Приключения в Красном море. Книга 3 (Погоня за «Кайпаном». Злополучный груз) - Монфрейд Анри де - Страница 66

— Хорошо, я только накину пиджак.

Лукавая улыбка Лавиньяса говорит о том, что ему прекрасно известно о нашей проделке.

Михаэль ждет меня с нетерпением и уже начинает нервничать, ибо полицейский каждые полчаса скребется в дверь, словно боится, что пленник удерет через иллюминатор. Мы быстро меняемся одеждой, и он выскальзывает из каюты. Направляясь к комиссару через верхнюю палубу, я вижу, как Михаэль выходит на причал и растворяется в толпе.

Я предстаю перед комиссаром и пограничником-англичанином в прекрасном расположении духа. В углу застыл огромный усатый детина — полицейский из Суэца. Суровый агент — мой давнишний знакомый — приветствует меня со смехом, подшучивая над тем, какой переполох я устроил на судне. Он представляет меня стражу Михаэля со словами:

— Ну вот, надеюсь, теперь вы успокоитесь.

— Это не Монфрейд, — отвечает полицейский. — Я хорошо запомнил Монфрейда, но это другой человек.

Все покатываются со смеху, а пограничник становится красным как рак, не в силах понять причину всеобщего веселья. Один лишь полицейский не теряет хладнокровия и с презрительным видом качает головой, как бы говоря: «Хорошо смеется тот, кто смеется последним».

Отсмеявшись, комиссар обращается к полицейскому:

— Мне очень жаль, но другого Монфрейда у нас нет. Придется вам довольствоваться этим…

Я присоединяюсь к комиссару:

— Дружище, у вас, должно быть, неладно с памятью, но в ваши годы это поправимо. Позвольте мне напомнить, что я вам сказал, когда вы подняли меня с постели…

— Нет, не нужно, я ничего не слышал, но все же это были не вы!..

— Значит, вы перепутали каюту, — благодушно замечает развеселившийся комиссар.

В каюту входит капитан и пожимает мне руку, называя по имени.

— Вот видите, — замечает агент, — все, кроме вас, узнают Монфрейда. Оставьте нас, шутка слишком затянулась; если вам не нравится этот Монфрейд, ступайте поищите другого…

Офицер-пограничник сурово смотрит на своего подчиненного и приказывает ему удалиться. Затем он просит извинения у комиссара за досадное недоразумение, окинув меня не слишком любезным взглядом. Но я уверен, что в душе англичанин на моей стороне и при случае не преминул бы поздравить меня с победой[49].

V

Встреча в море

Слухи об этом происшествии разнеслись по всему судну, и я сделался героем дня. Я не знаю, какие необыкновенные истории были выдуманы о моем столкновении с полицией, но репутация египетских властей в глазах пассажиров явно пошатнулась. Я упоминаю здесь об этом только потому, что благодаря свой внезапной славе я познакомился с замечательным человеком, дружба с ним оставила неизгладимый след в моей жизни.

Я заметил на палубе второго класса среди множества священников и монахинь высокого, худого и крепкого аббата, отличавшегося от елейных и отрешенных представителей духовенства своим мужественным и раскованным поведением. Его энергичное лицо с тонкими резкими чертами внушило мне симпатию. Живые блестящие глаза священника светились снисходительностью и добротой. Он был окружен людьми, большей частью молодыми женщинами, и говорил им что-то с воодушевлением и убежденностью, свойственными апостолам. Однако я не находил повода для знакомства и не решался к нему подойти. Но в Порт-Саиде, как я уже говорил, мое приключение стало притчей во языцех, и слухи о нем, видимо, дошли до священника. Как-то раз я проходил по палубе второго класса и увидел «моего аббата», читавшего книгу. Он поднял глаза, и наши взгляды встретились. Священник улыбнулся, кивнул мне в знак приветствия, и между нами тотчас же проскочила искра взаимной симпатии. Сначала мы обменялись ничего не значащими словами, но вскоре, ощутив родство душ, принялись обсуждать всевозможные животрепещущие темы.

Так началась моя дружба с Пьером Тейяр де Шарденом[50], возвращавшимся из Китая, где он изучал геологию и доисторический период. Наше общение обогатило мой разум некоторыми познаниями в области палеонтологии, которые позволили мне во время дальнейших странствий увидеть множество вещей, до сих пор оставшихся вне поля моего зрения. Мне не забыть круиза с Тейяром на моем паруснике, в ходе которого мы посетили палеолитические месторождения по берегам залива Таджуры и в Красном море. В течение двух месяцев ученый знакомил меня со своими идеями, от которых веяло непостижимой тайной вселенной. По вечерам мы бросали якорь в какой-нибудь дикой бухте; я слушал этого апостола и проникался ощущением его бесконечной доброты к людям, доброты, пробуждавшей во мне стремление к самосовершенствованию.

Встреча с Тейяром стала переломным событием в моей жизни. До сих пор мне казалось невероятным, чтобы дорожная дружба пережила момент расставания, и этот случай, быть может, единственный в своем роде, укрепил мою веру в свою счастливую звезду.

VI

Дурная весть

Через две недели после приезда во Францию я получаю письмо из Харэра. Моя жена пишет:

«Дорогой Анри!

После твоего отъезда случились разные неприятности, помешавшие нам наслаждаться покоем и уединением в нашей тихой обители, где мы понемногу приходим в себя после адского пекла Обока.

Согласно твоим указаниям, Киссонергис погрузил товар на верблюдов, чтобы перевезти его сюда, но то ли по вине погонщиков, которые, вместо того, чтобы пойти в обход, погнали верблюдов по Харэрской дороге, то ли в силу других неведомых причин товар оказался во власти таможни.

Я тотчас же отправилась к Деджазу Эмеру. Он встретил меня, как обычно, любезно, но снял с себя ответственность, сославшись на начальника таможни и устав. Он признал, что товар, привезенный из Дыре-Дауа, не должен облагаться пошлиной, но тем не менее все караваны якобы обязаны проходить таможенный досмотр. Я пыталась возражать, но столкнулась с молчаливым упорством, за которым, как мне кажется, прячется чья-то злая воля. По-моему, Деджаз не желает тебе зла, но вынужден подчиняться приказам, исходящим из Аддис-Абебы.

Я посетила доктора Тезея во французском госпитале, и мы вместе пообедали. Он вселил в меня мужество своим добрым отношением к нам. Мне было приятно встретить столько чуткости в человеке, похожем, по твоим словам, на мясника. Я хотела спросить у него совета, но не решилась посвятить его в эту историю из страха столкнуться с предубеждением, ибо в докторе чувствуется „чиновничий дух“.

Что касается консула Лашеза, то это славный человек, и он приложит все силы, чтобы нам помочь. Я открыто написала ему обо всем, тем более, что ты сам ввел его в курс дела, когда он заверял подпись Эмеру на твоем свидетельстве. Я надеюсь, что он приедет в Харэр повидаться с Деджазом, на которого имеет влияние, и дело, возможно, уладится».

Письмо жены очень меня расстроило. Боюсь, как бы эфиопы не конфисковали товар. И точно, на следующий день приходит телеграмма, подтверждающая мои опасения:

«Тафари приказывает перевезти товар Аддис-Абебу. Сделаю все, чтобы задержать его до твоего возвращения».

Я отвечаю:

«Предложи залог десять тысяч талеров и обратись к консулу Франции, чтобы не допустить отгрузки товара, завтра отплываю на „Чили“».

Ситуация осложняется; если товар попадет в Аддис-Абебу, я его больше не увижу. Я собираю вещи и еду поездом в Марсель, где пересаживаюсь на пароход «Чили». После Суэца, в Красном море, я получаю следующую радиограмму: «Товар отбыл вчера в Аддис».

Все пропало: Тафари решил завладеть моим грузом, и никто не способен воспрепятствовать его прихоти.

Приехав в Джибути, я узнаю от Мэрилла причину или, вернее, предлог конфискации. Негусу[51] якобы внушили, что шаррас является сильным ядом, способным умертвить население всего Харэра.

Деджаз Эмеру, обеспокоенный тем, что дал мне в свое время разрешение на импорт, не только не попытался меня защитить, а, наоборот, присоединился к обвинениям, чтобы снять с себя подозрение в сговоре со мной. Кроме того, в дело вмешалась английская миссия и посоветовала Тафари просто-напросто уничтожить шаррас, как поступают в Европе с вредными продуктами. Вероятно, это предложение отвечает тайным замыслам правителя Эфиопии. Не исключено, что какой-нибудь грек, тот же Мондурос или советник доктор Зервос, рассказал Тафари о баснословной стоимости шарраса в Египте. Создав видимость уничтожения товара, негус получит полную свободу действий. Успею ли я в Аддис-Абебу до того, как свершится расправа?