Программист в Сикстинской Капелле (СИ) - Буравсон Амантий - Страница 193

 — Что за бред? Как я с ней менуэт буду учить, если руками трогать нельзя? Не сахарная, не растает! — ругался я и получал за это подзатыльники, теперь уже от предка следующего поколения.

В итоге я просто послал этого князя Баттхэда на три известные буквы, после чего отношения у нас стали более доверительными: видимо, он наконец признал во мне человека, потому что уже через неделю после конфликта Данила с Гаврилой звали меня в баню — с вениками, медовухой и крепостными девушками. Отказываться было невежливо, но я прекрасно помнил слова Петра Ивановича по поводу своей якобы полноценности. Ведь если я пойду с ними в баню, то вопросов будет не избежать, и мне придётся всё им рассказывать. А ребята не самые надёжные, надо сказать. В итоге я просто согласился на попойку в предбаннике, сославшись на то, что мне в парилке душно и плохо.

В общем, посидели мы хорошо, «братья» оказались вполне адекватными, видимо, их развязность и пофигизм были напускными и служили просто защитной реакцией на подавляющее воздействие Петра Ивановича — а он кого хочешь подавит своей внутренней и внешней силой! За рюмкой водки мы разговорились, и вот, что они мне поведали:

 — Вот тебе повезло, Сашка, у тебя жена умная да талантливая, не то, что у нас, — сокрушался Гаврила.

Надо же, подумал я, а ведь ещё вчерашним вечером Доменика сетовала на то, что её природа обделила такими пышными формами, как у Евдокии и Аполлинарии, а я всячески пытался утешить её, говоря, что их формы ничто против её изящества.

 — Правду говорит, — со вздохом подтвердил Данила. — Твоя и певица, и на инструментах играть мастерица, вон как старшего моего научила — теперь и скрипку у него не отберёшь! А наши что? Одни бусы и тряпки в голове!

 — Может, вы просто уделяете им мало внимания? Может быть, они просто ничего другого не знают и не умеют, кроме как наряжаться и краситься? — предположил я, чем поверг предков в ступор. — Смотри, Данила, как Евдокия Матвеевна танцевать выучилась, на балу в Версале ей бы равных не было! А Полина? Как хорошо по-французски говорит! Обучите их тому, что можете им предложить, вот увидите, они вскоре станут для вас самыми интересными собеседницами.

«Братья» не ответили, но, видимо, поддержали мою точку зрения тем, что соприкоснулись своими стопками с моей. Хоть мы и пили водку, но на этот раз я старался быть более аккуратным и выпил ровно свою допустимую дозу. Разошлись мы ранним вечером, и я ещё чувствовал в себе силы для трудоёмкой расчётной работы.

Проектирование машины времени на данный момент было самой трудной задачей, занимало много времени и сил, а в итоге, как говорилось в известной басне, «а воз и ныне там». Я уже начал паниковать по этому поводу, отчаялся и почти потерял веру в свои силы, уповая теперь лишь на Божью помощь. Мы ведь вернёмся, обязательно вернёмся, правда? Я пытался себя утешать, получалось плохо, и если бы не поддержка со стороны Доменики и оптимизм Стефано, я давно бы уже всё бросил.

К концу ноября, перед самым началом Рождественского поста, сыграли свадьбу Стефано и Степаниды. Торжество было пусть и не столь пышным, как наше, без танцевального действа с салютом, но всё же мы с Доменикой, Марио и братьями Фосфориными подготовили праздничный концерт для новобрачных: Доменика сочинила торжественный гимн, а затем, когда все собрались в музыкальном зале, спели его на три голоса. После чего на середину зала вышли Данила с Гаврилой и исполнили какой-то старинный свадебный кант. Затем последовал небольшой и простой концерт для скрипки и флейты в сопровождении клавесина в исполнении Насти, Сашки и Павла Ивановича.

Завершил концерт любовный дуэт из готовящейся к постановке оперы «Спящая красавица», который исполнили Стефано и Степанида, «виртуоз» и примадонна, новоявленная супружеская чета Альджебри. Я смотрел на них, нарядных, облачённых в светло-бежевые одеяния, и думал, вот бы порадовался старик Джованни Альджебри, вот бы позавидовали певцы-кастраты Сикстинской Капеллы! Я был так рад за Стефано, который наконец-то обрёл своё счастье, я искренне желал ему всего, чего ему хотелось и пребывал в приподнятом настроении. Ведь это так прекрасно, когда счастлив твой ближний, твой душевный друг, за которого по-настоящему переживаешь!

Приближался Рождественский пост, предвестник самых волшебных и сказочных праздников в году. Скоро зима, скоро Рождество и Новый год, которые с детства были для меня особенными праздниками. Несмотря на то, что я уже был взрослым парнем с высшим техническим, я по-прежнему верил в чудо. Наивный дурак? Может быть. Но это лишь мои чувства, больше ничьи.

По-прежнему продолжались наши репетиции к «Спящей Красавице», которые в последнее время занимали всё больше и больше времени. Все артисты были словно на своих местах, даже Дури в своей роли феи Серены чувствовал себя гармонично. Ещё бы! «Прекрасная возлюбленная» княжны Фосфориной, самый нежный и чувствительный певец-кастрат из всех, что я имел честь узнать в Риме. Неприкаянным себя чувствовал только я, сопранист, назначенный на роль Малефисенты. И если бы не Доменика, если бы не её горячее желание видеть меня в этой роли, то я, конечно же, давно бы отказался и послал всех подальше.

В конце ноября была одна из первых репетиций на сцене и в костюмах. Я с ощущением жуткой горечи предвкушал грядущее мучение и совсем упал духом, когда моя возлюбленная супруга с совершенно невинным взглядом попросила меня полностью раздеться и примерить… блин! Да, оно самое, платье Малефисенты. Я так и выругался в её присутствии, воскликнув: «Блин!», несмотря на то, что смысла моего ругательства она не поняла. Платье было ещё то. Кошмар с кринолином, иначе не скажешь. Я примерил, изобразил реверанс перед супругой, а затем ушёл к себе в комнату, где втихаря надел свои (вернее, из Мишкиного гардероба) панталоны из чёрного атласа.

В течение нескольких дней я, несмотря на мучившее меня отвращение, привыкал к образу и костюму Малефисенты, но в какой-то момент мой внутренний бунтарь дал нехилый сбой. В один прекрасный день мы собрались втроём — я, Данила и Гаврила — и спроектировали мой выход на сцену, который произвёл бы невероятный эффект.

 — Ребят, вы случаем не знаете, есть ли в русских сказках такая женщина, которая летает на метле? — спросил я у них, прикинувшись тупым иностранцем.

 — О, да это ж Баба-Яга! — засмеялся Гаврила. — Но летает она не на метле, а в ступе, лишь управляя метлой.

Я им ответил, что готов исполнить роль этой знойной женщины в нашем будущем спектакле. Братьям идея показалась забавной, и они решили посодействовать.

Механику и сценические действия отрепетировали ночью, пока все спали, а наутро, когда Доменика вновь собрала артистов в зале домашнего театра, при этом позвав на одну из главных репетиций Петра Ивановича, мы с братьями продемонстрировали такой выход Малефисенты, который все ещё долго вспоминали. Заиграл лейт-мотив Малефисенты в исполнении струнного ансамбля, и на сцену, на нескольких тросах, в деревянной ступе, вылетел… князь Александр Петрович Фосфорин, собственной персоной, в красном платке на голове, повязанном на шее, и старом заплатанном сарафане. К сожалению, в последний момент что-то пошло не так, потому что ступа вдруг резко опустилась на сцену, с грохотом стукнувшись об пол, а я оттуда просто вывалился — с матюгами и проклятиями в адрес «проклятой гравитации».

Присутствовавший в зале Пётр Иванович чуть не лопнул от смеха, а Доменика от возмущения рвала на себе волосы: «Да что же это такое! Что за безобразие! Алессандро, да как ты мог такое устроить!». Она пригрозила мне потом неделей без поцелуев. Но, конечно же, обещания не были исполнены, и я почти месяц наслаждался сладкими и горячими устами моей возлюбленной.

====== Глава 73. Удачи и неудачи ======

Божьи дни коротки, солнце светит мало,

Вот пришли морозцы — и зима настала.

Иван Суриков, «Зима»

Наступил Рождественский пост, а вместе с ним пришли морозы и метели. Солнце редко баловало нас своим появлением из-за плотной стены облаков, за окном было бело и пасмурно. День начинался лишь к полудню, а заканчивался уже к концу чаепития. Из всей нашей компании, прибывшей из Рима, в основном только я высовывал нос на улицу, но из-за своей упёртости и нежелания надевать соболью шубу, сразу же возвращался в помещение. Что касается Марио и Доменики, то они и вовсе отказались покидать свои нагретые камином и печкой комнаты и целые дни проводили в четырёх стенах. Исключением был только Стефано, который поставил цель проникнуться настоящим «русским духом» и часами наслаждался кусачим морозом, прогуливаясь вместе с возлюбленной супругой по аллеям парка.