Отважная лягушка. Часть 3 (СИ) - Анфимова Анастасия Владимировна - Страница 50

Ника уже знала, по местным традициям имя получавшего свободу раба, как правило, остаётся прежним, если, конечно, оно звучит достаточно благозвучно, а вот то, что на родине попаданки называют "фамилией", присваивают по имени бывшего хозяина. Вот только такое ответственное решение о судьбе невольника принимает исключительно глава семьи, то есть мужчина. Поэтому девушка решила не дивить лишний раз жителей Радла и отчеканила:

- Риата Лация Фида!

- Верная? - на всякий случай уточнил квестор.

Посетительница утвердительно кивнула, а регистор Трениума одобрительно пробормотал:

- Похвально, госпожа Юлиса, что вы не забываете своего отца.

Чиновник обернулся к молодому коллеге, сидевшему за столом в глубине комнаты.

- Слышали, господин Сатрий?

- Да, господин Саск, - отозвался тот, вытаскивая из-под вороха папирусных листков кусочек пергамента размером с почтовую открытку.

- Кто будет свидетелями? - спросил квестор у Ники.

- Они! - ответил вместо племянницы дядя и указал на скромно стоявших за спиной мужчин.

Первым делом чиновник выяснил: являются ли они свободными гражданами и к какой городской общине приписаны? Затем поинтересовался: не давали ли они клятву коскидов кому-нибудь из ближайших родственников госпожи Юлисы? И только получив отрицательный ответ, стал заносить их имена в свой талмуд.

В это время Сатрий, закончив писать, присыпал чернила мелким песочком.

Занеся в книгу все положенные данные, квестор громогласно объявил:

- Риата Лация Фида!

Бывшая рабыня робко приблизилась к стойке.

- Я здесь, господин.

- Сними знак рабства и подай мне.

Захлопав ресницами, женщина с недоумением посмотрела на хозяйку.

- Табличку давай! - досадливо морщась, подсказал регистор Трениума.

- Ой, простите, господа, - поставив на пол корзину, Риата торопливо сняла с шеи шнурок, на котором болталась металлическая пластинка.

Передав её чиновнику, бывшая рабыня получила взамен кусочек пергамента. Прочитав текст, выведенный на нём аккуратным каллиграфическим почерком, она низко поклонилась.

- Да хранят вас все боги, добрая госпожа Юлиса. Пусть небожители не оставят вас своей щедростью и благодатью, господин Септис.

Отступив на шаг, отпущенница Лация, достав из корзины накидку, с каким-то особенным благоговением прикрыла ей свою голову.

Бросив беглый взгляд на табличку, квестор передал её своему помощнику. Присев на корточки, тот достал из-под стола маленькую наковаленку, зубило и молоток. Двумя резкими отработанными ударами Сатрий почти перерубил бронзовую пластинку напополам, после чего, согнув, бросил в стоявший в углу широкогорлый кувшин.

- Вот теперь вы можете считать, что выполнили свою клятву, госпожа Юлиса, - улыбнувшись, регистор Трениума жестом предложил ей отойти от стойки и позволить терпеливо дожидавшимся клиентам наконец-то пообщаться с квестором Саском.

- Благодарю вас, господин Септис, - поклонилась девушка. - Вы даже не представляете, какую тяжесть сняли с моей души.

- Надеюсь, в следующий раз вы хорошенько подумаете, прежде чем, давая обещания, брать в свидетелей небожителей, - наставительно проговорил дядя.

- Можете не сомневаться, - заверила племянница. - Этот урок я усвоила хорошо.

- Тогда отправляйтесь домой, госпожа Ника, - деловито распорядился собеседник. - И передайте госпоже Пласде Септисе, что я обедать не буду. А к ужину пусть приготовят улиток в козьем молоке. У меня будет важный гость.

- Всё передам, господин Септис.

- Господин Минуц! - окликнул покровитель болтавшегося рядом коскида. - Проводите госпожу Юлису.

Покинув базилику, девушка попросила провожатого остановиться и обернулась к шагавшей позади Риате.

- У тебя сегодня особенный день, Лация, - сразу же назвав служанку новым именем, хозяйка специально подчеркнула произошедшие в жизни бывшей рабыни изменения. - И я хочу, чтобы он запомнился тебе не только обретением свободы, но и ещё чем-нибудь хорошим. Сходи развлекись, выпей вина, погуляй по городу, загляни на рынок.

С этими словами она протянула ей изрядно похудевший кошелёк.

- Значит, вы меня отпускаете? - дрогнувшим голосом уточнила женщина, осторожно протягивая руку.

- Иди, - подтвердила Ника. - Только вернись до наступления темноты и... будь осторожна.

- Уж в этом можете не сомневаться, госпожа, - широко улыбнувшись, Риата Лация, сунув деньги в пустую корзину, быстро затерялась среди спешащих и неторопливо прогуливавшихся горожан.

Обернувшись к коскиду, девушка успела заметить его насмешливо-пренебрежительный взгляд.

- Вы хотите что-то сказать, господин Минуц? - с вызовом спросила она, не отводя глаз.

- Вы очень сильно привязаны к своей служанке, госпожа Юлиса, - игриво улыбнулся провожатый.

"Он это на что намекает?" - с недоумением подумала Ника, а когда поняла, и в памяти всплыло здешнее словечко "совлена", то чуть не покраснела... от негодования, вновь остро сожалея о том, что тётка забрала у неё кинжал.

- Эта отпущенница спасла мне жизнь! - чеканя каждое слово, племянница регистора Трениума наступала на невольно попятившегося коскида. - А отец учил меня помнить добро, потому что боги беспощадно карают за неблагодарность. Вы меня поняли, господин Минуц?

- Конечно, конечно, - поспешно закивал изрядно обалдевший собеседник.

- А каждый, кто подумает что-то дурное, просто подгоняет великий и разнообразный мир под свои узкие, низменные чувства! - закончив отповедь, Ника с гордым видом перебросила правый край накидки через левое плечо, и зло зыркнув на притихшего мужчину, быстро пошла прочь. Дорогу до дядиного дома она запомнила достаточно хорошо, чтобы обойтись без провожатых.

Однако, коскид, получивший совершенно чёткий приказ покровителя, поспешил следом.

"Теперь всем разболтает, что у племянницы Септисов нетрадиционная сексуальная ориентация, - пыхтя от возмущения, как перегретый чайник, думала девушка. - Вот батман! Только такой славы мне и не хватает!"

Шагавший позади Минуц благоразумно помалкивал, а она, постепенно успокаиваясь, невольно замедляла шаг: "Ну и что? Как будто здесь этим кого-то удивишь? Тут же полнейшая сексуальная свобода во всех мыслимых и немыслимых проявлениях... Но всё равно неприятно".

Спешно отворив калитку, дюжий привратник сейчас же склонился в глубоком почтительном поклоне.

То, что любимый супруг не явится к обеду, тётушку не удивило, а вот вкусовые пристрастия важного гостя, кажется, явно озаботили. Так что отправив племянницу в комнату ткацкого станка, госпожа Септиса поспешила на кухню, то ли проверить наличие свежих улиток, то ли послать кого-нибудь на рынок за свежим молоком.

Ника ещё минут пятнадцать в одиночестве возилась с грузиками и нитками, а потом её навестила двоюродная сестра. Дав пару дельных советов, Гэая вновь принялась расспрашивать путешественницу о дальних землях, за одно поведав и о своей тяжкой доле.

Без взрослых девочка вела себя гораздо раскованнее, поэтому племянница регистора Трениума узнала много интересного о его семье.

Впечатления первого дня и выводы многоопытной Риаты получили дополнительные подтверждения. В доме Септисов действительно придерживались старинных обычаев радлан.

Гэая жаловалась, что именно из-за строго следования традициям, родители не берут её на гонки колесниц, хотя Фора, дочь тёти Анны Олии, уже не раз там была. А ещё мама запрещает читать свитки со стихами некоторых поэтов, из-за того, что они, видите ли, слишком вульгарные. А девочке так хочется ознакомиться с "Поэмой рассвета" Нектона Битийского.

Её собеседница слишком мало знала о творчестве данного сочинителя, да и на гонках ей бывать тоже не приходилось. Но не желая влезать в чужие семейные дела, она ограничилась настолько же формально правильным, насколько и бессмысленным заявлением о том, что родителей надо слушать, ибо все их действия направлены исключительно на пользу детей.