Шато д'Иф и другие повести (ЛП) - Вэнс Джек Холбрук - Страница 69

Кийт — или Тамба Нгаси — в зависимости от того, чья личность оказывала большее влияние, рассмеялся: «Русские покидают Лахади».

«Но китайцы будут контролировать ситуацию. А по сравнению с китайцами русские — благородные консерваторы».

«Вы заблуждаетесь. Ситуацию контролирую я!»

«Очень хорошо, Кийт, — задумчиво произнес Себастьяни. — Похоже на то, что нам придется доверять вашим суждениям».

Кийт — или Тамба Нгаси — отрывисто попрощался и отправился спать. В постели его напряжение разрядилось: Джеймс Кийт лежал с открытыми глазами, глядя в темноту.

Прошел месяц; китайцы доставили самолетами две боеголовки с обогатительных заводов в Улан-Баторе. Грузовые вертолеты установили их на ракетах, и Кийт обратился к населению Лахади, Африки и всей планеты с торжествующей речью: «Отныне Лахади, «африканский шлем», займет достойное место среди тех, кто решает судьбы этого мира! Мы хотели власти — но не ради власти как таковой, а для того, чтобы обеспечить настоящее, весомое представительство африканцев в организациях и на переговорах, где до сих пор они были представлены лишь номинально. Юг больше не должен подчиняться Западу, Северу или Востоку!»

Первый контингент так называемых «китайских специалистов» прибыл уже через три дня: тысяча юношей и девушек в одинаковых голубых комбинезонах и белых холщовых тапочках. Они промаршировали дисциплинированными отрядами к автобусам и были доставлены в палаточные городки на тех земельных участках, где им предстояло поселиться.

В тот же день Леонид Пашенко прибыл во дворец правительства, чтобы вручить конфиденциальный меморандум президента СССР. Он ждал, пока Кийт просматривал это сообщение.

«Необходимо указать на тот факт, — говорилось в меморандуме, — что правительство СССР рассматривает укрепление китайского влияния в Лахади как нежелательное явление и оставляет за собой право принимать любые меры, необходимые для защиты интересов СССР».

Кийт медленно кивнул и поднял глаза, взглянув на Пашенко, наблюдавшего за ним с подрагивающей на поджатых губах улыбочкой. Кийт нажал кнопку и проговорил в микрофон: «Пришлите телевизионную бригаду, я намерен выступить с важным заявлением».

Телеоператоры поспешно привезли на тележках камеры и прочее оборудование. Улыбочка Пашенко застыла, кожа советского посла приобрела сероватый оттенок.

Режиссер подал знак: «Вы в эфире, господин премьер-министр!»

Кийт повернулся к объективу: «Граждане Лахади, африканцы всех стран! Рядом со мной — Леонид Пашенко, советский посол. Он только что вручил мне официальное уведомление, свидетельствующее о попытке его правительства вмешаться во внутренние дела Лахади. Пользуюсь этим случаем, чтобы во всеуслышание упрекнуть Советский Союз и заявить о недопустимости таких попыток. На правительство Лахади можно влиять только мерами, приносящими пользу лахадийским гражданам. Любое дальнейшее вмешательство со стороны СССР может привести к разрыву дипломатических отношений».

Кийт вежливо поклонился Пашенко, сидевшему на виду у всех телезрителей с застывшей нервной гримасой на лице: «Пожалуйста, рассматривайте это заявление как официальный ответ на меморандум, который вы вручили мне сегодня утром».

Не говоря ни слова, Пашенко поднялся и вышел из кабинета.

Через несколько минут Кийт получил сообщение от Себастьяни. Беззвучный голос начальника шпионов был резче, чем когда-либо: «Какого дьявола вы взбеленились? Вам нужна известность? Вы унизили русских — возможно, им вообще придется убраться из Африки — но понимаете ли вы, с каким риском это связано? Причем риск угрожает не вам и не Лахади, даже не Африке — но всему миру!»

«Нет, я не рассматривал такую угрозу. Она не имеет отношения к Лахади».

Голос Себастьяни срывался от ярости: «Лахади не стала пупом Вселенной только потому, что вам дали задание захватить власть в этой стране! Начиная с сегодняшнего дня — причем это приказ, имейте в виду! — ничего не делайте, не посоветовавшись со мной предварительно!»

«Не хочу больше ничего слышать, — ответил Тамба Нгаси. — Начиная с сегодняшнего дня, больше не обращайтесь ко мне и не пытайтесь вмешиваться в мои дела». Кийт отключил приемник, вздохнул и расслабился в кресле. Только после этого он моргнул и выпрямился — содержание разговора проникло в его сознание.

Несколько секунд он подумывал о том, чтобы снова связаться с ЦРУ и объяснить свои побуждения, но эту идею пришлось отвергнуть. Себастьяни решил бы, что его агент на самом деле спятил — тогда как Кийт просто-напросто устал, перенапрягся. Так заверял себя Джеймс Кийт.

На следующий день он получил отчет швейцарского технологического консорциума, заставивший его яростно фыркнуть — результаты не превзошли его ожидания.

К несчастью, китайский посол выбрал именно этот момент для того, чтобы нанести визит — его провели в кабинет премьер-министра. Круглолицый и жеманный, Цзя Лю-Минь излучал дружелюбие.

«Он принимает меня за провинциального вождя дикарей, — подумал человек, теперь уже полностью превратившийся в Тамбу Нгаси: в существо неотступное, как крокодил, лукавое, как шакал, непроницаемое, как темные джунгли.

Цзя Лю-Минь рассыпался любезными комплиментами: «Теперь вы очевидно наметили правильный путь в будущее! У африканцев и азиатов — общая судьба, и это не пустые слова!»

«Неужели?»

«Это действительно так! Причем китайское правительство уполномочило меня организовать перевозку в Лахади следующей группы высококвалифицированных, опытных специалистов!»

«Как насчет боеголовок для остальных ракет?»

«Не сомневаюсь в том, что они будут доставлены и установлены по расписанию».

«Я принял другое решение, — заявил Тамба Нгаси. — Больше не будет никаких китайских иммигрантов. Я говорю от имени всей Африки. Китайцам, уже прибывшим в нашу страну, придется уехать — то же самое придется сделать персоналу китайских дипломатических миссий в Мали, Гане, Судане, Анголе и Конголезской Федерации — по существу, во всех африканских странах. Китайцам надлежит покинуть Африку, полностью и безоговорочно. Рассматривайте мои слова как ультиматум. Даю вам неделю на выполнение. В противном случае Лахади объявит войну Китайской Народной Республике».

Цзя Лю-Минь с изумлением выслушал это заявление — посол был шокирован, губы его свернулись трубочкой. «Вы шутите?» — дрожащим голосом выдавил он.

«Вы думаете, я шучу? Так слушайте же!» Тамба Нгаси снова вызвал телевизионную бригаду и выступил с официальным заявлением:

«Вчера я очистил нашу страну от русских; сегодня я выгоняю китайцев. Они помогли нам в хаотичные постколониальные годы — но зачем? Только для того, чтобы приобрести преимущества. Но они напрасно принимают нас за дураков, — Тамба Нгаси указал большим пальцем на стоявшего рядом китайского посла. — Выступая от лица своего правительства, товарищ Цзя Лю-Минь согласился с моими условиями. Китайцы покидают Африку — причем незамедлительно. Цзя Лю-Минь любезно подтвердил, что никаких задержек не предвидится. Теперь Лахади располагает надежными средствами обороны и больше не нуждается в защите из-за рубежа. Если кто-нибудь попробует противиться избавлению нашей страны от иностранного влияния, наше ядерное оружие сразу найдет применение — самое безжалостное применение. Надеюсь, что я выражаюсь достаточно ясно, — он повернулся к опустившему плечи китайскому послу. — Товарищ Цзя, от имени всей Африки благодарю вас за гарантии всестороннего сотрудничества и прослежу за тем, чтобы ваши обещания были выполнены!»

Спотыкаясь, Цзя Лю-Минь выбежал из кабинета, вернулся в китайское посольство и пустил себе пулю в лоб.

Через восемь часов в Феджо приземлился китайский самолет, набитый министрами, генералами и их помощниками. Тамба Нгаси немедленно их принял. Тинь Сью-Ма, главный теоретик китайской коммунистической партии, гневно выпалил: «Вы поставили нас в невыносимое положение. Вам придется взять свои слова обратно!»