Борисоглеб - Чулаки Михаил - Страница 5

Что у них может быть новенького?

– Вот ты пришла, – сообщил Борис.

– Приехала с орехами, – добавил Глеб, глупо хихикнув.

– Какая же я новенькая? Я – старенькая.

– Совсем молодая, – серьезно заверил сестру Борис.

Не такую уж сестру – двоюродную.

– Молодая, как яблочко, – подхватил Глеб. – Как персик.

Леночка уселась на диван, обнаружив обтянутые черными чулками коленки. И даже ляжки до половины, потому что уехала наверх короткая юбка. Братья развернулись вместе со стульями – примерно так же разворачивается на месте тракторный бульдозер – и оказались лицами к дивану.

– Как персик, – повторил Глеб тоном эксперта и протянул сильную правую руку к леночкиному колену.

– Да ну вас, мальчишки!

Леночка сдвинулась в сторону Бориса, но и он протянул сильную левую к ее колену.

– Чулки порвете!

Братьев охватил неведомый прежде задор. До сих пор они лишь мечтали о женщинах, доходили в своих мечтах до экстаза – но никогда не притрагивались вот так нежно и настойчиво к настоящей женщине. Хотя бы и к сестре. Да и не к сестре, а к кузине, и вообще просто к девочке, которая совсем голая под коротеньким платьем.

– Растаешь ты, что ли, если тронуть тебя? – сказал Борис.

– Будешь тронутая, только и всего! – объяснил Глеб.

И они придвинулись ближе к дивану.

– Вы прямо как наши мальчишки в классе, – засмеялась Леночка. – Те тоже руки распускают.

– А мы тоже учимся! – сказал Борис.

– Заочно, – добавил Глеб.

– Вот и трогали бы – заочно, – засмеялась Леночка.

– Трогали бы – за! – поправил Глеб.

Борис потянулся к Леночкиному боку левой рукой, Глеб – правой, и они обняли бы ее вместе, но она быстро подтянула ноги, вскочила на диван и, перешагнув через руку Бориса, ускользнула.

Вдвоем им ее не поймать. Если не придет сама.

– А давайте танцевать! – догадался Борис. – Мы никогда не танцевали.

– А теперь попробуем! – посулил Глеб.

– Как же вы сможете? – удивилась Леночка.

– Так и сможем! – заверили братья хором.

И встали.

Встали так резко, что один стул упал, а другой сильно покачнулся, но устоял.

Им нужно совершить целый маневр, чтобы поднять то, что упало за спиной: опять разворачиваться с изяществом бульдозера. И пришлось бы разворачиваться: нельзя же будет танцевать, если под ногами будет путаться стул.

Но Леночка их опередила, шмыгнула под рукой Бориса, быстро подняла стул – и осталась у них за спиной. Братья продолжили маневр, стараясь повернуться в ней фасадом, но Леночка снова скользнула под рукой Бориса.

– Чего ты ее выпускаешь? – закричал Глеб на брата. – Хватай!

– Чего ты скачешь? – закричал Борис на сестру. – Стой! Будем мы танцевать или нет?!

– А музыка? – хихикнула Леночка.

– У нас есть музыка! – хором объявили братья. – Врубим маг.

– Ну давайте, – смилостивилась Леночка. – Я включу. Где у вас?

Глеб хотел ответить: «Там же, где у всех!», но не решился.

Леночка поставила пленку.

– Ну что, мальчишки, как мы будем?

Она шла к ним навстречу, смеясь, и Борису показалось, что она идет к ним почти совсем раздетая и спрашивает: «Ну как мы будем?" имея в виду совсем другое.

Борис ощутил восторг и страх, странное восхитительное чувство, в котором страх был так же необходим, придавая особенную остроту восторгу.

Глеб смотрел на Леночку и думал, как было бы здорово, если бы нашлись и двойные девочки, близнечихи; ну пусть бы и не сросшиеся, а просто одинаковые – по сестре на брата.

А так идет к ним одна – и смеется. Думает, они растеряются, надвигаясь на нее одну – вдвоем.

– Так и будем! – заверил Глеб, широко раскрывая свою правую руку.

– Так и будем! – подтвердил Борис, и точно так же раскрыл свою левую.

Леночка шагнула совсем близко, и наружные сильные руки братьев сомкнулись за ее спиной.

Близнецы затопали не в такт, каждый потянул Леночку к себе, и в результате она оказалась прижатой к внутренним ногам, к ложбине между животами, к средостению, а недоразвитые ручки-щупальца легли ей на груди.

– Ой, мальчики, руки-то уберите!

– Какие же это руки? – гордо возразил Глеб.

– Руками мы бы не стали, – тоном оскорбленного достоинства заявил Борис. – Руками другие хватаются, которые нахалы. А это же так – рудименты. Да и деваться им больше некуда. Если не отрезать.

– Рудименты-грудименты! – объяснил Глеб.

Впервые они словно хвастались своими странными щупальцами.

И Леночка удовлетворилась таким объяснением. Она давала понять, что лапать ее так бесстыдно руками, конечно же, нельзя, ну а рудиментами – можно. Недоразвитые щупальца похожи на детские ручки, получалось, что ее как будто бы ласкает маленький ребенок. А ребенку все позволено.

Быстрая музыка сменялась медленной, но в их топтании ничего не менялось. Щупальца застыли в своем положении как в блаженном обмороке.

– Хитрые вы, на халяву хотите, – хихикала Леночка.

– Это как – «на халяву»? – не поняли близнецы.

– Ой, как же вы живете? Простых слов не знаете. На халяву – оно и есть, на халяву. Как еще?

– У тебя, значит, здесь халявы торчат?

И щупальца особенно вкрадчиво сжали достигнутые и уже ставшие как бы рассекреченными объекты.

– Нет, это вам на халяву.

– Значит, это у нас такие халявики? На тебя навострились.

– Ой, какие вы смешные, мальчишки!

Но мальчишкам было не до смеха. Восторг и страх усиливался, каждый из близнецов тянул Леночку в свою сторону, но наконец Глеб первым понял, что можно заняться более интересным делом и стал своей сильной правой рукой задирать Леночкину коротенькую юбку.

И Борис сразу же стал делать то же самое.

– Вы что, мальчики? – Леночка все еще смеялась, но уже скорее по инерции.

– Ничего... сейчас... ничего...

Юбчонка задралась, под ней обнаружилась еще одна шелковистая восхитительная преграда, не имеющая ничего общего с грубыми мужскими трусами, и пальцы неумело заскользили по ней, как неподкованные копыта по блестящему льду.

– Вы что, мальчики?! Пустите! Я же сестра. Пустите!

– Ничего... сейчас... ничего...

Сильные руки братьев, скользившие по запретным шелкам, уже почти не удерживали Леночку, но она не отстранялась, словно другие – невидимые – руки еще крепче прижали ее к этой горячей дрожащей живой стене.

– Вы с ума сошли... Тетя Вера войдет...

Да-да, сейчас у них просто танцы, а по-настоящему надо потом.

– А чего? Просто танцуем... Ты приходи, когда одни...

В этот момент мама действительно вошла. Шаги в коридоре за музыкой все трое не расслышали.

– Сейчас будем ужи... – с разбегу заговорила мама. Запнулась, и докончила совсем другим тоном: – Ужинать будем сейчас. Иван Павлович пришел.

Они и не слышали звонка.

– А мы, тетечка Верочка, танцуем, – объяснила Леночка, опуская юбку.

– Я вижу. Веселитесь.

– А хотите, я вам чего-нибудь помогу? Мы уже почти потанцевали.

– Помоги, – явно обрадовалась предлогу мама. – У меня еще салат майонезом не заправлен.

– Нужен очень – твой-йонез... – пробурчал Глеб.

Леночка оторвалась от братьев, и Борис подумал, что мама может увидеть на брюках горб, не предусмотренный фасоном. Да и у Глеба, наверняка, такой же. Леночка пусть бы видела, а маме – нельзя.

Глеб подумал то же самое. И не только подумал, но и взял поспешно книгу со стола, словно страсть к чтению его вдруг охватила. Взял книгу, но не к глазам ее поднес, а как бы случайно прикрылся. Роль фигового листка досталась затесавшейся между газетами тригонометрии.

– Тангенс угла измерить хочешь? – спросил Борис, когда мама с Леночкой вышли.

Но Глеб еще не успокоился и не мог улыбаться вместе с Борисом.

– Ленка сказала «почти потанцевали», – вспомнил он мечтательно. – А как бы с ней совсем дотанцевать!

Они прочно уселись за стол, и ожидание праздничных угощений охладило Глеба.

– Мамаша на Ленку ругаться будет, – сказал Борис.