Путешествие на Запад. Том 1 - Чэн-энь (Чэнъэнь) У - Страница 98

98

Этот гимн сутры Великого Просветления Сюань-цзан особенно хорошо запомнил, он как бы открыл перед Сюань – цзаном двери в мир. И чем больше он повторял этот гимн, тем более просветленным и возвышенным чувствовал себя.

Однако вернемся к нашим путникам. Огромные трудности и испытания выпали на их долю. Им приходилось голодать, ночевать под открытым небом, делать ночные переходы. Лето давно миновало.

Пчелки, пестрые бабочкиНе резвятся, молчат,Лишь цикады с деревьевЗвонкий слышится голос.Ожил тутовый кокон,Распустился гранат,Лепестки раскрываетНа озере лотос.

И вот однажды, когда день уже клонился к вечеру, путники увидели хижину у дороги.

– Сунь У-кун, – промолвил Сюань-цзан. – Видишь, солнце садится за горы и скоро совсем скроется, а над Восточным морем уже всплывает холодный диск луны. К счастью, мы можем остановиться на ночлег вон в той хижине, а завтра тронемся дальше.

– Вот это правильно! – обрадовался Чжу Ба-цзе. – А то я что-то проголодался, хоть подкреплюсь немного – легче будет нести ношу.

– Ишь ты, черт какой, домовой! – рассердился Сунь У-кун. – Не успел покинуть дом, как уже начинает роптать!

– Ну, брат! – возразил Чжу Ба-цзе. – Ты можешь питаться ветром и дымом, разве я могу равняться с тобой? А я, да будет тебе известно, с того момента, как пошел за учителем, все время ощущаю голод.

– У-нэн, – сказал ему Сюань-цзан. – Если твоя душа тяготеет к дому и у тебя нет желания отрешиться от мира, возвращайся лучше обратно.

Дурень был так напуган этими словами, что грохнулся на колени и сказал:

– Учитель, не слушайте моего старшего брата! Он любит порочить других. Я даже не думал жаловаться, просто он хочет обвинить меня в этом. Как человек простой и невежественный я прямо сказал, что голоден и неплохо было бы зайти куда-нибудь поесть. А он обозвал меня за это домовым. Учитель, я дал обет бодисатве, и вы оказали мне милость, разрешив сопровождать вас на Запад. Клянусь, что ни капли не раскаиваюсь в своем поступке. Ведь это и называется: «Презирать трудности и стремиться к самоусовершенствованию». Зачем же говорить, что у меня нет желания отрешиться от мира?

– Ну, если ты говоришь правду, встань! – сказал Сюань-цзан.

Дурень поднялся, бормоча что-то себе под нос, взял свою ношу и уныло поплелся вперед. Вскоре они пришли к хижине.

Сюань-цзан спешился, Сунь У-кун взял коня под уздцы, а Чжу Ба-цзе опустил на землю свою ношу. Они остановились в тени деревьев. Сюань-цзан, держа наперевес свой монашеский посох, подошел к калитке увитого плющом домика и увидел старца, который сидел на бамбуковой кушетке и читал буддийские молитвы. Сюань-цзан тихонько окликнул его:

– Учитель, разрешите побеспокоить вас.

Старик быстро вскочил, оправил на себе одежду и, выйдя за ворота, приветствовал Сюань-цзана.

– Простите, что я не встретил вас, – извинился он. – Откуда вы прибыли и как очутились около моей хижины?

– Я – Танский монах, путь держу из Китая, – отвечал Сюань-цзан. – По высочайшему повелению я направляюсь в храм Раскатов грома поклониться Будде и испросить у него священные книги. Время сейчас позднее, и вот, увидев ваш дом, мы решили обратиться к вам с просьбой разрешить нам переночевать здесь. Вы уж, пожалуйста, приютите нас.

Выслушав его, старик замахал руками и, покачивая головой, сказал:

– Путь на Запад необычайно труден, вам его не пройти! Если хотите достать священные книги, отправляйтесь на Восток.

Сюань-цзан промолчал и, растерявшись, подумал про себя:

«Гуаньинь велела мне идти на Запад, почему же этот старик сказал, что следует идти на Восток? И где на Востоке можно достать священные книги?»

Между тем Сунь У-кун, обладавший, как известно, упрямым и злым характером, не мог спокойно вынести того, что сказал старик и, выступив вперед, громко крикнул:

– Эй, старик! Прожил ты на свете много, а не умеешь обращаться с людьми. Мы, монахи, прибыли издалека и думали, что найдем здесь пристанище на ночь, а ты начинаешь пугать нас какой-то ерундой. Может быть, твоя хижина так тесна, что для нас не найдется места, тогда мы проведем ночь под деревьями и не будем тебя беспокоить.

– Учитель, – сказал старик, взяв Сюань-цзана за руку. – вы все время молчите. Зато ваш ученик, с лицом разбойника, впалыми щеками, острым подбородком и огненными глазами, напоминающий Бога грома, осмелился оскорбить меня, старого человека!

– Эх ты, старик! – смеясь сказал Сунь У-кун. – Да у тебя, видно, глаз нет. С виду ты как будто неплохой человек, но не зря говорится: «Хорош на вид, но негоден на вкус». Я же хоть мал, да крепок. Весь соткан из мускулов.

– Что ж ты хочешь сказать, что и способности у тебя какие-то есть? – недоверчиво спросил старик.

– Не стану хвастаться, – отвечал Сунь У-кун. – Но кое-что я умею.

– А где твой дом? И что заставило тебя пойти в монахи? – поинтересовался старик.

– Родина моя – Пещера водного занавеса, в стране Аолайго за Восточным морем, – отвечал Сунь У-кун. – Еще в детстве я познал тайны волшебства и меня назвали У-кун, что значит – Познание небытия. Благодаря своим способностям я стал Великим Мудрецом, равным небу. Однако за то, что я отказался повиноваться велениям неба и учинил дебош в небесных чертогах, пришлось мне перенести немало мучений. Но сейчас уже все позади, я постригся в монахи, вступил на путь Истины и сопровождаю моего учителя, Танского монаха, на Запад для поклонения Будде. Мне ли бояться высоких гор, опасных дорог, широких рек или бурных волн? Я могу ловить оборотней, покорять чертей, усмирять тигров и вылавливать драконов. Если понадобится – взберусь на небо и сойду в преисподнюю. Так что, если у вас здесь летают кирпичи, бьется черепица или же гремят котлы и раскрываются двери, в моих силах все это прекратить.

Выслушав все это, старик расхохотался.

– Так вот, оказывается, какой отчаянный говорун-монах бродит по свету, прося подаяние, – сказал он.

– Будь я проклят, – отвечал Сунь У-кун. – Поговорить люблю. Правда, последнее время из-за всяких неприятностей, которые нам с учителем пришлось пережить в дороге, у меня пропала всякая охота к разговорам.

– Если бы путь не утомил вас, ты, чего доброго, заговорил бы меня до смерти. Ну, при таких способностях вы свободно дойдете до Запада. Сколько вас всего человек? – спросил он. – Пожалуйста, заходите в мою скромную хижину.

– Мы очень признательны вам, благодетель, за вашу любезность, – промолвил Сюань-цзан. – Нас трое.

– А где же третий? – спросил старик.

– Да что это ты, старик, ослеп, что ли? – рассердился Сунь У-кун. – Не видишь, кто стоит в тени дерева? – И он указал рукой.

Старик действительно был подслеповат. Внимательно присмотревшись и увидев морду Чжу Ба-цзе, он со страху чуть не упал и опрометью бросился в дом, крича:

– Закрывайте ворота, оборотень явился!

Сунь У-кун бросился за ним и удержал его за руку:

– Не бойся, почтенный! Это совсем не оборотень, а мой брат-монах.

– Ладно, ладно! – пробормотал, дрожа всем телом, старик. – Вот так история, один монах безобразнее другого!

– Почтенный хозяин, – сказал тут, выступив вперед Чжу Ба-цзе. – Если вы судите о людях только по их внешнему виду, то совершаете большую ошибку. На вид мы действительно неказисты, зато народ полезный.

В это время с южной стороны усадьбы показались двое молодых людей и старушка с четырьмя ребятами. Они шли, подоткнув одежду, босые, так как, видимо, сажали рис и теперь возвращались домой. Увидев белого коня, коромысло с вещами на земле и услыхав шум у ворот своего дома, они, не понимая, что все это значит, бросились вперед и крикнули:

– Что вы тут делаете?

В этот момент Чжу Ба-цзе обернулся и, вытянув морду, похлопал ушами. Все в страхе бросились в разные стороны и повалились наземь. Сюань-цзан не на шутку встревожился, замахал руками и закричал: