Шато д'Иф и другие повести (ЛП) - Вэнс Джек Холбрук - Страница 134

Но с этих пор все изменилось. Былая жизнь, невинная и беззаботная, кончилась; привычное приятное времяпровождение омрачалось предчувствием чего-то неизбежного. Теперь мысли Эрна постоянно возвращались к тому, что происходило на берегу, а одногребневые дети моря — сверстники, игравшие с ним, когда все они были мальками — вызывали у него новую тревогу: внезапно они стали казаться странными, совсем не такими, как он; те, в свою очередь, наблюдали за двухгребневыми соседями с недоверием, улепетывая от Эрна и других представителей его разновидности, как испуганные стайки рыбок.

Эрн стал замкнутым и угрюмым. Былые способы получать удовольствие от жизни больше не удовлетворяли его, казались неполноценными. Дважды двуногие снова выплывали на мелководье, но все двухгребневые дети моря, в том числе Эрн, прятались в корнях тростников. Поэтому двуногие, судя по всему, потеряли интерес к поискам, и в течение некоторое времени жизнь более или менее шла своим чередом. Чувствовалось, однако, что скоро наступят перемены. Желание разобраться в происходящем на берегу становилось навязчивой идеей Эрна. Что скрывалось за островками, заросшими тростником, между этими островками и за стеной мрака? Где жили двуногие, в каких сказочных условиях?

Сохраняя исключительную бдительность на случай появления чудища с черными когтями, Эрн проплыл вверх по самой широкой из прибрежных заводей. С обеих сторон были островки, заросшие бледным тростником; иногда попадались одинокие деревья-скелеты и шарообразные кусты сплетенника — настолько хрупкие, что они распадались в прах при прикосновении. Заводь разветвлялась — ее протоки заканчивались небольшими бухточками, где в неподвижной воде отражалось унылое серое небо. Наконец заводь сузилась и превратилась в не более чем канаву, заполненную жидким черным илом.

Эрн не смел двигаться дальше. Если бы кто-то пробрался вслед за ним в эту канаву, он оказался бы в западне... И как раз в этот момент странное желтое существо повисло у него над головой, перебирая в воздухе сотнями позвякивающих чешуек. Эрну показалось, что откуда-то издалека донеслись резкие возгласы двуногих. Он тут же развернулся и поплыл обратно; чешуйчатая птица не отставала. Эрн нырнул и поплыл под водой к морю со всей возможной быстротой. Через некоторое время он повернул и осторожно выглянул из-под поверхности. Желтая птица беспорядочно кружила над тем местом, где он погрузился под воду, ее торжествующие крики превратились в скорбное уханье.

Эрн с облегчением вернулся на мелководье. Теперь стало ясно, что, если он хотел выйти на берег, ему надлежало научиться ходить. Приводя в замешательство собратьев — даже тех, что с двумя гребнями на голове — он стал пробираться по грязной трясине ближайшего островка, упражняя ноги среди тростников. У него это более или менее получалось, и через некоторое время он уже без труда ходил, но все еще не решался взбираться на берег за островками. Вместо этого он поплыл вдоль берега — штормовая стена оставалась справа, а берег — слева. Эрн плыл все дальше — дальше, чем он когда-либо осмеливался заплывать.

Стена грозовых туч не менялась: клубящаяся пелена дождя и плотного тумана, пронзаемая молниями. Стена мрака за побережьем тоже оставалась прежней: непроглядная черная полоса на горизонте, почти незаметно, мало-помалу светлевшая, превращаясь в обычную серую дымку, затянувшую небо над головой. Узкая полоса земли и мелководья тянулась бесконечно. Эрн видел новые болота, новые островки, заросшие тростником, уступчатые грязевые террасы побережья, иногда перемежавшиеся остроконечными скальными обнажениями. Вдали берег плавно поворачивал в сторону от стены мрака, образуя залив в форме воронки; в этот залив впадала холодная — очень холодная, ледяная река. Эрн подплыл к берегу, взобрался на гальку и стоял, покачиваясь на еще неуверенных ногах. На другом берегу широкого залива начинались новые болота и островки, удалявшиеся в перспективе настолько, насколько видел глаз, за горизонт. Здесь, казалось, не было никаких живых существ. Эрн стоял в полном одиночестве на гравийной отмели — маленькая серая фигура, еще едва державшаяся на ногах и внимательно оглядывающаяся по сторонам. Река изгибалась и пропадала в сумраке вечной ночи. Вода в устье была обжигающе холодной, течение — быстрым. Эрн решил не плыть дальше. Он соскользнул в море и вернулся в родные места.

Оказавшись снова на знакомом мелководье, он возобновил прежний распорядок существования: охотился на донных ракообразных, дразнил чудище, всплывал на поверхность, бдительно следя за действиями двуногих, испытывал силу своих ног на тростниковых островках. Во время одного из посещений побережья он заметил нечто из ряда вон выходящее: самку, откладывавшую яйца в грязь. Выглядывая из поросли тростников, Эрн наблюдал за ней с пристальным интересом. Самка — не такая большая, как двуногие самцы — отличалась не столь грубой и жесткой структурой лица, хотя у нее был не менее выдающийся черепной гребень. На ней была шаль из темно-красной ткани — первая одежда, какую когда-либо видел Эрн. Он подивился тому, насколько цивилизованный образ жизни вели двуногие.

Некоторое время самка занималась своим делом. Когда она удалилась, Эрн вышел на берег, чтобы рассмотреть яйца. Они были тщательно защищены от птиц-броненосцев слоем грязи и небольшим аккуратным шалашиком из плетеного тростника.

«Вот откуда появляются дети моря!» — подумал Эрн. Он вспомнил обстоятельства своего рождения — очевидно, он появился на свет из такого яйца. Эрн не стал больше притрагиваться к яйцам; восстановив слой грязи и шалашик в прежнем виде, он вернулся в воду.

Шло время. Двуногие больше не приходили. Эрн задавал себе вопрос: почему они бросили занятие, которому придавали такое значение раньше? Ни его способности, ни его возможности не позволяли найти ответ.

Эрна снова стало мучить необъяснимое беспокойство. По всей видимости, в этом отношении он отличался от всех остальных: никто из его собратьев никогда не покидал мелководье. Эрн снова поплыл вдоль берега, на этот раз так, чтобы штормовая завеса оставалась слева. Он пересек заводь, где обитало чудище — оно возмущенно следило за Эрном, делая угрожающие жесты. Эрн поспешно проплыл мимо, хотя он уже вырос настолько, что чудище предпочитало не нападать на него.

С этой стороны мелководья побережье оказалось интереснее и разнообразнее, чем с другой. Эрну повстречались три высоких острова, увенчанных разномастной растительностью — черными деревьями-скелетами, стеблями с пучками розовой и белой листвы, словно стиснутыми в черных пальцах, блестящими чешуйчатыми стволами, верхние чешуйки которых распускались, превращаясь в серые листья. Дальше таких островов не было, берег возвышался непосредственно над водой. Эрн подплыл ближе к пляжу, чтобы его не унесло сильным течением, и вскоре наткнулся на длинную галечную отмель, выдававшуюся в море. Он выбрался на нее и осмотрел пейзаж. Здесь суша, под сенью зонтичных деревьев, постепенно становилась тем выше, чем дальше она была от моря, после чего внезапно ограничивалась скалистым утесом, верхний край которого был покрыт черной и зеленой растительностью. Эрн никогда еще не видел ничего настолько выдающегося.

Он снова соскользнул в море и поплыл дальше. Ландшафт выровнялся, начались плоские болота. Эрн проплыл мимо черной грязевой отмели, поросшей шевелящимися желто-зелеными волокнами — он обогнул эту отмель, стараясь держаться от нее подальше. Через некоторое время Эрн услышал шипение и громкий плеск; взглянув в сторону моря, он увидел мчащегося по волнам гигантского белого червя. Эрн плыл медленно и бесшумно — червь быстро обогнал его и скрылся вдали. Эрн упорно продолжал плыть до тех пор, пока берег, как раньше, не прервался устьем реки, вытекавшей из-под стены мрака. Выбравшись на берег, Эрн увидел только обширную унылую равнину, где не росло ничего, кроме лохмотьев бурого лишайника. Река, заполнявшая эстуарий, казалась еще полноводнее и стремительнее, чем та, которую он видел раньше; по ней иногда проплывали куски льда. В сторону штормовой стены дул пронзительный холодный ветер, поднимавший бегущие от берега волны с белыми гребешками. Едва заметный противоположный берег эстуария тоже был плоским, лишенным всякого контраста. Судя по всему, узкая полоса земли нигде не кончалась — казалось, она бесконечно тянулась между стенами грозовых туч и непроглядной тьмы.