Рождение богини (СИ) - Сергеева Александра - Страница 18

— Не видал, — бесстрастно ответствовал Деснил.

— А слыхал ли? — старался не уронить себя пред старейшиной Белого народа Радей.

— Только о том, что случилось, — подчеркнул Деснил. — О том, как случилось, даже не слушал. Не привык опускаться до слухов. Мне в глаза видаков заглянуть надобно.

— Мудро, — буркнул Даривой, одобрительно качнув головой с длинным, приспущенным на медвежий лад хвостом и широко подбритыми висками.

— Что ж, будем звать виновника и видоков, — порешил Недимир, поглаживая ноющую руку в лубке. — Твой спрос, — кивнул он вождю Рода Орла. — С кого начнешь?

Тот нахмурился, что-то обдумал и приговорил:

— С видоков.

Глянув на Деснила, понял, что выбрал верно, и приосанился, довольный собой.

— Чьи видаки станут первыми? — продолжил по заведенному порядку Недимир.

— Медведи, — уверенно выбрал Радей, вновь удостоившись одобрения в глазах Деснила.

Оно и верно: для начала лучше услыхать рассказ виновной стороны, следом пострадавшей и дале непричастной. А уж затем преступника, что не должен знать о поведанном другими.

Видаков-медведей было двое — приятели жениха, схлестнувшегося за невесту с молодым орлом. Рослые, гордо носящие выбритые, как пристало охотникам, виски на долгогривых головах. По их словам, орел первым вызвал их товарища на честный бой. Но, не в общем кругу, как принято, а в потаенном месте подальше от придирчивых глаз старших. Дескать, те, страшась увечий, развернуться толком никогда не дают. На том и порешили. Только вот зачинщик-орел на забаву молодецкую вышел, ровно на бой смертный. Зол был до крайности, и желал, по всей видимости, не просто потягаться силой, а гнев утолить. Словно сердце имел на супротивника, а за что — не понять. Не видались они прежде нигде, и в том сомнений ни у кого нет — хоть кого спроси. Поначалу зачинщик злобу-то сдерживал и схватку вел честно. Шла та на равных, но затем медведь орла знатно приложил — тот не вдруг и поднялся. Медведь-то возьми да брякни, мол, чего тут еще возиться, когда всякому видать: кто тут молодец, а у кого, дескать, все еще сопли за пояс цепляются. Орел взъярился, подскочил к товарищу, выхватил у того из-за пояса нож, да на обидчика. Обида-то пустая — все так друг дружку поддразнивают. Известное дело: тебя обложили, так и ты обложи насмешника — никто тебе и слова поперек не скажет. А с ножом-то чего кидаться? Не по правилам то, не по справедливости. Медведю-то, конечно, и самому бы все спустить миром, до только гонора и у того полна башка. Тоже ножиком обзавелся и на орла. Пока товарищи обоих сообразили, что к чему, глядь, а дело сделано. Орел за пузо располосованное держится и наземь оседает. Вот так все и случилось при личном попустительстве видоков, и в том они ручаются.

Видаки-медведи отступили в сторону, и на суд привели троих видаков из орлов. Те повторили рассказ слово в слово. Недоумевали: чем их товарища так задел неведомый парень, что он с ума съехал и всякое понятие растерял? Дескать, прежде за своим товарищем подобного безрассудства не знавали. И даже, напротив: среди сверстников слыл он самым спокойным и рассудительным.

— Так ли? — переспросил у Радея Деснил.

— Все так, — уверенно подтвердил вождь Рода Орла. — Северко и в детстве было трудненько раззадорить. А как в годы вошел, так вовсе лед чистейший сделался. Оттого и имя свое получил. А потому доподлинно знать желаю, чем твой парень, — глянул он на Даривоя, — его оскорбить мог?

Он обернулся к вождям Рода Рыси за поддержкой. Деснил на его молчаливый призыв и бровью не повел, а Недимир подумал и не смолчал:

— Это и впрямь важно. Коли было нестерпимое оскорбление, так молодой медведь и вправду кругом виноват, — он поднял руку, останавливая поднимающийся гвалт медведей. — А коли оскорбление было зряшным, так вина ложится на обоих. Согласны?

Он поочередно оглядел обоих вождей, получив ответные кивки. А между тем толпа начала расступаться — первый охотник Рода Медведя Светогор вел на суд того, кто ожидал своей участи.

— Вот, — остановился он перед вождями, выталкивая вперед плечистого высокого парня.

С такими путаными волосами, словно его башкой по земле возили. Охотнику то не в честь. Лишь умирающим и преступникам распускают косы или хвосты.

— Стоян — сын моего друга. Стало быть, и с меня спрос немалый, — Светогор обвел всех нехорошим взглядом.

Слова его даром не пропали — слишком велика слава у первого охотника Рода Медведя. И его слово не последним окажется на суде — то всем понятно, и многим от того стало не по себе.

— Говори, — сдерживая раздражение, дозволил Радей.

Но, преступник поведал лишь то, что уже и так слыхали. Оскорбление? С чего, когда он бешеного орла впервые только тут, в селище рысей и увидал. Да и до вызова один на один не сталкивался. Понятно: сейчас орел не в себе, умирает, но коли б мог, подтвердил бы. И в том он — Стоян ручается. И братья его подтвердят, что для лжи какой или напраслины он в жизни рта не раскрывал. Недимир не сводил глаз с Деснила и не стыдился того: ни у него, ни у прочих вождей толка не выходит. Северко бы расспросить, да никак.

— Пустите! — разрезал толпу звонкий юношеский голос. — Да пустите же!

И к тотемному столбу вывалился раскрасневшийся внук Деснила — Зван. Получил дозволение и ступил на священные шкуры. Склонился к своему вождю и что-то быстро зашептал. Встрять в разбирательство — это нужно принести особую весть. Потому тишина пала на сборище. А брови Недимира поползли вверх. Он задумчиво потер больную руку, кивнул Звану и повелел:

— Зови, — проводил глазами исчезающего за спинами парня и оглядел людей: — У нас новое дело. Вернулся Драговит с братьями… и с Палюдом.

— И что с того? — зло выкрикнул кто-то.

— Вот сейчас и посмотрим! — грозно пообещал Недимир в сторону крикуна.

Ожидание не затянулось. Развернувшиеся в сторону далекого топота головы издали первые вопли. Толпа заколыхалась, кое-где раздались возгласы восхищения: молодые, мужские. К месту сборища неторопливой рысцой приближались четыре клюси. На их спинах устало, но прямой спиной восседали те, о ком возвестил посыльный. Те, кого никто и не ждал, явились в родное селище, вызвав восторг даже у недоброжелателей. Но, понимая это, вели себя с подобающей скромностью. Легко соскочив на землю, повели своих скакунов за ремни. Приткнулись к крайнему от места родовых сборищ дереву, где младшие остались приглядывать. А двое старших протиснулись к вождям.

— Мы не ко времени? — с покорством осведомился Палюд у отца. — Похоже, не свадьба здесь нынче, а судилище какое — не иначе.

— Вождь, — заявил Драговит, — повеление твое исполнено. Клюси пойманы и укрощены, как это у черных кочевников принято. Их же обычаем мы поименовали животин конями, дабы отличать их от диких клюсей. Думали отчет тебе дать. Но, коли велишь, мы уйдем к себе. Там станем дожидаться твоего слова и совета, как быть с ними дале.

Повеления насчет коней не было, и не могло быть — братья и сами не знали, что так получится. Но, по совету Мары Драговит прилюдно показал, что без ведома вождя рысей даже отщепенцы шагу не ступят. Недимир оценил его вежество и благосклонно кивнул:

— Вас никто не гонит, — увидал краем глаза недовольство на неких рожах, поморщился и веско прибавил: — Покуда вы дети Рода Рыси… Что это с ней? — перебил он сам себя, уставившись на Мару, висящую за спиной старшего брата.

Люди охали, ахали и гудели растревоженными пчелами. Виданное ли дело: девке едва три лета стукнуло, а на вид вдвое больше. И глаза у ней черней ночного неба, а взгляд таков, что режет почище ножа. Деснил благосклонно улыбнулся уставившейся на него Маре и поманил:

— Поди-ка сюда, краса. Ишь как расцвела-то!

Едва присев промеж Деснила с Недимиром, Мара вытянулась и замерла, глядя прямо перед собой. Старик лопотал что-то ласковое, но как-то невнятно. Словно, кого слушая, а говоря впустую, промежду прочим. Да и Недимир застыл: сначала, вроде как, растерявшись, а после все боле зло щурясь. И вид при этом имел такой, будто сбирается с силами и вот-вот кому-то как!.. Наконец, будто очнувшись, он набычился и грозно заговорил, медленно поводя глазами по затаившемуся народу: