Исповедь Плейбоя (СИ) - Субботина Айя - Страница 17

— Слушай, Валька наивная, верит в твои сказочки, но я-то не дура. – Она посмеивается, и на этот раз вместо тошноты к глотке подступает приступ злости, потому что я догадываюсь, куда она ведет этот вонючий разговор. – Я примерно представляю, сколько стоит твоя машина, Русланчик.

Прежде чем повернуть голову, на всякий случай сую ладони в передние карманы джинсов. Так себе предохранители на случай, если не удастся сдержать желание ее придушить, но других просто нет.

Моей матери пятьдесят три, Тане – сорок семь, и она неплохо выглядит для своих лет. Во всяком случае, у нее нет лишнего веса, кожа не обвисла и на лицо все признаки ухоженной женщины. Красивая прическа, шмотки, хоть и не от известных брэндов, но и не купленные с лотка тряпки. Муж старше нее лет на пятнадцать, потому что даже в воспоминаниях моего детства у него седые усы, седые волосы и океан морщин на лице. Вряд ли Таня устраивает все эти выкрутасы ради того, чтобы тешить немощную стариковскую плоть.

— Я тебе не Русланчик, - сразу грубо отбриваю я.

Мне уже не четырнадцать, и теперь я запросто могу послать на хуй и Таню, и ее вонючие подарки, и деньги, которые она нам давала, когда мать попала в больнице и у нас не хватало даже на хлеб. Я прекрасно знаю, когда-то за все заплачу сполна, и что вот эта моя жизнь, даже если утоплю ее с камнем на шее, все равно рано или поздно всплывет, но в эту секунду я просто рад, что теперь мы с Таней снова не на равных, только в мою пользу. Потому что даже мои джинсы стоят дороже, чем все, что на ней надето.

— Хорошо, Руслан.

Она явно не понимает, потому что делает игривое испуганное лицо. Нет ничего хуже, чем разменявшая пятый десяток женщина, которая кривляется как школьница. Если я что и зазубрил за свои пять лет работы «по вызову», так это то, что у каждого возраста есть свой шарм, свои «фишки», и хуже, чем размалеванная под светскую львицу малолетка, может быть только пятидесятилетняя баба в розовом сарафане со стразами.

— Зачем ты приехала? – Если она соврет – я почувствую.

— Хотела с тобой повидаться. – Она как бы невзначай трогает меня за рукав пиджака, но натыкается на брезгливый взгляд и отводит руку. – У меня тоже есть дела в столице. Не ты один заматерел, Русланчик.

Заматерел? Что за хуйню она сейчас сказала?

— Откуда машина, Руслан? – вторгается мать, и я в кои-то веки рад, что она даже к почтенным сединам не научилась вежливо входить в разговор. Хоть и заслуженная учительница. – Она, наверное, тысяч пятьсот стоит.

— Около того, - соглашаюсь я, раз уж она сама озвучила комфортную для ее сознания цифру.

Таня приподнимает бровь, но лишь на секунду. Этот жест – специально для меня. Чтобы я чувствовал ее пристальное внимание к моей ширинке и моему кошельку.

Глава тринадцатая: Плейбой

Сначала я отвожу их в съемную квартиру. По пути в пол уха вслушиваюсь в разговор на заднем сиденье, и узнаю, что Таня собирается остановиться в гостинице, хоть моя мать всеми силами уговаривает ее пожить с ней, раз уж я снял отдельное жилье. Я даже не встреваю, но мог бы сказать, что квартира, пусть и большая, но всего с одной комнатой, и там всего одна кровать, и мне бы не хотелось, чтобы моя мать, привыкшая жить одна, чувствовала себя неуютно. На самом деле я бы и сказал, потому что не представляю, как бы пережил «свидания» с Таней до самых выходных. Но в этом нет необходимости, потому что тетка и сама не горит желанием поддаваться на уговоры матери.

— Да и вообще номер уже давно оплачен на две недели, - говорит она, глядя на меня в зеркало заднего вида.

Ну и как, блядь, это понимать? Она всерьез думает, что как только мать уедет, у нас начнутся бурные повторы прошлого?

Я просто приказываю себе заткнуться, и что бы ни случилось – не реагировать на провокации.

Квартира матери нравится, но она все время причитает как это, должно быть, дорого, а в наше тяжелое время лучше не разбрасываться деньгами направо и налево. Эта «жадность» в ней навечно, потому что она знает, каково это: смотреть в глаза больному пневмонией сыну и не находить слов, чтобы признаться – денег на хорошие антибиотики у нее нет.

— Ма, а поехали по магазинам. – Я обнимаю ее и сгораю от стыда, потому что начал забывать, какая она у меня маленькая.

Мать пытается сопротивляться, но совсем недолго.

Часов до трех дня я вожу их по магазинам. Вернее, вожу мать, потому что Таня не захотела остаться в гостинице и тоже приклеилась к нам. Приходится купить подарок и ей, чтобы только избавиться от укоризненного взгляда матери. Я сдергиваю с вешалки нашейный платок, бросаю его продавщице и даже не тружусь взять пакет: просто киваю тетке, чтобы забирала и проваливала. Но она только еще больше нахваливает меня матери и пытка продолжается.

Потом я везу их в небольшой уютный ресторан, сам делаю заказ. Мать, дай ей волю, и тут попытается взять, что попроще и меньше стоит.

После ужина сперва отвожу домой Таню и молча терплю, когда мать вынуждает оставить тетке номер телефона. «На всякий случай, - говорить она, - вдруг, когда я уеду, Тане будет нужна помощь. Не к чужим же людям ходить».

— У тебя правда все хорошо? – с тревогой спрашивать мать, когда я завожу ее в квартиру и обещаю завтра сводить в музей. – Не спокойно как-то на душе…

Я знаю, о чем она. Правду говорят, что материнское сердце не провести.

— Ма, у меня все в порядке. Я не связался с бандитами и не похищаю людей на органы. Это же столица, здесь любой может заработать, если есть голова на плечах. – Целую ее в щеку, и она со счастливой улыбкой поглаживает мой новенький подарок – золотой кулон в форме дубового листа на тонкой витой цепочке.

По дороге домой раз двадцать смотрю на телефон в держателе. Уже почти десять, но от Эвелины ни слова. Возможно, пока я медленно теку потоке машин в сторону своей одинокой берлоги, она стонет и бьется под своим мужем. И эта мысль отрезвляет, словно крепкий ментоловый леденец.

‌Эвелина не звонит и не пишет ни в этот день, ни на следующий, ни даже в субботу после восьми, хоть в это время уже должна быть на родной земле. Днем я отвез мать на вокзал с малой частью всех подарков, потому что иначе для них бы пришлось нанимать отдельный прицеп. Остальное оттарабанил в службу доставки.

Около девяти раздается звонок в домофон, и я почти уверен, что это – Снежная королева. Кроме нее никто не вламывается ко мне без предварительного звонка, потому что все в курсе, чем я зарабатываю на жизнь и ради чего живу в хоромах, слишком больших для одного холостяка.

Но это не Эвелина. Это – Юлька. Впускаю ее и не без интереса смотрю на два бумажных пакета, которые она тащит под подмышками, как медведь, а потом с облегчением валит на кухонный стол.

— По какому случаю? – Киваю на бутылку вина. Судя по этикетке – редкое дешевое пойло, но у меня в баре есть напиток поприличнее. Если, конечно, повод того стоит.