Программист в Сикстинской Капелле (СИ) - Буравсон Амантий - Страница 165

Далее, после молитвы, Доменика устроила прослушивание для каждого, чтобы определить наличие слуха, тип голоса и прочие характеристики, необходимые для дальнейшего обучения. Только тогда я понял, сколь утомительная работа легла на хрупкие плечи этой прекрасной женщины, и молча посочувствовал ей. Но Доменика словно не ощущала этой нагрузки, всецело отдаваясь любимому делу, и с большим вниманием отнеслась к каждому: сначала она знакомилась с будущим учеником, любезно спрашивая его имя, а затем очень деликатно просила повторить голосом гамму, которую она играла на клавесине.

В результате прослушивания группу пришлось всё-таки разделить на две подгруппы: в первой оказались трое княжеских внуков, а также Катя и Наташа. Все они были не старше тринадцати лет, и их голоса ещё не начали мутировать — да, как я с удивлением узнал от Доменики, женские голоса тоже подвергаются мутации в подростковом периоде, становясь более мягкими и приобретая красивые обертоны.

К слову, голос Сашки Фосфорина-младшего на тот момент уже начал меняться, в связи с чем тот пытался всячески откосить от занятий музыкой, не явился к молитве и прослушиванию, но суровый дедушка в самый разгар последнего за ухо швырнул его в класс, объявив, что юный князь будет играть на скрипке. Да уж, сочувствую бедолаге!

Во вторую подгруппу попали те, кто уже имел какую-никакую подготовку в плане вокала. Это были Настя, Даша и Полина (Аполлинария) Фосфорины, а также несколько девушек из прислуги. По просьбе князя их обучал пению и нотной грамоте некий пожилой регент церковного хора, но потом он умер, а новый оказался не слишком компетентным. У всех девушек оказались вполне приятные голоса и хороший слух, но это было очень далеко от оперного пения.

Примерно к середине прослушивания к нам в класс наведался Стефано, частично из любопытства, частично горя желанием оказать помощь Доменике. Однако, по словам последней, помощь ей вовсе не требовалась, поэтому Стефано просто остался в зале, составив мне компанию по просиживанию бриджей на кресле и прослушиванию «абитуриентов» разного уровня.

В ходе «кастинга» многих пришлось отсеять в связи с полным отсутствием музыкального слуха. Лишь где-то в самом конце, когда я от скуки уже начал рассказывать Стефано об алгоритмах сортировки, мы услышали что-то из ряда вон выходящее и невероятно чарующее. Обернувшись в сторону клавесина, за которым сидела Доменика, мы увидели напротив неё девушку лет семнадцати-восемнадцати, блондинку с зелёными глазами и приятными чертами лица. Впрочем, внешне она не особенно меня впечатлила, но вот её голос…

Это было настоящее колоратурное сопрано, лёгкое и чистое, подобное звуку флейты, но более наполненное, чем мальчишеские голоса. Она пела верхний голос из какого-то неизвестного мне канта* на патриотическую тему. Мелодия была довольно примитивной, но от самого исполнения я чуть не пустил слезу.

Девушку звали Степанидой, и, вероятно, она и была той самой крепостной певицей, которую выкупили у Сурьминых и которая рассматривалась как потенциальная примадонна частной фосфоринской оперы. Успешно справившись с заданием, Степанида изобразила изящный реверанс и вернулась на своё место, перед этим бросив робкий взгляд на Стефано, и я увидел, как покраснели её щёки под слоем пудры. Переведя взгляд на Стефано, я обнаружил, что тот глаз не сводит с прекрасной певицы, и это натолкнуло меня на кое-какие мысли.

Урок музыки, согласно авторской учебной программе, начался с общей хоровой распевки, длившейся около получаса. Распевки были разработаны маэстро Кассини ещё пять лет назад, в Риме, когда Доменика только-только начала свою педагогическую деятельность. Эффективность их была доказана на примере нескольких весьма успешных римских «виртуозов», одним из которых посчастливилось стать и мне.

Затем, после небольшого перерыва, Доменика провела первый урок сольфеджио, на котором юные дарования учились основам ритма и нотной грамоте. С ритмическим диктантом справились немногие: отличные результаты показали только Настя и Ваня Фосфорины, а также талантливая крестьянка Степанида.

После групповых занятий начались индивидуальные, для которых Пётр Иванович установил специальный график, дабы не утомить маэстро непосильной работой. Сегодня была очередь Насти и Сашки, и если первая не только с большим прилежанием, но и с удовольствием, повторяла за Доменикой вокальные упражнения и фрагменты из арий, то второй проявил железную аристократическую выдержку, с хмурым каменным лицом извлекая из несчастного инструмента жуткие скрипучие звуки. На сегодня с него хватило игры по открытым струнам, и Доменика посчитала это на первый раз достаточным.

Надо сказать, меня тоже нагрузили по полной: по желанию Петра Ивановича я теперь должен был преподавать математику своим мнимым племянникам, а по сути тоже дальним предкам — Саше, Ване с Васей и Лёше Фосфориным. Поэтому, когда Доменика с Настей отправились в гостиную изучать латынь, я остался в зале в компании четверых учеников разного возраста, судорожно разрабатывая в голове дальнейшую учебную программу.

Князь настаивал на скорейшем обучении ребят дифференциальному исчислению, и я выпал от этого в осадок. Ну какие, к лешему, пределы и производные шестилетнему несмышлёнышу, ковыряющему в носу, и десятилетним сорванцам, которые носились по двору наперегонки с собаками и гоняли голубей?!

Нет. Пока что их величества король Матанализ и королева Алгебра пусть окажут милость моему надменному тёзке, а с младших хватит банальной арифметики. Как выяснилось, Александр Данилович Фосфорин хорошо знал арифметику и геометрию, которым обучил его дед, корабельный мастер, как-никак. Поэтому, основы алгебры, а именно работа с полиномами и уравнениями, дались юному князю достаточно легко.

Надо сказать, во время урока я испытал дежа вю: Сашка очень напомнил мне Эдуардо в начале обучения. Но первый, видимо, благодаря аристократическому воспитанию и дедовским розгам, старался проявлять уважение к «дядюшке»: называл меня по имени-отчеству, старательно выполнял задания и отвечал с почтением, несмотря на то, что в его голосе читались нотки презрения. Я попытался как-то разрядить обстановку:

 — Давайте перейдём на «ты»? В конце концов, мы почти ровесники, — соврал я, помня то, что наказывал мне князь.

 — Только с позволения Петра Ивановича, — жёстко отчеканил Сашка, чем поверг меня в некоторое замешательство.

 — Ладно. Но я думаю, он не будет против. Не желаете сделать перерыв, Александр Данилович?

 — Как вам будет угодно, Александр Петрович, — всё так же жёстко отвечал юный князь.

 — Зачем так церемониться? Поверьте, я вовсе не иностранная диковинка, я простой русский парень. И я прекрасно понимаю, что вам не понравилось играть на скрипке. Но это только временно. Через год вместо ужасного скрипа вы получите прекрасную музыку. Вы же слышали, как играет Доменика? Чудо, а не музыка!

 — Мария Александровна Кассини, стало быть, ваша невеста? — поинтересовался Сашка с равнодушным видом.

 — Да, и у нас очень скоро будет свадьба, в первой половине ноября, — воодушевлённо ответил я.

 — Что ж, и у меня свадьба скоро, сразу после Святого Крещения*, — невозмутимо отвечал юный князь.

Я подумал: «Сопля! Ещё голос до конца не сломался, а уже считает себя более «мужчиной», чем я. Но ладно, подростки — самый вредный народ в мире, надо привыкать. Интересно только, он уже созрел физически, или за него тоже обязанности будет дед выполнять?»

Уроки закончились. Доменика вернулась в зал, чтобы навестить меня. Казалось бы, теперь мы вполне можем отдохнуть, пойти на прогулку в сад или близлежащий небольшой лес, но не тут-то было. Открылась дверь, и на пороге возникли так называемые Данила и Гаврила. Должно быть, строгий батя надавал им по первое число, до того вид у них был жалкий и виноватый. За ними с торжествующим видом вошёл Пётр Иванович, а следом… в зал ввалилась целая толпа незнакомых мужиков. От неожиданности Доменика даже ноты выронила. Вот вам, встречайте толпу гномов, господин Бильбо Бэггинс!