Маленький гончар из Афин (Историческая повесть) - Усова Александра Петровна - Страница 32

Все остальные тоже остановились. Алкиной неожиданно громко рассмеялся, поглядывая на мальчиков. Он ожидал, что они обрадуются его предложению. И Алкиной не ошибся.

— Верно! Как хорошо будет ночевать на берегу реки! — первым отозвался Клеон.

— Да и пастбище для коней даже легче будет найти на берегу! — немного подумав, заметил деловито Архил.

Из всех этих замечаний Алкиной понял, что его предложение было принято без возражений.

— Для коней можно будет сделать навес из холста! — предложил конюх Алкивиада, сопровождавший коней своего господина.

Вдвоем с Алкиноем они отправились выбирать место для палатки.

На протяжении трех лет у подножия холма Кроноса в священной роще Альтис стояла никем не нарушаемая тишина. Зато на четвертый год тысячи людей съезжались сюда со всех концов Эллады.

Каменная стена, построенная, по преданию, Гераклом, отделяла священную рощу Альтис и храм Зевса от остального селения Олимпии, расположенного неподалеку от святилища. С запада эта стена проходила вдоль течения реки Кладея, притока Алфея, на юг она проходила выше русла Алфея и на востоке примыкала к стадиону. В стене было несколько калиток-выходов. Выходные, главные, ворота ее открывались только в дни празднеств и в дни торжественных процессий.

Возле святилища Зевса росло масличное дерево, которое считалось священным. Из ветвей этого дерева дети срезали золотым ножом ветки и плели венки для победителей на Олимпийских играх.

Храм Зевса, окруженный террасой, украшенный статуями, поражал красотой всякого, кто останавливался возле него.

На высоком пьедестале стоял трон «властителя неба и земли», украшенный драгоценными камнями и тончайшей золотой резьбой. Величавый и спокойный, восседал на троне Зевс — «вершитель судеб смертных и бессмертных», взирая на людей, толпившихся у его ног…

Величавый и спокойный, восседал на троне Зевс — «вершитель судеб смертных и бессмертных», взирая на людей, толпившихся у его ног…

А неподалеку от храма, на берегу реки Алфея, в дни празднеств двигалась и шумела многотысячная толпа приехавших и пришедших в Олимпию людей на праздник в честь Зевса.

Торговцы, прибывшие с товарами на ярмарку, раскладывали товары на прилавках, привлекая покупателей.

Все приковывало внимание эллинов на этих прилавках: прекрасные, тонкие шерстяные плащи и одежда для женщин, которую воины и аристократы покупали в подарок женам, оставшимся дома и не имевшим права присутствовать на празднестве. Многие разглядывали музыкальные инструменты: лютни, кифары и флейты. Некоторых привлекали к себе чудесные вазы и амфоры из Афин, разрисованные сценами из жизни богов и героев. Юношей влекли к себе благовонные масла из Аравии, которыми так приятно было умащивать тело…

Множество бродячих певцов — аэдов — громко распевали на ярмарке сказания о древних героях. Фокусники показывали чудеса ловкости и бесстрашия, обвивая шеи и головы змеями. Торговцы фруктами и рыбой сновали повсюду, расхваливая свой товар…

Вся Олимпия с раннего утра была залита ярким солнцем, но смуглые от загара жители Эллады не замечали дневного зноя, бродя по торгу, по священной роще Альтис, по берегу реки, к устью которой подплывали все новые и новые корабли.

До начала празднества оставалось два дня.

Алкиной и Архил уже купили для себя белые полотняные плащи и новые сандалии. Была куплена одежда для Дракила и Клеона, пропадавшего целые дни на торгу.

Вечером, после осмотра города и священной рощи, Алкиной отправился отыскивать своего хозяина Феофраста, приехавшего в Олимпию на торг с товаром, а Архил побежал в мастерскую Фидия, находившуюся неподалеку от храма Зевса Олимпийского.

Дракил уже давно поджидал друзей с ужином. Он ворчал, что остывает рыбная похлебка с бобами, когда Алкиной неожиданно появился у костра вместе с приятелем, спартанцем Оилеем.

— Располагайся возле костра, друг! — приветливо сказал спартанцу Алкиной. — Наш Дракил охотно угостит тебя горячей похлебкой, которую только он один умеет так вкусно варить.

— Мне нельзя долго задерживаться, Алкиной, — заметил спартанец, — мы ведь даже здесь, в Олимпии, живем как в лагере во время похода! Поэтому я должен вернуться к вечерней перекличке. Но мне хотелось бы о многом поговорить с тобой: ведь мы не виделись с прошлой Олимпиады!

— Пойдем взглянуть на коней, они пасутся неподалеку, — сказал Алкиной. — По дороге обо всем поговорим.

Спартанец тотчас же согласился.

— Ты предложил мне разделить с тобой ужин, — немного помолчав, сказал Оилей, — но я умышленно ушел от костра. Я заметил сразу, что твой друг, готовивший ужин, неприветливо встретил меня, и я понял, что, несмотря на «священное перемирие», он недолюбливает нас, спартанцев. Скажи мне, Алкиной, ведь я не ошибся в этом?

— Дракил — ремесленник, Оилей, и у него свои взгляды на многое, — уклончиво ответил художник, — он хорошо знает, что у вас, в Спарте, не относятся с должным уважением к людям труда…

Оилей немного помолчал.

— Не хочется мне говорить об этом в дни всеобщего мира, друг, — сказал он, — но правда остается правдой. Соперничество Афин и Спарты из-за гегемонии в Элладе приведет к войне, которая когда-нибудь вспыхнет между Афинами и Спартой. Вот почему нам запрещают заниматься ремеслами и торговлей. Мы неохотно пускаем к себе иноземцев. Они могут привести к нам иную жизнь, иные взгляды на устройство государственных порядков. Наша жизнь проста и скромна, Алкиной, — продолжал Оилей, — ведь у нас и в мирное время приучают воинов жить, Алкиной, как в военном лагере. И поэтому нам уже не страшны ни войны, ни лишения. Государство теперь послало нас на состязания в Олимпию. Но нас не страшат эти состязания — мы давно готовы к ним. А вот вы, афиняне, вы много занимаетесь за последнее время обучением ваших юношей и ваших воинов в гимнастических школах.

— Зато вы, спартанцы, не умеете ценить искусство! — сказал Алкиной. — У вас нет ни художников, ни ваятелей, ни архитекторов, ни ученых!

— В этом ты прав, художник, — задумчиво ответил спартанец, — но зато нам легко выходить победителями в боях и на состязаниях.

— Скажи, а в беге колесниц у вашего Тевкра большой опыт? — дрогнувшим голосом спросил Алкиной.

Оилей улыбнулся, понимая его волнение.

— Хорошему воину необходимо умение править конями, — уклончиво ответил он. — На этот раз благодари богов, Алкиной: Тевкр не страшен твоим коням!.. Мы захватили с собой немало бегунов, метателей копья и дискоболов, — продолжал он. — Вот этих вашим афинянам нужно опасаться: наши юноши подготовлены хорошо!

Алкиной вздохнул, подумав об Архиле.

— А вот ты верно сказал, — улыбнулся спартанец, — что мы не ценим и мало понимаем искусство. В этом вы в Афинах опередили нас. У вас лучшие во всей Элладе ваятели, художники, поэты и философы. А вот мы предпочитаем всему этому силу наших мускулов и ловкость в сражении. И нам кажутся пустой забавой ваши песни под звуки кефары и стихи ваших поэтов. Повторяю тебе: наша жизнь в Спарте проста и сурова. Мы больше воины, чем мирные люди. А поэтому мы закаленнее и здоровее вас, афинян. Вот мы с тобой недалеко отошли от палатки, а ты уже тяжело дышишь, Алкиной, и у тебя выступил пот на лбу. Взгляни на меня: я бодр и не кажусь усталым и могу легко пройти еще далекий путь!

— У меня больное сердце, Оилей, — признался Алкиной. — И, кроме того, сильно ослабев за последнее время, я все же не бросал занятий гимнастикой, отдавая все свободное от работы время упражнениям в гимнастической школе!

— «Все свободное от работы время»! Но, наверно, не каждый день ты ход ид в школу, да еще утомленный после работы! — перебил его спартанец.

— Да, работа в мастерской гончара отнимала у меня много времени. Но ведь я должен был работать, чтобы не голодать! — сказал художник.