Программист в Сикстинской Капелле (СИ) - Буравсон Амантий - Страница 65

 — Алессандро! — со слезами радости Доменика бросилась обнимать меня.

А я, как сумасшедший, всё целовал её чувственные губы и нежные щёки, с замиранием сердца представляя, что таится под белоснежным покровом её одеяния.

— Я знала, что ты вернёшься, — нежно шептала она, глядя прямо мне в глаза, отчего я просто таял. — Несмотря ни на какие слова донны Катарины.

 — Какие слова? — не понял я.

 — Мама утверждала, что ты сбежишь, говорила, что все мужчины продажные, особенно кастраты. О, как я ругалась на этот жуткий произвол! Отправить бедного мальчика одного, в другой город, без денег!

 — Ну я уже не мальчик, я взрослый мужчина, — поспешил уверить её сопранист, выглядевший лет максимум на пятнадцать. — Я прекрасно добрался до Неаполя: одна милостивая синьора согласилась взять меня в попутчики, с условием, чтобы я развлекал её маленького монстра-протеже.

 — Маркиза Канторини? — сразу же угадала Доменика. — Это наиболее известная меценатка во всём Риме. Довольно скандальная и амбициозная личность. Однако, она уже многих «виртуозов» вырастила. Большинство из них поют в театре и весьма популярны.

 — Да, она самая, Канторини. Кстати, маркиза пригласила нас с тобой к ней в гости, заинтересовавшись твоим творчеством и моим голосом, которые я продемонстрировал по дороге в Неаполь.

 — Посмотрим, — рассеянно ответила Доменика.

Свет, отбрасываемый свечами в доме, сделал шёлковую ткань на её рубашке прозрачной, и я смог увидеть её стройные и изящные лодыжки и колени, не скрытые шерстяным пледом.

В какой-то момент мне вспомнился один эпизод из видений прошлой ночи, и я, устыдившись своих скрытых желаний, отвёл взгляд.

 — А как ты добрался до Рима? Кто тебя привёз?

 — Собственно, я приехал с вашим родственником, аббатом Чамбеллини. Он в карете, ожидает, когда его пригласят в дом.

При этих словах на лице Доменики появился такой устрашающий гнев, коего я ещё ни разу не видел. Словно она не Доменика, а по меньшей мере — Немезида*.

 — Зачем ты его притащил сюда? — прошептала она в негодовании. — Кто просил?

 — Вообще-то это он меня привёз. Я и не думал никому пакостить. Старик сам вызвался. Говорит, что останется здесь.

 — О, нет, этого не хватало! Ты ещё не знаешь, что это за тип. Намучаемся с ним.

 — Знаю, — вздохнул я. — Вчера утром как раз откачивали. Я подумал, надо спасать человека, мало ли сам к старости до такого докачусь.

«Если доживу до старости», — внезапно подумалось мне. Опять в сознании всплыл тот проклятый дом и последнее видение.

 — Что с тобой? — с участием спросила Доменика.

 — Ничего. Устал страшно, — ответил я, и это было правдой.

 — Ах, как это трогательно, когда мальчики целуются и обнимаются! Просто Аполлон с Гиацинтом! — послышался медовый тенор из кареты. (Слэшер хренов, — прим. авт.) Старый извращенец, подумал я, совсем чокнулся в своём доме-помойке.

Аббат тем временем вылез из кареты с посильной помощью старикашки-лакея и, опираясь на трость, так как его сильно укачало в дороге, поплёлся к дому.

 — Что, синьор великий евнух, — с сарказмом шепнул я на ухо Доменике. — Объясняй теперь дядюшке о своих «ненормальных» предпочтениях.

 — Дурак! — обиженно, но не по-злому, ответила мне синьорина Кассини. Затем она обратилась к Чамбеллини. — О, падре Густаво! Мы так рады вас видеть!

 — Малыш Доменико, а я-то как рад. А ты всё так же прекрасен как пятнадцать лет назад, — сделал комплимент дядюшка. — Такой ангельской красоты недостоин никто из живущих на земле.

 — Вы предлагаете мне завеситься вуалью? — очаровательно пошутила Доменика.

 — Нет, я не об этом. Я о том, что такая красота должна принадлежать только музыке и церкви.

«Ошибаетесь, она уже принадлежит мне», — с улыбкой подумал я, но не стал ничего говорить.

Тем временем Беппо, вытащив из кареты все вещи хозяина, тоже направился к дому. Похоже, что Доменика больше обрадовалась старому лакею, чем троюродному дяде.

 — Дедушка Беппо! — воскликнула Доменика и бросилась обнимать старого лакея. Я только всеми силами надеялся на то, что старик ничего не почувствует во время объятий. — Алессандро, помоги пожалуйста, донести вещи дядюшки в комнату. Падре Густаво, если вас это устроит, то вы будете жить в комнате моего отца, покойного Алессандро Кассини.

 — Я готов жить хоть в погребе, — воодушевлённо воскликнул аббат, но мне было не смешно: ведь именно в погребах в то время хранили вино. — А где же дорогая сестра Катарина? Почему не выходит встречать своего недостойного родственника?

Вот я тоже об этом подумал. Что-то не слышно гневных речей в адрес ненавистного будущего зятя-сопраниста.

 — Мама уехала в Венецию, навестить Элизабетту, — ответила Доменика. — Вернётся на следующей неделе.

 — Так ведь ты сам хотел навестить сестру, — удивился я.

 — Хотел. Но мама посчитала нужным мне остаться, дабы не пропустить ни одной мессы Великого поста, — объяснила Доменика, но я подозревал, что причина здесь иная: донна Катарина побоялась отпускать приёмную дочь куда-либо, опасаясь, что та поедет в Неаполь, искать меня.

 — Что ж, подождём возвращения Катарины, — вздохнул аббат. — А маленький озорник Эдуардо? Он тоже уехал?

 — Нет, Эдуардо у себя в комнате, — невозмутимо ответила Доменика.

 — Мальчик так занят, что не желает поздороваться с дядей?

 — О да, Эдуардо чрезвычайно занят, — её слова прозвучали с какой-то странной усмешкой. — Но что же мы все стоим в дверях, пойдёмте, падре Густаво, я покажу вам вашу комнату. А тебя, Алессандро, после того как поможешь дядюшке донести вещи, я попрошу взять немного дров из сарая и принести наверх в дальнюю комнату.

 — Зачем? — в очередной раз удивился я.

 — Будешь выполнять мои поручения, пока мама в отъезде, — хитро улыбнулась Доменика.

Притащив связку дров, я, опять же по просьбе синьорины Кассини, набрал в колодце несколько вёдер воды и слил их в поставленный на огонь котёл. Вот что ей пришло в голову посреди ночи? Бельё стирать собралась что ли?

Пока я переливал уже горячую воду из котла в ушат, в дверях появилась Доменика с какими-то склянками и полотенцем в руках.

 — Хочешь принять ванну? — предположил я, непроизвольно краснея, поскольку представил возлюбленную без одежды и поймав себя на мысли, что страстно мечтаю поцеловать её — где можно и где нельзя. Но синьорина Кассини лишь улыбнулась:

 — Я уже принимала сегодня. Хочу, чтобы это же сделал и ты. Сейчас ночи холодные, не хватало ещё, чтобы ты заработал простуду или что похуже. А тёплая вода поможет тебе расслабиться. Посмотри в зеркало, на тебе же лица нет.

В зеркало я, конечно, смотреть не стал, чтобы не видеть там свою непривлекательную вьюху*. Доменика в это время вылила в ушат целый кувшин молока и насыпала какой-то ароматической травы.

 — Зачем ты это сделала, я же терпеть не могу молоко, — поморщился я. — Да и к тому же сейчас пост.

 — Я же не предлагаю тебе его пить, — возразила Доменика. — Поверь, тебе будет приятно.

 — Ладно, уговорила, — со вздохом согласился я, расстёгивая пуговицы на кафтане.

 — Вот и хорошо. А я пойду, не буду тебе мешать.

 — Ну вот, я-то думал, ты останешься и сделаешь мне массаж, — вдруг вырвалось у меня.

 — Нахал, — с улыбкой возмутилась Доменика.

 — Прости, я пошутил, — с наигранно невинным взглядом ответил я.

 — Как закончишь, позови меня. Я принесу тебе чистую рубашку.

 — Панталоны тоже захвати, я всё-таки русский варвар, а не римский патриций, — усмехнулся я.

 — Как скажешь. Могу и парик принести, ты же дворянин, а не простой плебей, — съязвила синьорина Кассини, поспешно покидая ванную комнату.

Да, думаю я, моя возлюбленная — дама с характером, я уже после того инцидента с фарфоровой вазой понял, что наши отношения не всегда будут гладкими как непрерывно дифференцируемая функция. Но ведь чем сложнее задача, тем она интереснее, а программисты из Питера не ищут простых путей.