Программист в Сикстинской Капелле (СИ) - Буравсон Амантий - Страница 205

Правда, на следующий день за столом мы втроём — я, Стефано и Марио — вырывали у неё из рук тарелку с селёдкой, а я ещё страшно возмутился, подумав про себя: «Любимая, ну ты же благочестивая католичка, не надо вести себя как демоническая женщина из рассказа Тэффи*!»

В один прекрасный день к нам в комнату ворвался обрадованный и взволнованный Стефано, размахивая каким-то письмом в руках и вопя по-итальянски:

 — Новости из Рима! Алессандро, Доменика, пришло ответное письмо от отца и брата. Сейчас я вам зачитаю.

«Дорогой мой мальчик, если ты читаешь сейчас это письмо, то знай: старый маэстро, хоть и сердит на твоё недостойное поведение, но по-прежнему любит тебя и беспокоится о тебе. Спешу сообщить, что Рим всё ещё стоит, а твои родные и близкие — в целости и сохранности. Надеюсь, что и ты в порядке, и твой новый крёстный отец и покровитель следит за благопристойностью твоих поступков. Слушайся дона Пьетро и береги свою юную супругу, которой ты должен быть благодарен уже за то, что она согласилась посвятить свою жизнь такому болвану, как ты. На том прерываю своё обращение и передаю перо твоему брату падре Джероламо.

Дорогой Стефано! Невыразимо приятно было получить весточку от тебя. Что ж, твоё безумное заявление о женитьбе не стала для нас чем-то неожиданным, мы все в любом случае поддерживаем тебя и желаем счастья. Особенно малышка Чечилия, хотя сейчас уже язык не повернётся назвать её малышкой — она стала настоящей женщиной, достойной супругой Эдуардо Кассини. Да, эти двое уже натворили такого, что свадьбу, назначенную на лето, пришлось приблизить и обвенчать их в срочном порядке. Ах, да, молодожёны вскоре переезжают во Флоренцию, где Эдуардо предстоит жить и учиться ближайшие несколько лет. После чего он планирует вернуться на Родину, в Рим.

Больше никаких событий за всё это время не произошло, за исключением одного, заслуживающего отдельного разговора. Пару месяцев назад к хору Сикстинской Капеллы примкнул… аббат Меркати, бывший солист оперы, известный нам обоим вредитель. И хочу сказать, это совсем не тот человек, которого ты знал. Он сильно изменился в лучшую сторону, стал больше времени уделять духовному росту и просит искренне прощения у Доменико, Алессандро и дона Пьетро. Конечно, известное нам обоим событие сильно повлияло на Меркати, но я невероятно рад видеть проблески сознания в этом, как нам казалось, безнадёжном человеке.

Да, чуть не забыл сообщить тебе, чтобы готовился к приезду гостей: маэстро Фьори отправил в Россию своего младшего сына и племянника, в помощь нашему прекрасному Доменико, которому тяжело в одиночку справляться с таким количеством учеников и учебного материала. Вот всё, что я хотел поведать тебе, дорогой брат. Будь счастлив, и да хранит тебя Господь!

Маэстро Дж. Альджебри и аббат Джероламо Альджебри».

При чтении голос Стефано дрожал, а под конец он совсем расчувствовался и разрыдался, утирая слёзы кружевной манжетой рукава. Мы с Доменикой, конечно же, принялись его утешать:

 — Ну ты что, великий математик, всё же хорошо, — подбадривал я друга. — Вон, скоро племяннички у тебя появятся, Бог даст, тебя навестят в старости.

 — Я знаю, Алессандро, — продолжал всхлипывать этот сентиментальный итальянец. — Но ты даже не представляешь, что это такое — получить письмо из родимого дома, когда ты за сотни миль от него.

На эти слова я ничего не ответил, лишь мрачно усмехнулся. Да, ты прав, Стефано, и возможно, я бы ещё не так рыдал от радости и тоски, если бы мне прислали весточку из двадцать первого века. Но на это я вряд ли мог надеяться, разве что опять эта сумасшедшая парочка приснится и начнёт рассказывать какой-то бред.

 — Ах, этот негодяй Эдуардо! Не мог подождать до свадьбы! Что за народ эти мальчишки! — возмущалась Доменика поведением своего дальнего предка. — Но вот Сильвио… что же такое произошло, что он так резко переменился в лучшую сторону?

Об этом знали только я, Карло и Пётр Иванович. Но пока что я не готов был сказать об этом супруге. Потом, когда-нибудь, в более спокойной обстановке. Сейчас же ей нельзя нервничать.

Поздно вечером, когда все уже легли спать, я решил немного подышать свежим морозным воздухом, для чего вышел в тулупе и шапке в сад. Лунный свет платиновыми лучами освещал заснеженные деревья, кусты и клумбы, а снег белыми хлопьями падал на землю, словно пепел от сигареты. Ассоциация пришла неслучайно: я почувствовал облако табачного дыма у себя за спиной. Обернувшись, я увидел Петра Ивановича.

 — Добрый вечер, Пётр Иванович, — поприветствовал я предка. — Вот решил прогуляться перед сном.

 — Хорошее дело, — одобрил князь. — Свежий воздух весьма полезен для здоровья.

 — Воздух — да, а вот курево — совсем нет, — осторожно заметил я.

 — Ты ещё соскучишься по запаху этого отменного голландского табака. И по бессмысленным для тебя речам старого ворчливого предка, — ледяным голосом ответил Пётр Иванович, и эти слова заставили моё сердце дрогнуть.

 — Что вы имеете в виду? — спросил я.

 — Ничего. Иди спать.

В самом конце Великого поста, если я не ошибаюсь, в день Вербного воскресенья, произошло событие, ставшее заключительным в нашем с Доменикой путешествии во времени. Одним прекрасным днём, где-то под утро, мне приснился сон, настолько яркий и объёмный, что его вполне можно было принять за реальность. Я увидел Антонину и Алессандро, сидящих за каким-то огромным суперкомпьютером, и первая из них сосредоточенно набирает код. Казалось, что этот процесс длился бесконечно, но в какой-то момент она взглянула на меня и торжествующе сообщила:

 — Соединение установлено. Синхронизация запущена.

Синхронизация?! С этим словом на губах я проснулся от ноющей боли в костях и мышцах, такой, как я испытал перед своим перемещением в прошлое. Но если это то, что я думаю, то…

 — Доменика, — я начал судорожно трясти супругу за плечи. — Просыпайся, просыпайся немедленно! Надо успеть попрощаться со всеми.

 — Ах, Алессандро, — капризным тоном пробормотала сквозь сон Доменика. — Мне что-то нехорошо, как-то кости ломит.

 — Поднимайся скорее, нам надо успеть собраться до того, как закончится процесс телепортации, — в отчаянии воскликнул я и, не обращая внимания на боль, бросился к сундуку и начал одеваться. Затем я помог Доменике подняться, привести себя в порядок и зашнуровать платье без корсета.

 — Как думаешь, мы успеем? — волновалась Доменика, пока мы с ней спешили по коридору в сторону покоев Петра Ивановича и Софьи Васильевны.

 — Если ничего не изменилось с предыдущего сеанса, то у нас в распоряжении примерно пять часов.

 — Тогда, полагаю разумным не будить сейчас весь дом. Скоро подъём и общий завтрак, после которого мы и попрощаемся со всеми.

Часов в восемь утра, сразу после завтрака, по моей просьбе Пётр Иванович собрал в бальном зале всю семью Фосфориных и всех, кто проживал во дворце. Мы с Доменикой стояли посередине зала, а все собравшиеся пожимали плечами, не понимая, что происходит.

 — Мы собрались здесь с вами для того, чтобы стать свидетелями поистине невероятного события. Мой младший сын, Александр Петрович, и его прекрасная супруга, Мария Александровна, покидают нас, дабы продолжить наш род в далёком грядущем. Они единственные из нас, кому выпала честь совершить эту важную миссию. Пожелаем же им благополучного перемещения и доброго здравия!

Церемония прощания гостей из будущего с хозяевами из прошлого была очень тяжёлой и душераздирающей. Женщины плакали, сопранисты — тоже, включая меня. Братья лишь похлопали меня по плечу, ничего не сказав, но их лица выражали досаду и тоску. Невыносимо горько было прощаться с уже ставшими родными людьми, со своим вторым домом. Но это было необходимо.

 — Дорогие мои, — наконец, обратился я к собравшимся. — Спасибо вам за то, что так тепло приняли нас, за то тепло и заботу, которых мы, возможно, и не заслужили, но в полной мере ощутили благодаря вам. Пётр Иванович, спасибо вам за то, что спасли мне жизнь и поспособствовали моему браку с прекрасной Доменикой. Никогда не забуду тот чудесный праздник, что вы устроили на нашу свадьбу. Софья Васильевна, я всегда буду помнить вашу добрую улыбку и невероятную заботу по отношению ко мне и Доменике. Данила, Гаврила, вы — потрясающие ребята, я очень рад, что познакомился с вами, и мы так весело провели время. Оставляю вам на попечение своих итальянских товарищей — Степана Ивановича и Марка Николаевича, — с грустной усмешкой добавил я, а затем продолжил: