Девочка. Книга третья (СИ) - "Dave Gahan Admirer Violator" - Страница 49

— Спасибо, что научил меня некоторым приемам, — поблагодарила я.

— Танцевала ты тоже красиво, — улыбнулся Макс.

— Ох… не напоминай, — зажмурилась я от стыда.

— Зря комплексуешь. Мне понравилось. И не только мне.

Я бросила на него тревожный взгляд, в голове пронеслась мысль "неужели он намекает на Барретта", но Макс продолжил:

— Ребятам с базы. Кто успел посмотреть.

— Черт! Черт! Черт! Как же стыдно, — спрятала я лицо в ладони.

— Тебе нечего стыдиться.

— Все равно это было неподобающим поведением, — наморщила я нос, вспоминая завлекающие телодвижения и позы, похотливый голос итальянца над ухом и тяжелый взгляд араба.

— Почему? — удивился Макс.

Я вздохнула, не зная, как однозначно ответить на этот вопрос, и повернула голову к окну, так и оставив вопрос Макса без ответа.

— Не комплексуй, — вновь повторил Макс, неправильно истолковав мое молчание.

— Я не комплексую, — тихо произнесла я, рассматривая вечернее шоссе. — Просто я считаю, что мне не следовало быть такой на публику.

— Какой такой? — не понимал меня Макс.

Я вновь замолчала, подбирая слова и наконец произнесла, поворачиваясь к нему:

— Откровенной.

— Откровенной? — и Макс бросил на меня быстрый взгляд.

— Ну да. Это не для публики. А только для того, кого любишь, — пояснила я, блокируя в памяти воспоминания.

Макс на это ничего не ответил, лишь коротко кивнул, давая понять, что он уловил суть и, сжав руль, прибавил скорость. Да, время поджимало, мы уже опаздывали на ужин к Эльзе.

Глава 23

Дом Эльзы был, как и сама она, уютным и гостеприимным. На просторном крытом крыльце из дерева был подвешен диван-качели, через спинку которого был переброшен большой вязаный плед, а рядом стоял садовый металлический столик с ажурным литьем. Рождественская гирлянда подсвечивала все вокруг, придавая сказочность всему дому, и на секунду мне показалось, будто я попала в свое беззаботное детство.

— Какой уютный дом, — улыбнулась я, пока мы с Максом парковались на подъездной дорожке к гаражу.

— Я предлагал маме переехать в новый дом, но она отказалась. Как она сказала, здесь живут ее воспоминания.

— Я ее понимаю, — вздохнула я, вспоминая, как испугалась, что мамин дом уйдет с молотка за долги. — Воспоминания не купишь ни за какие деньги.

Зайдя в гостиную, я отметила, что и внутри дом был наполнен тем же уютом и духом Рождества. На диване и просторном кресле красовались большие вышитые подушки, на столе стояла ваза с зимним букетом, из динамиков телевизора доносились рождественские гимны, а в углу стояла большая нарядная елка.

— Молодцы, вы вовремя, — услышала я голос Эльзы, выходившей из кухни, откуда доносился аппетитный аромат индейки. Она шла нам навстречу и улыбалась, но глаза ее были серьезными, вернее, грустными. Она внимательно рассматривала нас с Максом, и мне казалось, что в этом взгляде промелькнула печаль. Я тихо вздохнула, понимая, что напомнила ей о конфликте с Барреттом, а она, обратив внимание на пирог в руках Макса, покачала головой и обняла меня: — Милая, не стоило утруждать себя.

— Мне в радость, — улыбнулась я в ответ, на секунду прижавшись к ее щеке.

Подхватив пирог, Эльза проворно понесла его в открытую столовую, где уже накрывался праздничный стол, а со стороны кухни послышался скрежет и громкий лай Немца.

— Я закрыла Дэна на веранде, — выглянув из столовой, пояснила Эльза и вновь задержала грустный взгляд на нас, пока Макс помогал мне снимать пуховик. Мне вновь стало неуютно, но памятуя о своем решении помириться, я с улыбкой на лице пошла ей навстречу, а она добавила уже веселым тоном: — Пытался помочь мне на кухне с ужином. Никого не слушает, кроме Макса.

— Да, Дэнни слушает только Макса, — поддержала я беседу.

— Я погуляю с ним, а вы располагайтесь, — бросил Макс, проходя на кухню, а я, наблюдая за его удаляющейся спиной, поняла — он специально оставил нас с Эльзой наедине, чтобы не мешать нам. С уходом Макса в воздухе повисла тишина, миссис Хоуп поправляла уже расставленные нарядные тарелки, и я, чтобы разрядить ватное молчание, начала разговор:

— У вас очень уютный дом.

— Да, — улыбнулась она.

— В нем есть душа.

Эльза бросила на меня понимающий взгляд и кивнула:

— Макс предлагал переехать в более престижный район, сказал, что разницу в деньгах оплатит, но я отказалась. Это мой дом и мои стены.

— Понимаю вас. Я тоже верю что стены пропитываются энергетикой радости и грусти. Он с нами улыбается и плачет…

Эльза на это ничего не ответила, а я, следуя своей цели наладить отношения, продолжила:

— Надеюсь, вы не устали готовить ужин.

— Нет, все в порядке, — ответила она, снимая фольгу с моего пирога, — мммм… какой аромат.

— Это мамин пирог, — подхватила я, довольная, что нашлась удачная тема. — Наша традиция, она всегда пекла его на Рождество. Надеюсь получился, я готовила его, можно сказать, по памяти.

— Пахнет изумительно и выглядит красиво, — рассматривала Эльза пирог. — Яблоки как ровно выложены.

— Это благодаря Максу, — усмехнулась я. — Он контролировал процесс. Следил, чтобы дольки ложились ровно.

— Вы делали пирог вместе? — Вскинула Эльза на меня удивленный взгляд, а я поняла, что сказала лишнее, ведь Макс приехал, чтобы уговорить меня ехать.

— Так получилось, — не смогла я сказать ничего вразумительного. — Он заехал раньше, а я как раз готовила пирог…

На секунду Эльза опустила глаза, ее лицо вновь стало уставшим и грустным, и я поймала ее печаль — не просто грустную эмоцию, а что-то сродни душевной боли, которая на разрыв.

Я не совсем понимала, почему ровные ряды яблок на пироге произвели такое впечатление на Эльзу, но почувствовала, что настал подходящий момент для разговора. Я аккуратно подошла к ней и тихо произнесла, всматриваясь в ее лицо:

— Простите меня. Я не должна была идти на поводу своих эмоций. Я подставила Макса. И не знаю, как мне загладить свою вину…

Но Эльза лишь отрицательно покачала головой, подняла взгляд, и у меня перехватило дыхание. Я ожидала увидеть на ее лице обвинение, непонимание и даже гнев, но ее уставшие глаза сочились болью. Она смотрела на меня так, будто хотела мне что-то объяснить через призму этой боли. Я настолько растерялась, что все слова, которые готовилась сказать, потерялись, а вернее стали совсем ненужными — они уже не имели значения.

Время остановилось. Мы смотрели друг на друга и я чувствовала что именно здесь и сейчас наступит момент истины. Именно в этой точке наша с Эльзой связывающая нить либо разорвется, либо станет крепче металлического троса. И я ждала. Ждала и смотрела на Эльзу. Потому что от меня ничего не зависело.

— Все, хорошо, моя родная, — обняла она меня, и я почувствовала, что она плачет. Тихо. Безутешно. Будто кого-то оплакивала. Она крепко сжимала меня и немного раскачивалась. Я не могла понять ее эмоцию, но изо всех сил сжала ее в объятиях, желая успокоить.

— Простите меня, — повторяла я, а она все крепче и крепче сжимала меня.

Я вдыхала ее запах с нотками чайной розы и тоже плакала — от ее непонятной тоски по кому-то близкому и от радости возвращения Эльзы, моей Эльзы. И сейчас, впервые за долгое время я ощутила себя живой.

Громко хлопнула входная дверь, и нам с Эльзой пришлось разжать объятия — мы вытирали слезы, улыбались друг другу, и сейчас, наблюдая за теплым светом голубых глаз, я убеждалась, что моя Эльза действительно вернулась. Не было больше никаких барьеров, я чувствовала прочную связь между нами.

Со стороны зала послышались шаги, а следом я увидела, как на меня несется Дэнни. Память выдала картинку из сна, как бежал на меня пес, и я улыбнулась — насколько причудливо иногда играет с нами подсознание.

Дэнни навалился на меня всем корпусом, сминая к стене так, что я под тяжестью его веса присела и если бы не опора, то упала бы.

— Определенно он рад тебя видеть, — послышалась усмешка Макса.