Закон-тайга - Ахроменко Владислав Игоревич - Страница 40

Наконец после часа полета водка и наркотики немного утряслись в теле Чалого, он перестал веселиться и тупо уставился в бронированное лобовое стекло.

Из-за спины послышался стон Малины:

— Кеша, ну ты че?.. Потише… Так же и угробиться можно.

— Отдзынь, козлина, прорвемся. Учись, как надо техникой управлять, пока я жив, а то так и подохнешь придурком неграмотным.

Малина, пошатываясь, добрался до соседнего кресла, устало плюхнулся в него, обиженно поджал губы.

— Че расселся, паучина, планшет тащи, — не глядя на подельника, презрительно процедил Чалый.

Тот беспрекословно повиновался. Через минуту Астафьев, не снимая заскорузлую руку со штурвала, развернул на коленях навигационную карту полетов. Перед глазами предстала полная, как посчитал уголовник, ахинея: какие-то черточки, цифры, знаки градуса, широты и долготы, параллельные и кривые линии.

— Ты че, бля, принес, это че, по-твоему, карта, да? — Чалый решил не показывать перед подельником незнание законов аэронавигации: негоже нормальному пацану падать лицом в грязь перед полным идиотом.

— Кеша, так больше ж ничего нету, только этот планшет, я все обыскал, бля буду, — затараторил перепуганный Малинин, от волнения растирая бледные дрожащие руки. — Че теперь делать-то, а?..

— Ладно, я уже придумал, — оборвал его Чалый, в голове которого созрело спасительное решение.

Астафьев устроился в кресле поудобней, минут за десять выровнял вертолет и взял курс на тонкую струйку дыма, вьющуюся в небо из-за невысокой сопки, примерно в десяти километрах от них…

Вертолет продолжало трясти, Малинин, собрав в кулак остаток сил, вяло спросил:

— Куда?

— Ты думаешь, в Китае хорошо жить? — Чалый вспомнил журнал «Огонек» за 1978 год, где писалось об ужасах маоизма.

— Так… они же того, и тушенку выпускают, и гондоны, и пуховики, и… — На этом знания политической экономии закончились.

— Социализм там, понятно? Там у них компартия, Мао Цзэдун за пахана — я сам в журнале читал. Жрать нечего, так они, что козы, травку щиплют, воробьев жрут… — Обладавший неплохой памятью, Астафьев довольно подробно пересказывал содержание статьи "КНР: извращенный социализм, предательство интересов трудящихся".

— Ну и че?

— В очке горячо, понятно? Награбить надо, где чего плохо лежит, чтобы там фуцинами нищими себя не чувствовать. А то будешь траву жрать… Или на завод работать пойдешь, чугун плавить. — Это предположение показалось Чалому настолько диким и оскорбительным, даже относительно шестерки Малины, что он заржал как лошадь.

— А что награбить? — неуверенно промямлил москвич — как ни странно, но доводы подельника показались ему убедительными.

— Я ж тебе грю — что плохо лежит, — снизошел Иннокентий. — Думаешь, проблемы? Стволов у нас видал сколько? Трах-тибидох из пулеметов, пару ракет, я еще разберусь, как ими управлять, — и всех делов-то.

Конечно же, он был прав, потому что тут, на Дальнем Востоке, плохо лежит абсолютно все…

В артели золотоискателей был обычный рабочий день.

После скудного завтрака, получив от старшего дневное задание, приисковики, по традиции перекурив, принялись за тяжелый, но за долгие месяцы уже ставший привычным труд.

Журчала прозрачная вода в ледяной полынье, в старой драге периодически с неприятным шумом открывалась дощатая заслонка, и в ручей сбегали мутные потоки грязи: вымывались из отработанной породы ярко-желтые крупинки драгоценного металла.

Стрекот вертолета, темный силуэт на фоне холодного голубого неба, столь неожиданно выросший из-за высокой заснеженной сопки, естественно, не привлекли внимания старателей — никто даже не взглянул на приближающуюся боевую машину, никто даже не поднял головы. Рабочие давно привыкли к ежедневному появлению в этих местах военной авиации, тем более что ни для кого не было секретом: на вертолетной площадке, находившейся километрах в пятидесяти, «вертушек» несколько. Плановые учебные полеты со стрельбами и без них, патрулирование приграничных с соседним Китаем территорий — мало ли у вояк поводов для сжигания денег налогоплательщиков?

Но этот вертолет был каким-то странным — пилот вел себя очень нестандартно. В отличие от прежних, обычно облетавших прииск стороной, этот, летевший очень низко, почему-то держал курс прямо на старателей. И с каждой секундой грохот приближающейся огромной стрекозы все усиливался, грозная фигура боевой машины как-то неестественно быстро увеличивалась в размерах, и вот уже она нависла над маленьким участком старателей, взметая мощными потоками воздуха от свистящих винтов тучи снега, за одну секунду подняв настоящую метель.

Старатели подняли воротники, прячась от жалящих иголок колючего снега, с силой впивающихся в лицо, одновременно удивляясь и возмущаясь пилоту, нарушившему их покойные трудовые будни.

Старший участка принялся что-то возмущенно кричать, размахивая руками, но его крик утонул в ужасном грохоте винтов.

Внезапно темный бок вертолета осветился яркими короткими вспышками, и сквозь шум двигателя донеслась глухая пулеметная очередь: фигурка старшего участка подкосилась и рухнула в снег.

На секунду замерев, старатели бросились врассыпную, спасаясь от пулеметного огня.

Вертолет, несколько минут повисев над затерянным прииском, резко повернул в правую сторону на несколько градусов — снова засверкали яркие вспышки огня, теперь уже с обоих боков вертолета, и на старателей обрушился град пуль сразу из двух пулеметов.

Затрещали, посыпались в разные стороны куски досок и деревянные щепки расстрелянных убогих приисковых построек; точно колода карт, рассыпались сборно-щитовые жилые домики старателей — некоторые тут же ярко вспыхнули, подобно факелам; видимо, там хранилось слишком много керосина. Погром продолжался: во все стороны летели куски мерзлой породы, взмывались вверх фонтаны песка. Пули безжалостно настигали метавшихся в испуге рабочих, и снег густо и обильно орошался бурыми пятнами крови. Сусально блестящие горячие гильзы беспорядочно сыпались сверху, усеивая перемешанный с породой лед.

Раздался грохот, внизу обтекаемого сигарообразного фюзеляжа мгновенно сыпанул сноп ярко-розовых искр, и, испустив облако черного дыма, прямо в приисковый склад ударила ракета. От страшного взрыва сотряслась земля и с веток деревьев, растущих в радиусе одного километра от взрыва, полетел вниз снег.

В считанные доли секунды от склада не осталось и следа; на его месте зияла глубокая черная яма с кипящей водой на дне, и вокруг нее тлели обугленные деревяшки, шел пар от горячих комьев земли, валялась разорванная одежда, обломки драги.

Старатели, утопая по колено в рыхлом снегу, с животным ужасом бежали по направлению к чернеющему рядом лесу, в надежде укрыться под непроницаемыми сверху ветками хвойных деревьев.

Вертолетчики, впрочем, скоро заметили эту уловку. Стрельба по прииску вскоре прекратилась вообще; да там уже и не осталось никого живого. Сеющая смерть железная птица неуклюже развернулась и, опустив нос с тупым пушечным рылом, погналась за убегающими. Началась индивидуальная охота за оставшимися в живых рабочими — темные фигурки старателей, валились в снег после каждой огненной вспышки на веретенообразном фюзеляже…

Не спасся никто — КА-0012-"Б" как раз для уничтожения живой силы был отлично сконструирован…

Малина, вывалившись из кабины вертолета, тут же закрыл глаза — опершись одной рукой о фюзеляж, он наклонил голову; не было такой силы, которая бы смогла теперь задержать рвотные спазмы.

— Ну ты, бля, еще мою тачку обрыгиваешь! — Чалый, не в силах снести такого кощунства над боевой машиной, подошел к москвичу и дал ему пинка под задницу. Малинин, поскользнувшись на льду, как резиновый, отлетел на несколько метров, ткнувшись носом во что-то теплое, мягкое и бесформенное; это было человеческое туловище, без рук, ног и головы.

— А-а-а-а!.. — дико заорал подельник Иннокентия. Вскочив на ноги с проворством преследуемой коршуном ящерицы, он побежал в сторону, но успел пробежать лишь метров десять — на этот раз он споткнулся о чью-то свежеоторванную голову.