Сборник "Избранные романы Майкла Крайтона" - Крайтон Майкл - Страница 79

После она лежала рядом с ним на смятых простынях, и кожа ее была такой нежной на ощупь, а вот все тело по прежнему напряжено как струна. Подсвеченный фасад собора отбрасывал на потолок мягкое желтоватое сияние. Маршал чувствовал, как приятно расслаблены все мышцы его тела, чего нельзя было сказать о девушке. Он чувствовал, что она напряжена до предела, и усомнился, испытала ли она оргазм, несмотря на все страстные стоны и крики, которые испускала в конце. И тут вдруг она резко села в постели.

— Что-то не так?

Она снова глотнула вина.

— Мне надо в ванную, — сказала она, соскочила с кровати и вышла. Бокал остался на тумбочке. Он тоже сел и отпил из бокала с тонким отпечатком ее помады на ободке.

Потом посмотрел на кровать и увидел на простыне в изножье темные грязные полосы. Следы туфель. Она скинула их лишь в самом разгаре полового акта. Теперь туфли валялись у окна. Свидетельства страсти… Маршалу до сих пор все это казалось сном. Никогда прежде не доводилось ему бывать с такой женщиной. Такая красавица, да еще живет в такой роскошной квартире. Трудно даже представить, во что обходится вся эта роскошь, отделка деревянными панелями, вид из окна, один район чего стоит.

Он глотнул еще вина. «К хорошему привыкаешь быстро», — промелькнула мысль.

В ванной журчала вода. Убаюкивающие звуки, они напоминали тихую песню.

И вдруг — бах! Дверь с грохотом распахнулась, в спальню ворвались трое мужчин. В темных плащах и шляпах. Похолодевший от ужаса Маршал поставил бокал на тумбочку — он тут же с нее свалился — и нырнул за одеждой, что валялась на полу у кровати, прикрыть наготу. Но не успел, мужчины накинулись на него, схватили руками в перчатках. Он так и взвыл от страха, когда они дружно навалились на него и швырнули лицом вниз, на кровать. Продолжая орать, Маршал зарылся лицом в подушку. Пронеслась мысль: сейчас они его задушат. Но делать этого мужчины не стали. Один из них прошипел:

— Тихо! Ничего с тобой не случится, если будешь вести себя хорошо.

Он им не поверил, продолжал барахтаться, извиваться, закричал снова. Где же Мариза? Что делает? Все произошло так быстро. Один из мужчин оседлал его, больно давил коленом на позвоночник, холодные подошвы ботинок упирались в голые ягодицы. Потом вдруг он ухватил его за шею и вдавил лицом в подушку.

— Я же сказал, молчать! — снова прошипел он. Двое других крепко держали его за запястья, точно приковали распятым к постели. Сейчас они что-то с ним сделают, что-то страшное… Он испустил сдавленный стон, кто-то больно стукнул его по затылку.

— Цыц!

Происходящее казалось кошмарным сном. Где же Мариза? Наверное, спряталась в ванной, и винить ее за это нельзя. Затем он услышал какое-то шуршание и увидел пластиковый пакет, а в нем — что-то белое, напоминающее мячик для гольфа. И они начали запихивать этот пакет ему под мышку.

Что это, черт возьми, они делают? Он ощутил под мышкой холодное мокрое прикосновение, забарахтался, забился, но держали его крепко, а потом под этим мокрым и водянистым к коже его прижалось что-то мягкое. И еще липкое, как жевательная резинка. И сразу же вслед за этим он ощутил в том же месте легкий укол. Всего на долю секунды кожу прожгло точно огнем, и боль тут же прекратилась.

Мужчины двигались быстро, убрали пакет, и в этот момент он услышал два выстрела. Они показались просто оглушительными, и еще Мариза что-то кричала по-французски:

— Salaud! Salopard! Malin petit! Bouge toi le cul![1] И тут третий мужчина скатился со спины Маршала, упал на пол, потом вскочил, а Мариза продолжала кричать. Грянуло еще несколько выстрелов, в воздухе повис запах пороховой гари, и мужчины бросились вон из комнаты. Дверь захлопнулась за ними, и к нему выбежала Мариза, голая, бормочущая что-то по-французски. Он никак не мог разобрать, что именно, вроде бы о какой-то vacherie[2], кажется, это означает «корова», но в голове у него все перемешалось, и он, дрожа всем телом, продолжал лежать на постели.

Она подошла, обняла его. Ствол пистолета был еще горячим, он вздрогнул, отдернул руку. Она отложила пистолет в сторону.

— О, Джонатан, мне жаль, страшно жаль! — Она уткнулась головой ему в плечо. — Пожалуйста, прости меня, это не повторится, обещаю…

Постепенно дрожь унялась, она не сводила с него глаз.

— Они сделали тебе больно?

Он отрицательно помотал головой.

— Слава богу. Вот кретины! Это друзья Джимми, решили подшутить, напугать тебя. И меня тоже, я просто уверена. У тебя точно ничего не болит?

Он снова помотал головой. Потом закашлялся.

— Знаешь, — сказал он после паузы, — думаю, мне лучше уйти.

— О нет, нет! — воскликнула она. — Ты не можешь так поступить со мной!

— Просто мне кажется…

— Ни за что! — Она придвинулась еще ближе, теперь их тела соприкасались. — Побудь еще немножко.

— Может, вызвать полицию?

— Mais non[3]. Что она сделает, эта твоя полиция? Любовная ссора, вот и все. Здесь, во Франции, не принято вызывать полицию по таким случаям.

— Но ведь они вторглись…

— А теперь ушли, — шепнула она ему на ухо. Он чувствовал ее жаркое дыхание. — Теперь мы вдвоем. Только ты и я. Только ты и я, Джонатан… — И она навалилась на него всем своим смуглым стройным телом.

Было уже далеко за полночь, когда он, уже полностью одетый, подошел к окну. Стоял и смотрел на Нотр-Дам. На улице до сих пор полно народу.

— Почему не хочешь остаться? — капризно надув губки, спросила девушка. — Хочу, чтоб ты остался. Тебе что, жалко доставить мне такое удовольствие?

— Прости, — ответил он, — но мне надо идти. Не очень хорошо себя чувствую.

— Я тебя вылечу.

Джонатан покачал головой. Он и правда чувствовал себя неважно. Кружилась голова, в ногах какая-то противная слабость. Руки так сильно дрожали, что пришлось ухватиться за перила балкона.

— Прости, — повторил он. — Но я все же пойду.

— Хорошо. Я тебя подвезу.

Он знал, ее машина припаркована на том берегу Сены. Идти довольно далеко. Но спорить не хотелось.

— Ладно, — кивнул он.

Она не спешила. По набережной они шли рука об руку, как и подобает любовникам. Прошли мимо плавучего ресторана, освещенного яркими огоньками, народу внутри было до сих пор полно. Напротив, по ту сторону реки, величественно вздымался собор Нотр-Дам с красивой подсветкой. Эта неспешная прогулка, слова, которые она нашептывала ему на ушко, немного успокоили, он почувствовал себя лучше.

Но затем вдруг всем телом снова овладела противная слабость, он даже споткнулся. Во рту пересохло. Челюсти словно онемели. Говорить было трудно.

Она, похоже, этого не замечала. Они миновали ярко освещенный участок набережной, зашли под мост. Здесь было темно, и он снова споткнулся. И на этот раз не удержался на ногах, упал.

— Господи, дорогой… — обеспокоенно пробормотала она и помогла ему подняться.

— Мне кажется… кажется… — пролепетал он. — Милый, да что это с тобой? — Она подвела его к скамейке неподалеку от набережной. — Вот, присядь, отдохни немного. Скоро тебе будет лучше.

Но лучше ему не становилось. Он пытался что-то возразить, но не мог. С ужасом вдруг осознал, что даже покачать головой не может. С ним явно что-то не так. Все тело казалось ватным и слабым, он попытался подняться, но не мог. Ноги не слушались, в голове гудело. Он покосился на нее, она сидела рядом.

— Джонатан, что с тобой? Может, вызвать врача? «Да, мне нужен врач», — подумал он.

— Так не может продолжаться, Джонатан…

В груди сдавило. Он начал задыхаться. Отвернулся, уставился прямо перед собой. С ужасом подумал: «Меня парализовало».

— Джонатан?

Он хотел посмотреть на нее. Но даже это было уже не под силу. Продолжал смотреть прямо перед собой, судорожно, мелкими глотками хватая воздух.