Закон-тайга - Ахроменко Владислав Игоревич - Страница 56

Погода была почти безветренной, мороз несильным — не более тридцати градусов; для этих краев температура почти весенняя.

До гарнизонного госпиталя оставалось не более километра, но чтобы скосить путь, девушка свернула в переулок, думая пройти дворами; это и решило ее судьбу…

Спустя несколько шагов она интуитивно обернулась — майорской дочери показалось, что за ней кто-то следит. Нет, вокруг было тихо, и лишь за сугробом промелькнуло что-то рыжее, наверное рабочий жилет дорожного рабочего.

"Мужик, что ли, какой увязался? — решила кокетливая малолетка и, забыв о месячных неприятностях, на всякий случай замедлила шаг. — Ну, хоть узнаю, кто он, познакомлюсь… Мало ли что?.."

Но это был не мужик; огромная рыже-полосатая кошка, прыгнув на спину очередной жертве, мгновенно подмяла ее под себя: Василиса не сопротивлялась — острая боль в сломанном позвоночнике лишила ее чувств…

От запаха свежей крови шерсть на холке хищника встала дыбом — спустя несколько секунд он, разорвав острыми когтями шубу, нетерпеливо принялся за трапезу. На этот раз тигр пожирал тело не с головы, как обычно, а с низа живота. Лобковая кость глухо хрустнула под жуткими клыками, толстые колготки, пропитанные кровью, намотались на зубы, и это заставило тигра недовольно зарычать…

А вертолет продолжал свой путь — беглецы двигались в сторону спасительного Китая.

— А мы точно в Китай? — на всякий случай осведомился москвич, все еще не веря в долгожданное спасение.

— Нет, на Москву летим, — совершенно спокойно ответил Чалый. — Бомбить, в натуре…

Внизу по-прежнему проплывало безбрежное море тайги, навевая москвичу старый шлягер семидесятых годов: "Под крылом самолета о чем-то поет…"

— Ты что? — За последние дни Малина был запуган настолько, что принял бы на веру утверждение не только о Москве, но и о Лондоне или Париже.

— А ГУИН раздербать — что, совсем забыл? — едва усмехнулся Иннокентий. — Да, сразу видно, натуральная сука. Про пацанов, которые здоровье на зонах гробят, не думаешь, только о своей шкуре печешься.

— Так ведь… Того, керосину мало, — на всякий случай напомнил Малинин.

— Э, да нам любой нальет, — хмыкнул Астафьев. — Ствол наставим — обделаются. Я тут смотрел, по дороге на Москву — Тюмень. Нефтяная столица мира. Там этого керосина как воды в Амуре…

Малина замолк, понимая, что спорить с Чалым — себе дороже.

Свистели лопасти, гудел двигатель; вертолет двигался со скоростью не более ста километров в час.

— Слышь, Малина, косяк есть?

Москвич, понимая все многообразие этого слова, тут же спохватился:

— Да ты чего, я ведь нормальный пацан, никаких косяков за мной нету…

— Да нет, идиот, я про анашу говорю, — цыкнул на него Иннокентий.

Увы, аппетиты Чалого были несоизмеримыми даже с аппетитами вертолетчиков: отборная трава, хранившаяся в кисете, кончилась еще ночью.

— Да там уже ничего нет… — Теперь и самому Малинину хотелось расслабиться, пыхнуть косячок, чтобы забыть о страхе и унижении, а пуще того — о несправедливом приговоре воровской сходки, лишившей его законной доли. — Все, кончилось…

— Да еще оставалось, — упрямо твердил пилот, — сам видел…

— Да что ты! Я тебе перед рассветом последний забил! — взмолился Малина, понимая, что любящий анашу Чалый может его сильно наказать.

— Та-а-а-к… — Синие от наколок пальцы нервно впились в штурвал. — Закрысил? Во, бля, с кем связался: мало того, что сука, так еще и «крыса». — Под последними блатные обычно именуют тех, кто ворует у своих.

— Не пойман — не вор, — извернулся Малина.

— Это ты-то вор? — Казалось, Чалый был возмущен до самой глубины блатной души. — Да ты сявка, паучина позорная, козел голимый, конь ты педальный… Таких «маромоек», как ты, петухи на хате парашу жрать заставляют! Не будь это моя хата… — Огромные руки Чалого злобно ударили по штурвалу, и вертолет сильно качнуло. — Если бы это не был мой дом, я бы заставил тебя сожрать собственные яйца! Быча-а-а-а-ра… Священное слово «вор» ты, помойная гнида, должен произносить стоя… на коленях, — веско добавил он, немного подумав.

Малина замолчал, понимая: скажи он хоть слово — и тут же полетит вниз без парашюта. А летать без парашюта он не умел…

Некоторое время Чалый молчал, осознавая неприятную новость — отсутствие анаши. Малина внутренне обрадовался тому, что этот жуткий человек оставил его в покое, но ненадолго; вскоре Астафьев спросил:

— Ну, а хоть водяра-то осталась?

Сердце москвича екнуло — так сильно, что, казалось, на какое-то мгновение заглушило даже свист вертолетных лопастей.

— Чалый, — взмолился он, — так ведь водку-то ты сам всю выпил…

— Всю не мог. Точно бутыль должна была остаться. Там, в ящике для патронов, посмотри.

Послышался характерный звук открываемого ящика, затем — еще более характерный — ворошимых кассет с патронами, и после этого — недоуменное:

— Да пусто, Кеша…

— Что — и этого нет? — набычился Астафьев.

— Да откуда же… — Москвич, елозя тощей задницей по полу, передвигался подальше от пилотского кресла. — Да нет больше… честное слово…

— Это кто там про честность вякал, сучья рожа, ты, что ли? Да ты у кума Киселева каждый вечер чаи гонял, пока мы с пацанами своими почками да легкими цементные полы в БУРах да в ПКТ крыли… — Не находя слов от возмущения, Чалый поднялся из-за штурвала и двинулся грозно прямо на побледневшего Малину.

Несчастный втянул голову в плечи, поняв, что ему сейчас будет очень больно.

— Я… Я…

— Ы-ы-ых! — После удара говнодавом Малинин, отлетев, стукнулся головой об обшивку.

— Чалый, Чалый, не надо, не надо, — фальцетом залепетала жертва, — не бей!..

— А я тебя бить не буду, — любезно сообщил Астафьев, — ты мне «кишки» свои должен? Должен, потому как в стиры проигрался. Фуфло мне должен? Проиграл? Должен… — Подумав, он добавил, но уже мечтательнее: — Вот уж никогда не думал, что буду целяк фуфлыжный в военном вертолете ломать!..

И, расстегивая штаны, Астафьев с плотоядной улыбкой двинулся прямо на жертву…

Корзубый, выйдя из кочегарки по малой нужде, удивленно задрал голову и прислушался: откуда-то из-за сопки доносилось равномерное тарахтение.

Вскоре показался и вертолет — темный обтекаемый контур фюзеляжа мрачно и важно выплыл из-за голубоватой кромки леса.

— Ну, бля, пацаны дают, — не без восторга прошептал откинувшийся "на химию" блатной, — в натуре «борт»… А я думал — косоглазый "форель гонит"…

Да, он не ошибся — это действительно был вертолет КА-0012-"Б", угнанный несколько дней назад.

— И для чего только они китаезе понадобились? — Орошая угол кочегарки мутно-желтой струей, размышлял Корзубый вслух. — И чем ему тут плохо? На хрена тот Китай?..

Неожиданно низколетящий вертолет, зацепившись за самую верхушку ели, качнулся — Корзубый от удивления поднял руки вверх, словно защищаясь, и мутно-желтая жидкость натекла ему в штанину.

— Во, блин, обкурились, че ли? — завистливо предположил хозяин кочегарки.

Его бы слова да Чалому в уши…

Астафьев, донельзя разозленный беспредельной наглостью кандидата в акробаты, неминуемо бы лишил того невинности, если бы перед предполагаемой дефлорацией летел чуть выше. Вертолет, зацепившийся за верхушку дерева, сильно качнуло, и Иннокентий, потеряв равновесие, с размаху рухнул на Малинина — тот истошно завизжал.

— Твое счастье, петух непроткнутый, — процедил Чалый, морщась от боли, и на четвереньках пополз к пилотскому креслу.

К счастью или к несчастью, он успел схватиться за штурвал в самый последний момент и спасти себя и «паучину» от неминуемой гибели.

Вертолет, качнувшись еще раз, выровнялся, и Чалый, наконец-то уверовав в то, что любимый допинг, наркотики и водка, кончился, решил совершить вынужденную посадку, чтобы пополнить запасы.