Арбалетчики князя Всеслава - Безбашенный Аноним "Безбашенный" - Страница 36

36

— Дуэли, говоришь…

— Ну да, на шпагах. Ты же неплохо фехтуешь. Твой укол не так точен, как мой, но фехтовальными приёмами ты владеешь лучше меня, а шпаг тут ни у кого нет, и проверить нас некому и нечем. Длинные мечи кельтов — это же совсем не то.

— Ладно, допустим. Чего ты ещё наплёл? Тайные операции типа вояжа за бриллиантовыми подвесками королевы… тьфу, княгини?

— Разумеется! Зачем же придумывать то, что за нас давно придумал Дюма? А раз это связано со священными тайнами венценосных особ — нас поймут, когда мы не захотим рассказывать подробности или исказим правду. Ну а поединки на шпагах, перестрелки и погони — это же классика жанра!

— Перестрелки из арбалетов? — вмешался Володя.

— Не только. У нас были и пистолеты, которые мы утратили при своих романтических и захватывающих приключениях.

— А это нахрена?

— Я подстраховался на случай, если вдруг обнаружат мой. Думаете, его легко прятать? То, что мы скрываем его наличие, в этом случае поймут правильно. Оружие редкое, страшно дорогое и настолько секретное, что как оно работает, мы и сами толком не знаем. Мы ведь благородные кабальерос, а не канальи-мастеровые! Наше дело — уметь пользоваться им.

— А погони на чём? Твоя смерть будет ужасной, Васькин! — уведомил я этого окончательно завравшегося плагиатора.

— За что?

— Вот как раз за это. Я сильно похож на лихого наездника-ковбоя?

— Я тоже не умею ездить верхом! — сообщил Володя.

— И я не умею! — признался Серёга, — Ты, Хренио, вконец охренел!

— Сеньоры, позвольте открыть вам страшную тайну! Я тоже совершенно не умею ездить на лошади! — и ржёт, зараза!

— Тогда какого ж хрена! — вырвалось у нас троих.

— А мы и не разъезжаем на лошадях. Какие к чёрту лошади, когда у нас снега по пояс? Мы разъезжаем на оленьих нартах, которыми правит слуга-возничий, а благородный сеньор важно восседает в ожидании, пока его не доставят к месту его очередного подвига.

Смеялись мы долго…

— Ну и скольких противников я по твоей версии проткнул шпагой?

— О, совсем немного — всего пятнадцать.

— Нет, ты в натуре охренел!

— Ну, сеньорита ведь и не ждала от меня правды! Она сделает в уме поправку на обычное в таких делах хвастливое преувеличение и вычислит, что уж троих-то ты точно уложил, а ещё минимум двоих поцарапал! Что тут неправдоподобного? Ты при штурме этой огороженной забором дыры перестрелял не меньше, и это уже вовсе не выдумки!

— А ты точно уверен, что она сделает именно такую поправку?

— Абсолютно. Я ведь ей в этом помогу. Когда мы придём в деревню в поисках… гм… дам полусвета — буду всем рассказывать, что ты «совершенно точно» пристрелил два десятка и ещё пятерых проткнул мечом. Это же деревня, Максим! Сеньорите в тот же день передадут мои выдумки в точности, а правда ей в данном случае известна, и к моим сегодняшним басням она применит тот же коэффициент.

— Ну, Хренио, ну и отчебучил же ты! — прикололся Володя, — Итак, господа великокняжеские арбалетчики…

— Держать строй! Мушкеты… тьфу, арбалеты наизготовку! — дурашливо скомандовал Серёга.

— Рот закрой, салабон, не то полы с мылом драить заставлю!

— Ну, вот, развели дедовщину! Стыдно, господа!

— А кстати, господа, как князя-то нашего кличут? А то спросит кто, а мы и не в курсах! Моветон-с!

— А, пущай будет Всеслав, — предложил я.

— А почему именно Всеслав?

— Ну, не Дуремонтус же Третий! Так правителей только в сказках детских именуют, а наша легенда должна быть реалистичной. Он же у нас великий и круче вкрутую сваренных яиц — его все славить должны! Разве нет?

— Ага, логично. А под каким номером?

— Да очередной. Как Людовики эти бесконечные у лягушатников! Наши — что, хуже? Как народится очередной наследничек — надо же, чтоб все славили, когда он на трон свою великокняжескую жопу взгромоздит!

— Не, господа, так не годится! Инвентарный номер своего обожаемого монарха обязан знать каждый честный патриот! Или мы, арбалетчики самого великого князя, не патриоты? Придётся всё-таки нашего Всеслава Очередного пронумеровать!

— Задолбали, патриоты хреновы! Ща я вам его живо пронумерую и к делу подошью! — пригрозил я, — Тринадцатым будет!

— За что ж ты его так?

— Было бы за что — вообще убил бы на хрен! Это по большому счёту. А по мелочи — монарх в России вообще за всё в ответе. Вот попали мы с вами с нормального испанского курорта в эту античную дыру — мы, что ли, в этом виноваты? Хрен там, во всём виновато долбаное правительство! А оно у нас — княжеское, самодержавное. Так что это не мы, это всё он! Закинул нас хрен знает куда — прогребал нас, стало быть, раззява! Ну и под каким, спрашивается, номером ему быть после этого?

Так мы и коротали марш, учреждая государственное устройство несуществующей родины. А что прикажете делать, если больше отцами-основателями быть банально некому? Наши иберы, хоть и не понимали по-русски — кроме матерщины, конечно, которую уже успели более-менее изучить — тоже заразились нашим весельем. Они-то, само собой, болтали по-иберийски, и было забавно улавливать у некоторых в потоке местной речи отдельные русские словечки, обычно употребляемые у нас для связки приличных слов. Так что ржали мы и с собственных приколов, и с туземных…

— У вас тут всё время весело! — заметила Велия, снова ускользнувшая от строгой мамаши к нам — ага, спасаться от слепней. Деваха и не подозревала, что сама же и явилась причиной очередного взрыва хохота. Ну, опосредованной, скажем так. В присутствии дочери самой «почтенной» Криулы иберийская солдатня как-то постеснялась выражаться на родном языке, и частота русской матерщины в их речи резко возросла. Но если, обращаясь к нам, они старались говорить медленнее, чтоб мы успевали их понимать, то меж собой они тараторили со скоростью пулемёта, и мы разбирали хорошо, если половину. И когда в бурном потоке трудноразличимой тарабарщины вдруг прозвучало «А хрьен тибье ни мьяса?!», да ещё и с неподражаемым иберийским акцентом, мы — все, даже Васкес — пополам сложились от смеха.

— Милять! — взвыл и яростно хлопнул себя по шее идущмй впереди ибер, когда его укусил особенно зловредный мух — мы снова заржали.

— Максим, а что такое «милять»? — с наивной непосредственностью поинтересовалась девчонка — тут уж заржали иберы, которые от нас уже знали, что это такое. Наши же, прихренев, разинули рты, предоставляя выпутываться мне самому. Ох, млять, в натуре!

— Велия, это очень грубое выражение. Не надо повторять его без необходимости…

— В твоей стране за него вызывают на поединок?

— Ну, не всегда, но вообще-то бывает.

— Ты из-за этого сражался на мечах с великим воином верховного жреца?

— Васькин! Что за хрень ты ей наплёл?! — это я, естественно, спросил по-русски.

— Что наша княжеская сотня враждует с сотней верховного жреца, и ты в героическом поединке проткнул их лучшего фехтовальщика…

— Урою, сволочь! — и, обернувшись к девахе, уже по-иберийски, — Не совсем из-за этого, но ссора всё равно была глупой. Бывает так, что повздоришь из-за пустяка, а отступить нельзя…

— Разве из-за пустяка? — и улыбается, плутовка.

— Васькин! Что за хрень?!

— Причина твоей дуэли была романтической и амурной, — объяснил этот скот, — Но ты не беспокойся — её уже нет в живых, и ты свободен для новых амурных похождений.

— Ну, спасибо! Чтоб тебя слепень в язык укусил! — при этом пожелании Володя с Серёгой захмыкали, давя в себе приступ смеха. Наверное, справились бы, но…

— А что такое «хриень»? — спросила Велия, и тут уж эти два балбеса загоготали во весь голос. Да и не только они…

— Это тоже не самое лучшее из выражений, — сокрушённо признался я.

Выручая меня, Володя загорланил в такт ходьбы:

Притон, молельня, храм или таверна, Верши приказ и средств не выбирай! Тому, кто кардиналу служит верно, Заранее заказан пропуск в рай!