью холодный глянец поверхности, пока его пальцы, оттянув в сторону мое белье, без предупреждения входили в меня, по-хозяйски растягивая и подготавливая к более глубокому проникновению.

“Зачем ты так со мной?! Ведь ты же видишь, что я люблю тебя!”- кричало все внутри, но слова застревали в горле, не давая им вырваться наружу. Теперь получай сполна, Харт. Не нужна этому мужчине ни твоя любовь, ни твоя нежность.

Слезы подступали к глазам, но я, сцепив челюсти, глотала унижение и обиду — я никогда не позволю себе показать ему свою слабость — никаких визгов и криков он от меня не услышит.

Он отстранил пальцы… звук расстегивающегося ремня, молнии брюк… и внезапно, он развернул меня на столе лицом вверх, подхватывая меня под колени. Почувствовав на мгновение, что мои руки отпустили, я дернулась на скользкой глянцевой поверхности в сторону, но уже в следующую секунду он, крепко зафиксировав мои запястья, навис надо мной, и я ощутила, как его член вошел в меня наполовину. Я вся вытянулась как струна, чувствуя лопатками холодный стол, а он тем временем медленно заполнил меня до конца, и я ощутила дискомфорт внизу живота — Барретт был большим. Он сделал несколько медленных движений, растягивая меня, приручая мое лоно к себе, и в нужный момент начал умело и жестко вбиваться, вжав мои запястья в стол, чтобы я не слишком скользила под натиском его силы. Он ко мне не прикасался и не издавал ни звука, я только чувствовала его стальные ладони и толчки; казалось, что он даже не дышал, и лишь уверенно направлял меня в нужном ему ритме.

Я всматривалась в его лицо, пытаясь найти там хоть толику эмоций, но нет — в его глазах медленно переливалась холодная ртуть, губы были плотно сжаты, и единственное, что я сейчас чувствовала — это его толчки и его мощную мужскую энергетику, жесткую, подавляющую сознание, на смену которому приходили инстинкты — низкие, неправильные, вытаскивающие на поверхность мою похоть, превращавшие меня в безвольную куклу, без души, без тепла, без чувства.

Я не хотела для себя такой участи, не хотела реагировать на Его действия, цепляясь за остатки разума, но внизу живота постепенно зарождался огонь, а Барретт, будто машина, продолжал вбиваться в меня в неумолимом жестком ритме, выжимая из меня похоть, намеренно ли или нет.

Время потеряло счет, я лишь фиксировала сознанием, как меня жестко бросало по скользкой холодной поверхности вниз-вверх, вниз-вверх, вниз-вверх. И с каждым равнодушным толчком, Барретт убивал то светлое и доброе, что я успела почувствовать к нему, заменяя теплоту моей души на разврат.