Борисоглеб - Чулаки Михаил - Страница 9

– О, ребята знают английский! – заулыбался Борис Яковлевич. – Очень правильно. В Штатах вам это пригодится.

Но бумагу братьям протянуть не спешил.

– Мальчики посмотрят, – сказала мама. – Но я еще и с юристом посоветуюсь.

– Верочка, какие здесь юристы! Кто здесь понимает американские законы! Я же не с улицы к вам пришел, вы же меня десять лет знаете! Я для вас стараюсь, а вы мне не доверяете.

– Я доверяю, Борис Яковлевич, только дело серьезное, – упрямо сказала мама.

– Женя Петелин подписал! Алик Лепин! Целые команды! Цой бы подписал, если б накануне не разбился! А вы кобенитесь. Опускаются руки иметь с кем-нибудь дело в этой стране. Для вас же стараешься – и получаешь благодарность!

– Может быть, Борис Яковлевич очень торопится, – сказал Борис. – У него же дела, он прилетел.

– Вот именно! Ваши ребята меня понимают лучше вас, Верочка! Мне завтра лететь в Находку.

– Вот и найдите быстренько других близнецов за углом, – посоветовал Глеб.

– О, молодой человек – не промах. Чувствует себя монополистом. Этот в Штатах не пропадет. Приятно иметь дело с деловым юношей. Подписывайте, ребята, первыми. А мамочка ваша подтвердит подписи как совершеннолетняя.

И мистер Лив протянул им наконец контракт.

Борис взялся было читать, мелькнули слова: «исключительное право представлять...», но Глеб дернул лист к себе. Пришлось отдать, чтобы не разорвать такую драгоценную бумагу.

– Мама покажет юристу. Как совершеннолетняя.

– Давно уж совершеннолетняя... Мы посоветуемся и подпишем завтра, – сказала мама заискивающе, но и упрямо. – Я знаю, что вы человек исключительно честный, но надо же посоветоваться. Я одна.

– Вот именно, что одна. Бабьи нервы вместо дела. А в Штатах вышла бы замуж. Нашлись бы желающие усыновить таких ребят!

– Я посоветуюсь... Завтра же с утра, до самолета... Да вы посидите...

Но мистер Лив ушел, в сердцах отказавшись от чая.

– Ну вот, обиделся. Такую возможность упустили! – в досаде дернулся Борис.

Но и Глеб дернулся в свою сторону – еще сильнее.

– Ничего не упустили! Фигуристов много, а мы одни. Еще будет пороги обивать.

От этих рывков как всегда заболело средостение. Только тогда они опомнились и уселись тихо.

А мама сразу принялась названивать. И кому? Ивану Павловичу противному.

Трубку она держала так, чтобы братья слышали.

– Мистер Лив? Новый американец? Вы «Совспорт» не читаете? Там как раз на днях статья о том, как Фетисьев с ним судится. Знаете, знаменитый хоккеист. Этот Лив воспользовался его неопытностью и обобрал! А что он для вас приготовил?

Глеб стал переводить.

– Ну так и есть. Он будет заключать контракты, грести деньги, а вам платить гроши. Вы будете его рабами. Крепостными!.. Теперь таких прохиндеев развелось – знаете, сколько? Америка стонет. Гоните и этого, и всех поддельных американцев! Имейте дело только с солидными фирмами.

Иван Павлович впервые показался Глебу умным и знающим.

А Борис, хотя и оставался в душе приверженцем мистера Лива, возразить ничего не мог.

– Странно, а я и не знала, что Иван Павлович интересуется спортом, – задумчиво сказала мама. – Вид у него совсем не спортивный.

Мистер Лив больше не появился. Наверное, понимал, что после рекламы, которую ему устроил «Советский спорт», он может действовать только с первой попытки.

И все-таки новые горизонты он открыл!

Близнецы и сами в последнее время робко задумывались, что могут кому-то показаться, выступить по телевидению. Но мало ли о чем они мечтают!.. Визит мистера Лива доказал, что они могут многих заинтересовать. Что они действительно сидят на деньгах. Мистер Лив перелетел океан, чтобы их ограбить. Но значит, дело того стоило! Значит, есть что грабить! А ведь они до сих пор считали, что взять с них нечего.

Раз уж уродились они несчастными уродами, надо обратить само это несчастье себе на пользу!

– Давай сами на себя напишем сценарий! – вдохновенно объявил Борис.

– И сами пошлем в Голливуд, без агентов и посредников, – тотчас согласился Глеб.

И это был тоже новый горизонт – самим написать сценарий! Не стать марионетками в руках режиссеров и продюсеров – всех, кто вертит судьбами в мире экранов и иллюзий.

Самим написать сценарий. О чем?

О себе, разумеется.

То есть, не о себе, а о сиамских близнецах – других, мечтаемых. О себе им писать нечего: в их жизни ничего не происходит, они сидят неподвижно в своей комнате, дошли уже до тоски зеленой. Единственное событие – ночью с Мышкой, но об этом они в сценарии не напишут. О Мышке не напишут. Но напишут о любви. О чем же еще.

Они стали лучше относиться друг к другу. Почти не ссорились. И даже не спорили – обсуждали сюжет.

Появилась цель, к которой они могли идти только вместе. Брат для брата был теперь не только обузой, не только громадной одушевленной опухолью – они теперь были нужны друг другу, должны были беречь друг друга, как певец бережет свой голос, а скрипач даже не драгоценную скрипку – пальцы. В конце концов, и певец, и скрипач, и танцовщик жертвуют многими удовольствиями, чтобы сохранять форму, лелеять талант. Вот и они, как теперь оказалось, всю жизнь приносили жертвы своему необычному таланту. Не то что необычному – единственному в своем роде!

Борис и Глеб все время пребывали теперь в легкой эйфории. Даже прошлая их жизнь осветилась новым светом, наполнилась глубоким смыслом. А уж будущее сулило сплошные триумфы – путешествия, доллары, славу.

А пока они не спорили – обсуждали сюжет.

– Я влюбляюсь в одних близнечих, блондинок, а ты в других, черненьких, – проталкивал свою идею Глеб. Ну и никто не уступает.

– Но они же не сиамочки, они могут и по отдельности. Ты женишься на блондинке, я – на брюнетке.

– Нет, они согласны каждые только вдвоем. А что одна останется?

– Ну влюбляемся в разных. А какие приключения? В кино нужны приключения.

– Мои блондиночки решают нас похитить и увезти. А твои черненькие гонятся.

Дело двигалось.

– Но надо же не просто снимать любовь и погоню, надо нашу специфику, – спохватывался Борис.

– Специфики сколько хочешь! Ты дергаешь в одну сторону, я – в другую. Или не можем вдвоем пройти в вертящуюся дверь.

– А под конец – целуемся! Не только с близнечихами, но и друг с другом, – осенило Бориса.

– Целоваться, пожалуй, не получится, – возразил Глеб.

Повернул голову, попытался дотянуться и подтвердил:

– Не получится.

А ведь действительно: они никогда в жизни не целовались. До сих пор они об этом не задумывались: нужды не было целоваться.

Они близки друг с другом как никто на свете, но им не поцеловаться. Не дотянуться. Головы их сидят на крепких шеях как на торчащих рядом бетонных тумбах, и не сойтись им, не придвинуться. Но ведь и двум куполам двуглавого собора – не сойтись... Когда ночью голые они спешат дупелиться, то складываются резко, и с тех пор как растолстели, сталкиваются своими круглыми мягкими животами – и как бы целуются пупками. Но этого они в кино снимать не будут. А губами – нет, не поцеловаться.

Они – единственные исполнители в своем будущем фильме, конкурентов у них не существует во всем свете, поэтому они точно знают, что смогут их герои, а чего – нет.

Они писали для себя – в гораздо более широком значении. Сценарий – это еще и способ воплотить мечту, пережить то, что не случится, скорей всего, в реальной их жизни. Даже в самой счастливой жизни. В кино им организуют и бешеные погони, и поцелуи самых красивых близнечих, и все, что они соизволят вообразить...

– Имена надо придумать, – сказал Борис. – Потому что хотя и мы, но не мы.

– Какие-нибудь парные, похожие, не как у нас: Алексей и Александр , Юлий и Юрий.

– Алексей и Александр , – мечтательно выговорил Борис. – Лешка и Сашка.

С именами они придумали хорошо. Отделились. Теперь уж точно: они – и не они. Мало ли что сделают Алексей и Александр , что придумают. Борис и Глеб за них не отвечают.