Жена для наследника Бури (СИ) - Вознесенская Дарья - Страница 34

А что, у нас и такое бывало. На прошлой неделе мне и роды пришлось принимать в конюшне, и сопоставлять костные обломки в лесу.

Лекарь заинтересовался.

— А ведь действительно. И ездить никуда бы не пришлось — уж очень утомляют эти поездки и времени на них тратишь столько, что, порой, и не успеваешь к больному. Но… Не принято это, — сказал, как отрезал и занялся очередным порошком, который надо было смешивать с величайшей осторожностью.

Я улыбнулась. Угу, не принято. И больниц им не надо, и в специализации здесь не видят смысла, — хотя по мне так стоило бы — и шины на те же переломы не хотят накладывать, хотя и при магическом воздействии кости могли срастись неправильно, если их не закрепить — не за мгновение же они восстанавливались, даже у магов.

Впервые я подумала, что дай мне возможности, то я бы ввела новое «принято». Ведь в таких случаях что важно — запустить первую ласточку. И если она окажется успешной, то молва сама разнесет по империи информацию о нововведении и кто-то еще захочет попробовать.

Нет, я не была наивной, и понимала, что многие условия и понятия менялись десятилетиями, если не больше. Но каждое из них начиналось с маленького и незаметного шага.

А ведь если стать женой наследника…

Замерла на мгновение, а потом расхохоталась так громко, так что лекарь дернулся и сурово на меня посмотрел — пришлось прикусить губу и чуть ли не закрыть рот ладонью.

Однако. Да вы меркантильны, Станислава Сергеевна. Хотите замуж за властьимущего, чтобы больничку себе сделать?

Я покачала головой, продолжая улыбаться. Конечно, причиной это бы не стало, но вот приятным бонусом…

Тряхнула головой и вернулась к работе над порошками.

Прошло уже почти четыре цикла и я видела, как нервничал Теймар — нет, он не торопил меня, но бормотал что-то о нехороших слухах из столицы и что он не имеет права так поступать. И я понимала — благородный и верный подданный не только на словах, он очень переживал за происходящее.

А я… а я все больше влюблялась в новый, пусть и довольно суровый мир. И мне становилось не по себе от мысли, что мое бездействие ему как-то вредит.

К тому же, были еще причины, по которым я все чаще задумывалась, не стоит ли попробовать опять встретиться с принцем, правда, на моих условиях…

Снова тряхнула головой. Вот об этих причинах сейчас думать не стоит.

Что до решения, я пока не могла его принять.

И, похоже, кто-то свыше решил меня поторопить…

Этот сон начался уже привычно.

Гостиная принца была погружена во мрак. Тяжелые бархатные шторы изумрудного цвета — вроде бы неуместные, но странно идущие этому брутальному интерьеру — были раздвинуты; и свет Багровой луны выхватывал отдельные предметы мебели красноватым отливом. На латунных украшениях плясали игривые всполохи, страясь рассказать мне собственную историю, но я не обращала на них внимания.

Я уже знала, что означали открытые окна — Бежана в покоях не было.

И даже во сне испытала укол разочарования.

Совсем крохотный.

Как ни странно, эти «сны» стали для меня большим, чем набором картинок. С каждым посещением гостиной — особенно если оно было более содержательным, нежели сегодняшнее — я все больше приноравливалась к принцу, его словам и действиям, и все больше осознавала, что, скорее всего, ошибалась по поводу его неприятного характера и образа жизни.

Его разговоры с друзьями и подчиненными; резкие и, как, правило, усталые, движения; безмолвные «дежурства» у окна, когда он всматривался в окружающий город и будто успокаивал его и себя; странные, мучительные гримасы, которые были следствием то ли мыслей, то ли магического воздействия; чувства, обуревавшие его при прочтении каких-то писем, которые просто вспыхивали у него в ладонях от яростных эмоций — все это рисовало мне картину далекую образа вседозволенности и жестокости.

Он был воин, посвящавший практически все время службе на благо своей империи; и его уверенность, жесткость действий, определенная грубость и мрачность проистекала не из озлобленности или извращенного удовольствия от страданий других, а от тех огромных сил, полномочий и обязанностей, которые были сосредоточены в его магической сущности.

Как вынужденная мера, чтобы держать в руках себя и других.

Мне сложно было даже представить, как вообще возможно совладать с Бурей — я и конкретных ответов на то, что это есть такое, не смогла получить. А ведь на его плечах лежала еще и защита огромнейшей страны — и здесь вовсе не было современных в моем понимании средств связи или систем электронного управления и отслеживания. Были еще и расследования преступлений, поиски различных магических боевых средств, бунты, которые возникают даже в самых благополучных государствах, перерожденцы да и просто обязанности сына императорской семьи.

Высокое положение накладывало ответственность; воспитание — определенный взгляд на мир. И он мог, пожалуй, требовать особого к себе отношения и не удивляться, что окружающие смотрят на него со страхом, уважением и подобострастием.

Также как мог удивиться и даже оскорбиться, когда этого уважения ему не выказали.

Пусть это не извиняло всех его слов и действий по отношению ко мне, но до меня, наконец, дошло, что он дитя своего мира, как и я своего. И это я пришла в этот мир и в моих интересах как можно быстрее адаптироваться, а не наоборот.

Да и стоило ли уподобляться ему же и позволять предрассудкам возобладать над рассудком и тем, что я сейчас чувствовала и думала?

Ведь его преданность делу не могла не восхищать. Как и сила. Уверенность в себе. И, если быть честной, его внешность давно уже не была для меня пугающей. Скорее уж будоражащей далеко не самые скромные мысли. У меня было не так много мужчин, и я полагала, что мне нравятся «простые» парни не слишком впечатляющих параметров, но тут я с удивлением осознала, что чисто по-женски считаю Бежана привлекательным.

И я знала, что не я одна так думаю.

От этого меня немного дергало.

Да, я понимала, что он не девственник и, более того, имеет весьма потребительское отношение к женщинам, да и вообще, я сама отказалась от общения с ним, но…

Мне бы не хотелось подсмотреть еще и прочие картинки, если бы он пришел в покои не один.

Неприлично потому что.

Только поэтому!

Но любовницы у него не появлялись. Да и те из мужчин, кто приходил, не отличались разнообразием — брюнеты, пару раз видела рыжеволосого воина с бородой и в черном плаще, его помощника, как я поняла из разговора — вот уж у кого лицо мне показалось просто жутким. Однажды «попала» даже на посиделки со Стэром, правда мне показалось, что разговаривали они между собой довольно напряженно, не так, как должны бы разговаривать «лучшие друзья», зато именно из их общения я узнала не просто некие отвлеченные рабочие сведения, но как примерно развивались события после моего исчезновения. Слава богу, Леман и мои соседи, несмотря на гнев наследника Бури не пострадали — пусть он действительно взбесился, но почти сразу разобрался, что к моему исчезновению они отношения не имеют. Зато благодаря все тем же соседям и господину Кавтару — ну и Стэру конечно — Бежан в подробностях узнал о моей жизни в Имерете. Жаль только он никогда не обсуждал свое отношение к тому, что у меня есть сын — понимание, что именно он об этом думает, немало способствовало бы моему спокойствию и скорости принятия решения.

Зато тот факт, что его изрядно бесило, что меня так и не нашли, я осознала очень хорошо. Я была его избранной — но боги не наделили нас пока всеми возможностями, в том числе способностью чувствовать друг друга даже на расстоянии. А по запаху или магическому чутью меня найти было невозможно, впрочем, как и любых других людей — лишь свидетельства очевидцев, документы, магические всплески. Но тут я невольно действовала как заправский шпион — в силу особенностей моей магии я не оставляла магический след, да и на Максе был защитный артефакт. Имен при покупке билетов не требовалось, моя легенда, которую я рассказывала неоднократно в разных вариантах, только сбивала с толку окружающих — ну побывали дознаватели в Цхалтуре и Бишеке, да потрясли амилахв — вот только и те ничего толком обо мне не поведали. Потому что сердитое «её будто не существовало до появления в столице» от наследника было единственно правильной реальностью.