На главном направлении - Антипенко Николай Александрович - Страница 44

Медицинская служба широко опиралась на поддержку остальных служб тыла — военных сообщений, автомобильной, дорожной, интендантской и других. И это благотворно сказалось на судьбе раненых. В целом санитарная служба к началу Белорусской операции была всесторонне подготовленной и в медицинском, и в организационном отношениях.

Благодаря возросшему мастерству командиров в управлении боем санитарные потери в отдельных армиях во время наступления с 24 июня по 15 августа 1944 года значительно сократились против прежних. Отрадным было и то, что 82–83 процента всех раненых доставлялись на полковые медицинские пункты не позже, чем через четыре часа с момента ранения. Однако все-таки 15–20 процентов раненых выносили с поля боя несвоевременно, и это свидетельствует о серьезных недочетах в низовых звеньях медицинского обеспечения.

Заслуживают внимания данные, характеризующие способ доставки раненых с поля боя на батальонные и полковые медицинские пункты (в процентах)[17]:

Остальные шли с поля боя без сопровождающих, большей частью группами, помогая друг другу.

Характерно, что основными способами доставки раненых на батальонные медицинские пункты были носилки, плащ-палатки, волокуши, а также пешее передвижение. Никакой механизации процесса эвакуации в низовом звене не применялось. Уже в то время медики неоднократно ставили вопрос о конструировании какого-нибудь низкосидящего бронетранспортера, способного брать раненого с земли прямо внутрь специальными лапами, чтобы оградить от повторного ранения, но в минувшую войну эта техническая проблема так и осталась нерешенной. В звене батальон — полк основным средством санитарной эвакуации оставалась повозка.

Весь комплекс организационных и профилактических мер дал сравнительно высокий процент возврата излеченных раненых в строй. Так, если в Сталинградской битве было возвращено в строй 32,3 процента, в битве под Курском — 45 процентов, то в Белорусской операции — 50 процентов.

Эта статистика охватывает только войсковые, армейские и фронтовые лечебные учреждения, без центральных. Более 20–25 процентов раненых излечивались и возвращались в строй вне границ фронта.

Весьма сложной и громоздкой задачей для тыла было ветеринарное обеспечение наступательной операции.

С учетом трех кавалерийских корпусов во фронте насчитывалось 145 тысяч лошадей. К началу наступления весь конский состав имел хорошую упитанность, был полностью перекован; инфекционные заболевания сведены к минимуму. Улучшению состояния конского поголовья во многом способствовал «смотр боевого коня», проведенный в мае — июне 1944 года; в этой большой кампании активно участвовали политические органы, партийные и комсомольские организации, солдаты, сержанты и офицеры. Смотр дал хорошие результаты.

В ветеринарном деле, как и во всяком, важнейшее значение имела организация. Она была блестяще осуществлена под руководством крупного специалиста, начальника ветеринарной службы фронта профессора генерала Н. М. Шпайера. Всю сеть фронтовых и армейских ветеринарных учреждений максимально приблизили к местам наибольшего скопления конского состава. Потери лошадей в ходе наступления были в общем незначительные. Только для конно-механизированной группы Плиева они оказались весьма чувствительными: группа попала под ожесточенный обстрел с воздуха и потеряла убитыми и ранеными 7300 лошадей.

На левом крыле фронта под неослабным наблюдением ветеринарных работников находились два кавалерийских корпуса.

Больших усилий от ветеринарной службы потребовали профилактический осмотр и сортировка 11 тысяч лошадей, отбитых у противника в районе Бобруйска. Обширные противоэпизоотические мероприятия в народном хозяйстве Белоруссии одновременно способствовали и благополучию конского состава фронта.

Наконец ветеринарные работники фронта и армий несли ответственность за качество мяса, поступавшего на довольствие: по-прежнему за каждой армией следовали гурты скота, насчитывавшие в общей сложности десятки тысяч голов.

Общая картина разнообразной деятельности тыла была бы неполной, если не сказать о трофейных органах. В начале войны они занимались сбором и эвакуацией подбитой на полях сражений боевой техники, стреляных гильз и специальной укупорки. По мере того как расширялся масштаб вооруженной борьбы, особенно после Сталинградской битвы, роль трофейных органов многократно возросла. За один 1943 год было отгружено с фронтов в глубокий тыл 112 685 вагонов металлолома и 21 114 вагонов вооружения[18]. Но серьезным недостатком трофейной службы в то время была неосведомленность об оперативных планах командования, вследствие чего представители этой службы нередко с большим опозданием появлялись у трофейных объектов, то есть тогда, когда значительная часть имущества бывала уже растащенной и, в лучшем случае, использована для войск безучетно. Техническая оснащенность трофейных органов в этот период войны оставалась крайне низкой. Особенно не хватало эвакуационных средств.

На огромном пространстве между меридианом Орел — Курск и Днепром трофейные органы продолжали сбор и отправку в тыл подбитой боевой техники и различного металлолома. Увлекшись односторонне этой важной государственной работой, наши «трофейщики» не подготовились как следует к началу Белорусской операции, и мне, как начальнику тыла, пришлось получить за это внушение со стороны Военного совета фронта. И было за что!

По прежнему опыту мы знали, что противник при отступлении ничего «приличного» нам не оставляет; приведенные в негодность, облитые бензином и подожженные автомашины, артиллерия и танки никого не привлекали, кроме представителей трофейной службы. Иное положение сложилось, однако, во время Белорусской операции. Видимо, противник не ожидал того, что советские войска так стремительно выйдут ему в тыл и захватят крупные склады с продовольствием и разным другим имуществом. А случилось именно так: в районе Осиповичей наши передовые части захватили в полной пригодности тысячи тонн муки, крупы, сахара, миллионы банок сгущенного молока, консервов. Поскольку трофейная служба охраны у складов не выставила, а все двери были открыты, то любая воинская часть, проходя мимо, считала нужным пополнить свои запасы. С большим опозданием удалось навести порядок и учесть оставшееся имущество.

Когда переходили в наступление войска левого крыла, наши трофейные органы подошли к делу совсем иначе: не только учли разведывательные данные о наличии в тылу противника военных складов, но и ознакомились, хотя бы в самых общих чертах, с экономикой районов, куда должны были войти советские войска, в частности, таких центров, как Хелм, Люблин, Бяла-Подляска, Седлец, Мендзыжец и др. Руководящие работники трофейной службы фронта заблаговременно сформировали несколько «оперативных групп», куда вошли инженеры различных специальностей и энергичные офицеры во главе вооруженных команд, обеспеченных машинами и достаточным количеством горючего. Эти группы с мандатами от начальника тыла фронта выдвинулись накануне перехода в наступление (17 июля) в расположение дивизий первого эшелона, чтобы следовать вместе с ними к заданным объектам.

Такая практика себя целиком оправдала. Буквально через несколько часов после взятия того или иного крупного населенного пункта офицеры трофейной службы уже были у мест хранения военного имущества противника, а также на всех крупных предприятиях; всюду выставлялись посты, а помещения закрывались, на двери накладывались пломбы. Через день-два приступали к подробному учету всего захваченного. Правда, и тут не обходилось без эксцессов. Были случаи, когда выставленные трофейными органами часовые снимались проходящими воинскими частями, чтобы «подзаправиться» крайне соблазнительными продуктами, которые, по их мнению, не случайно ведь взяты под охрану; только убедившись в безосновательности своих надежд, они сами же восстанавливали порядок.