Сталин и разведка - Дамаскин Игорь Анатольевич - Страница 65

14 июня 1941 года знаменательно тем, что в этот день было опубликовано печально известное заявление ТАСС, в котором говорилось, что распространяемые иностранной, особенно английской печатью заявления о приближающейся войне между СССР и Германией не имеют никаких оснований, так как не только СССР, но и Германия неуклонно соблюдают условия советско-германского договора о ненападении. «По мнению советских кругов, слухи о намерении Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы». Текст этого сообщения накануне был передан германскому послу в Москве Ф. Шулленбургу. Германское правительство не реагировало на это сообщение, даже не опубликовало его в Германии.

17 июня 1941 года Верховным главнокомандованием вооруженных сил Германии (ОКБ) был отдан окончательный приказ, в котором указывалось, что осуществление плана «Барбаросса» должно начаться 22 июня 1941 года.

Эту дату (17 июня) следует запомнить. Ибо все домыслы тех, кто пишет, что еще задолго до нее некоторые выдающиеся агенты называли точный день нападения Германии на СССР — 22 июня — и являются домыслами. Ни один агент не мог знать этого дня, ибо его не знало ОКБ, а может быть и сам Гитлер, принявший окончательное решение между 14 и 16 июня.

18 июня 1941 года немецко-фашистские соединения в ночное время начали выдвигаться на исходные позиции для наступления.

Через три дня на границе все было готово для наступления на Советский Союз.

В декабре 1944 года мне с товарищами пришлось заночевать в польской деревне вблизи станции Тересполь, на левом берегу Буга, напротив Бреста. Хозяйка, полька, рассказывала, что в 1941 году они видели, что немцы подтягивают силы, готовятся к войне, и говорили об этом нашим железнодорожникам. Из Бреста в Германию из СССР шли сотни эшелонов с продовольствием и нефтью, в Тересполе их перегружали. 21 июня стало ясно, что война начнется не сегодня — завтра. Об этом тоже сказали железнодорожникам. А те ответили: «Войны не будет, вон в Брест привезли пушки и разобрали их». Ее рассказу можно верить. Во всяком случае, он отражает обстановку июня 41-го.

Об этом случае мне напомнило спецсообщение НКГБ БССР в НКГБ СССР от 19 июня 1941 года, выдержки из которого я просто не могу не привести:

«13 мая сего года на ст. Тересполь прибыл железнодорожный батальон… в 28 вагонах… В ночь на 15 мая на ст. Тересполь выгружено три эшелона танковых войск (сведения получены нашим закордонным агентом „Локтионовым“ от железнодорожного служащего ст. Тересполь 15 мая).

27 мая на ст. Тересполь в 48 пассажирских вагонах прибыли офицеры и унтер-офицеры германской армии, которые выгрузились и проследовали в окрестности Тересполя (сведения получены нашим закордонным агентом «Лаптевым»).

28 мая на ст. Тересполь прибыли немецкие военные летчики (сведения получены нашим закордонным агентом «Быковым» в разговоре со служащим ж.д. ст. Тересполь).

За последнее время на ст. Тересполь… стали прибывать вагоны и паровозы новой конструкции. Специально сконструированное приспособление позволяет сделать быструю передвижку скатов и тормозных башмаков, что дает возможность переставлять паровозы и вагоны с западноевропейской колеи на широкую колею, применяемую в СССР…

…Как показывают (захваченные) диверсанты, срок начала военных действий определен на первые числа июля…»

И так далее в том же духе.

Ежедневный перехват итальянской и японской переписки тоже приносил тревожные сведения:

Из Хельсинки в МИД Италии итальянский посол Чикконарди 19 июня сообщал: «Всеобщая мобилизация, неофициально объявленная, сейчас завершена. Страна находится на военном положении. Продолжается прибытие германских вооруженных сил. Считается, что Германия немедленно примет решение в отношении СССР».

Оттуда же посол Японии Сакая в тот же день сообщал в Токио: «Учитывая обстановку, существующую здесь, я сжег секретные нижеследующие документы: 1) все военно-морские шифры, шифры „Канада“, „Германия“, „Канаэ“, „Зеландия“. „Аляска“; 2) все телеграммы и секретные отношения; 3) все секретные протоколы…»

В тот же день посол Италии в Москве Россо информировал свое руководство: «Срочно. Совершенно секретно. Мой германский коллега поручил одному из своих сотрудников отправиться в Берлин, чтобы собрать информацию по поводу ситуации и добиться инструкций по практическим вопросам, которые должны возникнуть в случае разрыва отношений. Германский посол сказал мне, что его посланец возвратился, не привезя с собой ни окончательных сведений, ни точных инструкций. В строго конфиденциальном порядке он добавил, что его личное впечатление, однако, таково, что вооруженный конфликт неизбежен и что он может разразиться через два — три дня, возможно, в воскресенье.

На следующий день, 20 июня, перехвачена телеграмма японского посла в Бухаресте Цуцуи Кийоси своему коллеге в Москве: «…Утром 20 июня германский посланник сказал мне доверительно следующее: „Обстановка вошла в решающую фазу развития. Германия полностью завершила подготовку от Северной Финляндии и до южной части Черного моря и уверена в молниеносной победе. Румыния также по мере возможности ведет подготовку к тому, чтобы можно было сразу выступить…“

И наконец, разведывательная сводка НКГБ СССР № 1510 от 20 июня 1941 года, в которой, помимо дополнительных сведений о концентрации немецких войск у границы, есть такой знаменательный пункт: «…12. Германская разведка направляет свою агентуру в СССР на короткие сроки — три-четыре дня. Агенты, следующие в СССР на более длительные сроки — 10—15 суток, инструктируются о том, что в случае перехода германскими войсками границы… они должны явиться в любую германскую часть, находящуюся на советской территории».

Докладывались ли все эти и аналогичные материалы Сталину, или те, кто должен был это делать, опасались попасть «не в струю» его мнениям и настроениям? Сейчас это уже нельзя сказать. Возможно, что-то и докладывалось устно, во всяком случае, никаких письменных документов на этот счет не сохранилось.

Теперь посмотрим, какие же в предвоенный год советская агентура представляла донесения, служившие базой для составления резидентурами информации. Она, в свою очередь, должна была стать основой для сообщений, докладываемых в «инстанцию», то есть в ЦК ВКП(б), СНК и лично Сталину.

Берлинская резидентура внешней разведки.

Начнем с самого конца. 16 июня 1941 года поступило последнее предупреждение агентов «Старшины» и «Корсиканца» из Берлина. В нем, в частности, говорилось: «1. Все военные мероприятия Германии по подготовке вооруженного выступления против СССР полностью закончены, и удар можно ожидать в любое время. 2. В кругах штаба авиации сообщение ТАСС… воспринято весьма иронически. Подчеркивают, что это заявление никакого значения иметь не может…»

Сообщение было направлено наркомом госбезопасности Меркуловым Сталину 17 июня 1941 года за № 2279 / М. На препроводительной записке к сообщению рукой Сталина написано: «Т-щу Меркулову. Можете послать ваш „источник“ из штаба германской авиации к… Это не „источник“, а дезинформатор. И. Ст.».(Цит. по книге «Органы Госбезопасности СССР в Великой Отечественной войне», т.1, кн.2, с.237).

17 июня в час дня Сталин вызвал к себе Меркулова и начальника внешней разведки Фитина. Как вспоминал впоследствии Фитин, первыми словами Сталина были: «Прочитал ваше донесение… Выходит, Германия собирается напасть на Советский Союз?» Не дождавшись ответа, он продолжал: «Что за человек, сообщивший эти сведения?» Фитин дал подробную характеристику «Корсиканцу» и сказал, что нет оснований сомневаться в правдоподобности его информации. После окончания доклада Фитина вновь наступила длительная пауза. Наконец Сталин произнес: «Дезинформация! Можете быть свободны».

Придя в Наркомат, Меркулов и Фитин тут же составили шифровку в Берлинскую резидентуру о немедленной проверке присланного сообщения о предстоящем нападении Германии на СССР. Однако ответ на нее так и не был получен.