Соколы огня и льда (ЛП) - Мейтленд Карен - Страница 65

Должно быть, я вскрикнула, и Маркос обернулся ко мне.

— Да, я понимаю, как это опасно. Знал ещё до того, как Хинрик сказал нам в ту ночь, в доме фермера. Но я в отчаянном положении, и вынужден рисковать. У меня нет другого выхода. У меня огромный долг.

Фаусто бросил на меня испуганный взгляд, но Маркос, казалось, его не заметил.

— Мой близкий друг, которому я доверял свою жизнь, пришёл ко мне, чтобы занять крупную сумму. Он сказал, что нуждается в деньгах для покупки поместья. Он был влюблён, но семья девушки не соглашалась на свадьбу, если он не обеспечит её землёй и достойной жизнью. Она угрожали выдать её за другого, богатого старика, который просил руки девушки. Друг показал мне поместье. Хорошая земля, со зрелыми виноградными лозами, оливковыми деревьями и хорошим пастбищем. А девушка так же боялась брака со стариком, как и мой друг потерять её. Он уверил меня, что вернёт треть занятых денег сразу, как только получит приданое, а потом ещё по одной трети в год, пока не погасит весь долг. У меня и близко не было такой суммы, но я мог её одолжить под своё доброе имя — меня знали как почтенного нотариуса, я пользовался доверием богатых людей. Однако мой друг не был честен со мной. Он втянулся в азартные игры, и ради этого даже обокрал своих работодателей. Деньги, что я ему дал, он поставил на петушиные бои, надеясь поймать удачу и вернуть, что украл, прежде чем пропажу заметят. Но он всё потерял. Если я не смогу вернуть взятые взаймы деньги, репутация будет разрушена, как и возможность заработка — кто же пойдёт ко мне, зная, что мне нельзя доверять. Я не знаю, где достать денег, но если удастся заполучить и продать хоть одного белого сокола, я смогу расплатиться со всеми, и ещё останется.

Фаусто бросил на меня ещё один взгляд, и опять повернулся к Маркосу.

— И как же ты собрался ловить этих птиц? Не похоже, что у тебя с собой сети или ловушки.

— Это выглядело бы подозрительно, вам не кажется? Помните, как старательно тот мелкий клерк обшаривал наш багаж. Если бы он нашёл сети с ловушками — вряд ли поверил бы, что они для ловли стай диких растений.

Рот Фаусто растянулся в улыбке, которую он не сумел сдержать. Но Хинрик не веселился. Он осторожно вышел вперёд, лицо побледнело под морским загаром.

— Нет, сеньор Маркос, вам нельзя пытаться ловить этих птиц. У данов везде шпионы. Они схватят нас и повесят.

Маркос мягко сжал плечо мальчика.

— Им не поймать меня, парень. А если и схватят, я скажу, что ничего об этом не знаю.

Хинрик покачал головой, должно быть, сокрушаясь, что эти иностранцы тупые как овцы.

— Они вешают всех, даже маленьких мальчиков, если те попадаются вместе с отцами. Женщинам и девочкам связывают руки и ноги и бросают с высокой скалы в озеро, чтобы те утонули. Моя мать... я смотрел, как её... — Он гневно провёл рукой по глазам, потом обернулся и указал в сторону ведьминого холма, хотя в темноте его было не разглядеть. — Если попробуете ловить белых соколов, она сделает так, чтобы вас схватили. Теперь ничего не выйдет как надо.

Я поднялась и принялась хлопотать над тихо кипящим котелком, надеясь, что еда поможет мальчику рассеять страх. Но содержимое котелка вряд ли могло хоть кого-то утешить.

Среди валерианы, которую притащил Маркос, я нашла горстку сухого тимьяна, хотя сам он, подозреваю, не узнал и эту траву. В отличие от чабреца, что рос дома, листья у него волосатые, но запах тот же — знакомый, лёгкий, как шёпот, дух лета, аромат, появляющийся на мгновение, когда растираешь в пальцах высохший розовый лепесток. Но это была лишь тень знакомого мне растения, цветущего под горячим солнцем Португалии, и его аромат не слишком улучшил запах сушёной трески.

Этой ночью дальние горы не освещали ни холодные искорки звёзд, ни серебряная луна. Темнота, как толстое одеяло, окутала землю. Крошечная лужица кроваво-красных углей костра походила на островок посреди чёрного океана. Мы слышали и чувствовали, как он плещется вокруг нас, когда ветер шевелил травы, и невидимые создания визжали и вскрикивали в его глубине.

Возможно ли, чтобы трое из нас оказались здесь с одной целью? Я не поверила рассказу Фаусто, и не была уверена в истории Маркоса. Может, оба упоминали про белых соколов потому, что знали — я здесь из-за этого? А если врали, тогда что они делают на самом деле, и, более важно, — почему так стараются удержать меня рядом с собой?

Ну, а если они говорят правду, если ищут здесь белых соколов — тогда что случится, если я поймаю хоть одного? Конечно, попытаются отобрать. В одиночку искать соколов трудно, но когда трое из нас охотятся за одной редкой добычей...

Я оглянулась на Хинрика, который уныло сгорбился поближе к огню. Если бедного мальчика заставляли смотреть, как сбрасывают со скалы мать, он, уж точно не поможет мне искать птиц, и я не стану его за это винить.

Я вздрогнула, вспомнив, как лёгкие разрывала боль, когда я хватала воздух, утопая в болоте. Если бы Маркос не оказался там и не вытащил... Нет, мне нельзя даже думать о том, что поймают. Нельзя попадаться.

Сгрудившись вокруг костра, мы вылавливали ножами из котелка скудные кусочки сушёной рыбы и старательно жевали. Я никогда не пробовала овечью шерсть, но думаю, вкус и ощущения от неё были бы примерно такие же. Мы всё жевали и жевали, пока рыба не становилась достаточно мягкой, чтобы проглотить. Только голод вынуждал нас продолжать.

Если даже сейчас мы не можем найти еду, как же я проживу тут зимой? Если не возвратиться в порт и не найти обратный корабль, я окажусь вне закона, и ни в одном доме мне не дадут убежища.

Но в одном я была уверена — что бы от меня ни потребовалось, чего бы мне это ни стоило, я не уеду без белых соколов. Я прошла такой путь не для того, чтобы сдаться, и понимаю, что для отца это верная смерть. Прямо сейчас он в тюрьме Инквизиции, глубоко под землёй. Может, его пытают и мучают. Есть ли у него этой ночью пища, чистая вода, чтобы утолить жажду?

Я внезапно почувствовала вину за свои жалобы на безвкусную рыбу. Мой отец и множество других таких же, как он, были бы рады единственному кусочку из тех, что я с трудом запихиваю в своё неблагодарное горло.

У меня есть прохладные чистые ручьи для питья, я могу дышать свежим воздухом, пока они лежат в зловонном подземелье и давятся каждым вдохом. А где сейчас моя мать и что она ела сегодняшним вечером?

— Слушайте! — тревожно прошептал Витор. — Там кто-то движется. Разбегаемся. Прячьтесь.

Мы забрались за скалу и пригнулись к земле. Я благодарила темноту, укрывавшую нас, но проклинала её за то, что ничего нельзя разглядеть, и страшно боялась попасть прямо в лапы тому, кто к нам приближался.

Кто-то тихонько окликнул нас, и мы затаили дыхание, не смея пошевелиться. Последовал приглушённый обмен словами, которых я не понимала. Казалось, беседуют двое.

— Кто это, мальчик? — шёпотом спросил Витор Хинрика.

— Исландцы. Говорят, что друзья.

— У нас здесь нет друзей, — сказал Витор.

Тот же молодой голос опять что-то крикнул.

— Он говорит, они пришли, чтобы помочь. Говорит, что нужно поторопиться! Мы должны уходить сейчас же.

Никто из нас не двинулся и не издал ни звука. Я осторожно выглянула из-за скалы. У костра стояли двое мужчин, лиц было не разглядеть.

— Оставайся здесь, — решительно прошептал Витор. — Нет, не ты, мальчишка, ты идёшь со мной.

Он схватил Хинрика за шиворот и вытащил из-за скалы. Они сделали несколько шагов к очагу, рука Витора крепко сжимала рукоять кинжала.

— Кто вы? — спросил он.

Младший из двоих опустился на колени, и грел над огнём руки, словно показывая, что не угрожает нам. Пламя высвечивало впалые щёки и золото рыжих волос. Он тихо и торопливо заговорил. Хинрик прошептал что-то в ответ, и Витор тряхнул его плечо, напоминая переводить.

— Он говорит, его зовут Ари. Мужчину — Фаннар. У него ферма через две долины отсюда.

— Чего они от меня хотят? — потребовал ответа Витор.