Живи ярко! (СИ) - Петров Марьян - Страница 13

— Только ты сверху… ладно? — шепчу, запинаясь, наверное самую странную просьбу в своей жизни, будоража лёгким укусом его шею. — И будь собой. Мне важно это почувствовать.

— Как скажешь, — резко разворачивает лицом к стене, вжимаясь каменным стояком в задницу. И я уже сомневаюсь — секс это будет или моё анальное наказание, но то, что вот-вот… это точно. Мне бы насторожиться, а я жду, как завороженный, все венки на его крупном члене ощущая.

— Фюрер… как давно у тебя не было? — слышу: он торопливо шарит в шкафчике, что-то незамедлительно роняет, потом весь подбираюсь от хлопка крышки на флаконе. Яр выцеловывает на моей шее какую-то тайную руну, не иначе. Одной рукой шарит по груди, пальцами второй уже нащупывает место стыковки, или как там, физиологически выражаясь точнее… мускульное кольцо. Расслабиться получается только после двух шлепков по заду. И я даже уже счёт мучительным минутам потерял, а он меня насаживает на свой палец, потом подключая второй. А самое главное, из моей головы словно выветрилось всё, что было у меня до Яра. Потому, что подобного я не испытывал. У меня на шее и плечах по меньшей мере пять или шесть засосов, соски растёрты — не прикоснуться, на заднице, наверное, синяки. Мне кажется, уже час прошёл, а всего-то минут пятнадцать…

— Герааа… не могу больше… — из меня с пошлым звуком вынимают пальцы… Очередной сильный укус в шею, словно впрыскивают мини-дозу адреналина, когда ставишь ногу на первый отвесный выступ…

— Яр… последнее желание!

— Только быстро и чётко!

— Можно мой выход из целибата оформить не в позе задержанного, а по-человечески, на кровати?

Меня без возражений забрасывают на плечо, смачно шлёпая по заднице скользкой от смазки ладонью, и всю дорогу, пока прут, нацеловывают, кусая до синяков.

Грозное «ррр» далее по сценарию не заставило себя ждать. Одна рука Яра на мне чувствительно сжала ягодицу, вторая явно прикрыла стратегически важные места. Блин, дежавю какое-то, товарищи?!

— С дороги, Арчи! Вот только давай сейчас не будем разбираться, чей мужик, кто здесь главный альфа-самец и у кого больше!

Моему псу явно не по нраву, что меня волокут на плече. Рычание становится утробнее.

— Арчи, бля! Ты же норд. Чего ведёшь себя как дагестанец? Да не против он! Гер, скажи, пока он с меня филей не нарезал! — слышу слова Ярослава нечетко, как будто издалека, а пространство и того хуже — расплывается.

— Поставь меня, — прошу спокойным голосом, чтобы ещё больше не драконить собаку. Протягиваю руку, ощущаю влажное касание носа, глажу острую морду и большие уши. — Арчи, прости. Андрея — нет. Я с ним. Яр — свой, — касаюсь больной рукой запястья Соколова. — Место, Арчи! — отдаю приказ, словно предавая и друга, и его память.

По тихому стуку когтей по ламинату понимаю, что пёс уходит на свою подстилку, оставляя меня на милость сопровождающего.

Дальше в четыре мощных скачка меня транспортируют до кровати и аккуратно на неё заваливают. По инерции почему-то принимаю самую физиологически правильную позу, и вдруг…

— Не включай ночник! — я не узнаю свой голос: но нас обступил полумрак, и теперь смутно вижу очертания спортивной поджарой фигуры Ярослава с длинными руками и ногами.

— Ты чего?

— Я… немного вижу вечером.

— Меня видишь?! — приближает ко мне лицо довольно резко, но черты расплываются и становятся тёмным пятном. Успеваю отметить высокие скулы, прямой нос и коротко стриженные волосы на голове. Мистерия растаяла со странной яркой вспышкой.

Я снова во власти мрака.

Будто отключился.

…Но Яр, похоже, радуется, как ребёнок.

— Бля, Герк, так ты у меня не совсем «крот», тебя обследовать надо, раз проблески есть! — а сам нетерпеливо меня на четвереньки и в коленно-локтевую возвращает… Он же не соловей — басни клевать. Пристроиться не даю, лезу в тумбочку за презервативом.

— Я — не заразный, фюрер.

— Будем считать, что заразный я, — говорю мягким голосом, но в нём достаточно убедительного тона. Шуршит фольга, Яр по-свински сплёвывает верх упаковки.

— Упс! Не мой размер, сорян…

— Нет, не льсти себе, твой, — улыбаюсь. Чего улыбаюсь — мы даже трахаться не можем нормально начать, только через препирательства. Болезненно прикусываю губу, когда начинает вставлять, растирая членом смазку по входу. Но если вдруг остановится — просто взвою и прикажу, чтобы продолжил… так же напористо и нетерпеливо, крушить по кирпичику и создать нового меня, ощущающего по-особому… ярко. Принимаю наполовину, основательно взмокнув, искусав здоровое запястье, понял, что вполне терпимо и вежливо — на что качнулся в сторону Яра, впуская глубже в себя. Парень сзади похож на укротителя, и, видимо, тигр — это член, которому надо быстрее и жёстче, а разум не позволяет сорваться. Но моё доверительное движение назад делает своё дело, Яр наваливается на поясницу, коленом раздвинув мне ноги и начинает, постепенно набирая темп, вколачиваться всё быстрее. Болезненная натянутость узкого кольца мышц не ослабевает, но я уже могу перетерпеть и начать наслаждаться. Соколов-младший явно от «Растишки» не отказывался и теперь уверенно добирался до моей точки кипения. Не успел прислушаться к себе, как член Яра лихо проехал по простате, и меня выгнуло в сладком приходе. Парень жадно ловит моё движение и теперь бьёт только в то место, зализывая следы недавних укусов, и само понятие секс для меня незримо меняет свой цвет: из благородно-серого становясь разноцветной радугой…

Я резко вдохнул и сел на постели, сердце бешено колотилось, а пот лил градом. Не понимая, где закончился насыщенный эротикой сон, а где меня выдернуло в явь, глотаю воздух и ощупываю вокруг себя постель. Когда я успел уйти из реальности, и мозг разыграл такой спектакль, от которого острое возбуждение по всему телу не спадает?

— Напугал ты меня, фюрер! Взял и отрубился на самом интересном месте. Обломинго ты! Как сам? — голос Яра хрипловатый и звучит с налётом усталости и досады.

Секса не было… Была череда картинок, которые выдал мне мой контуженный мозг. Тру лоб и начинаю улыбаться.

Ярослав

Курить ухожу, когда, обтерев вспотевшего Геру, укладываю его спать, все ещё вздрагивающего и продолжающего без причины улыбаться. Забираюсь на подоконник, подтаскивая к себе колени, и дымлю в форточку. Рядом сидит Арчи и смотрит на меня тяжёлым взглядом.

— Считаешь, я поступил плохо? — пёс опускает одно ухо и наклоняет морду. — Сам не знаю, что это было. Перегнул палку с ним, ведь Гер отвык от такого. Но я не жалею. Он всё ещё только твой. А, ну да, и какого-то Андрея, — ухо вернулось обратно. Арчи фыркнул и пошёл бродить по квартире. Надеюсь, он не такой злопамятный и не сожрёт мою обувь, пока я буду спать. — Андрей, — пробую имя на вкус и фыркаю со смешком, не соперник, не чувствую его присутствия, а вот свою энергетику распространяю слишком интенсивно, что пугает даже меня.

Ладонь сама тянется к груди. Проверяя, всё ли на месте.

Прикрыв глаза, включаю воображение:

«…От сильных толчков тянет в пояснице, а мышцы уже огнём горят, но это не унимает желания затрахать Гера до полусмерти. Проклятая резина скрадывает часть ощущений, дикая нехватка чувствительности просто бесит, но всё это отходит на задний план, когда вижу, как он всё сильнее прогибается в пояснице, подставляясь мне, как член туго, но настойчиво проникает в его тело, то погружаясь по самые яйца со шлепком, от которого Герка зажимается, видно смущаясь, то выходит почти полностью… и так до бесконечности, пока тело не предаёт, наплевав, что мозг ещё не насытился теплом, лаской, этой покорностью обманчивой, этой искренностью и неподкупным желанием… Кончаю первый, вбиваясь в него на полную, и замираю, пережав член парня, чтобы не вздумал кончить. Самого трясёт так, что даже на коленях не устоять. Роняю Германа на лопатки, полубессознательного и такого расслабленного, что снова дёргает новым приходом. Придержав его руки, спускаюсь ниже по телу…

— Яр?.. — слышу в его голосе панику и то смущение, на которое я подсел, как на наркотик.