Кровь (СИ) - Альбин Сабина - Страница 60

— Vešte, tam res ni reda. In se ne spomnite, kje ste to dobili? (Вы, знаете, там и, правда, никакого порядка. А Вы не помните, откуда Вы это выписали?)

Женщина огорченно сжимает яркие губы и качает головой:

— Najverjetneje mi je nekdo to povedal. Bilo je veliko lokalnih prepričanj o vampirjih. Zdaj pa je ostalo zelo malo starih ljudi in še manj starih domačinev. (Скорее всего, кто-то мне это рассказал. Здесь было много местных поверий о вампирах. Но теперь стариков осталось совсем мало, а старожил и того меньше.)

Лиза глубокомысленно молчит в ответ. Посидев некоторое время в молчании, она начинает нетерпеливо ерзать и выжидательно вздыхать, бубня себе под нос: «Oh, please! Come on, come on…» («Ну же! Ну, сколько можно…») Ирена, сочувственно наблюдая за мучениями Лизы, решается заговорить, очевидно, желая как-то скрасить тягостное ожидание:

— Ko ste bili v gradu… (А когда вы были в замке…)

Но тут Лиза поднимается со словами:

— Grem na toaleto. Ne bi prestregli mojega dedka? Ali pa spet bo zbežal nekam, in pozabil me. (Схожу в туалет. Вы не задержите дедушку? А то он опять убежит куда-нибудь, а про меня забудет.)

Ирена кивает:

— In medtem bom Belo zbudila. (А я пока разбужу Бэлу.)

***

Перенасыщенно ярко. Вид от первого лица. Громов рывком снимает со своего лица маску и обнажает угрожающий оскал желтоватых зубов. Бесцветные холодные глаза неумолимо приближаются. Крик! Шаг назад. Громов вгрызается в шею рыжеволосой девушки. Её голова бессознательно откинута назад, широко раскрытые карие глаза бессмысленно смотрят в пустоту, приоткрытый рот ловит воздух. Вампир отрывается от жертвы — под его ртом обильно растекается кровавое пятно глубокого неровного укуса. Интенсивно-алая струя крови сбегает по шее вниз за высокий ворот бордового свитера. Лицо вампира остается совершенно чистым, лишь слегка окрашены кровью хищные клыки.

Шаг вперед. Перемотка назад: Громов отстраняется, надевает маску, убирает протянутую руку. Стоп. Рука снова ложится на плечо. Это рука Драгана. На ночной парковке перед баром. Слепит огонь жёлтых фонарей. Голубые глаза Драгана смотрят пронзительно и бесстрастно. Рука, одетая в перчатку, вкладывает в женскую ладонь подсвечник. Подрагивает оранжевое пламя свечей.

Взгляд вперед. В зелёной глубине зеркала стоят двое: худощавый мужчина неопределенного возраста, бородатый и бледный, и полноватая рыжеволосая девушка с испуганными выражением осунувшегося лица. Драган смотрит в зеркало льдистыми голубыми глазами — отражение отвечает ему бархатистым взглядом карих глаз.

Кареглазый двойник поднимает руку и обнаженной кистью прикасается к лицу застывшей в оцепенении девушки. От прикосновения её лицо розовеет, рыжие волосы разлетаются огненной вспышкой. Отражение девушки множится. Первое остается на месте, следующее более прозрачное уже на шаг ближе к отражению Драгана, следующее — ещё ближе и прозрачнее, ближе и прозрачнее. И последнее наконец поджигает себя и Драгана пламенем свечей.

Огонь взлетает вверх жадными, обжигающе яркими языками. Сквозь стену, полыхающую всеми оттенками алого пламени, проходит тёмная женская фигура. Она медленно приближается. Высокая, царственно стройная, в длинном средневековом платье. Слышен её мелодичный голос, а может быть пение: «Кънѩѕь Нєваръ имѣашє три съıнъı — Погрємъ, Трєпєтъ да Стрєгъ…». Кроваво-красное платье тянет за собой пожар, полыхает лёгкий покров, прикрывающий тяжелые тёмные косы. Женщина поднимается на башню и на фоне густо-синего ночного неба передает пылающего младенца в руки молодому мужчине, русоволосому, светлоглазому, отдаленно похожему на Громова.

«Кънѩѕь Нєваръ имѣаше три съıнъı да ѥдинъ приблѫдєнъ вънѹкъ без имєнє», — слышен горестный женский голос. Плачет младенец. «Дайте мне этого ребёнка!» — громыхает в ярости хрипловатый бас. Гудит бешеное пламя. «Гори! — Стреляй! — Бей! Бей! Бей!».

***

— Bela! Bela! (Бэла! Бэла!) — настойчиво повторяет вкрадчивый женский голос.

Бэла наконец открывает глаза — Ирена треплет её за плечо. Проснувшаяся выпрямляет спину и сладко зевает:

— Поверить не могу. Наконец-то нормально поспала.

Ирена, сдержав зевок, заглядывает в лицо Бэле:

— Kako se počutiš? (Ты как?)

Лицо Бэлы бледно, вокруг глаз темнеют круги, но она улыбается в ответ:

— Окей!

Ирена тоже улыбается и отводит глаза. К женщинам подходит доктор Пеклич, бормочет себе под нос:

— Je resnično težava… (Действительно, проблема…) — обеспокоенным взглядом он обводит пустые кресла вокруг Ирены и Бэлы, — In Liza? (А Лиза?)

Ирена спешит успокоить:

— Sedaj bo prišla. In kaj je težava? (Она сейчас придет. А что там за проблема?)

Доктор, крепко сжав зубы, многозначительно оборачивается к сцене, где в окружении нескольких слушателей всё ещё дискутируют инспектор и священник. Ирена задумчиво качает головой. Тут появляется Лиза:

— Oh! Great! Shall we go? (А! Прекрасно! Идем?)

Дед с тревогой смотрит в сторону сцены:

— Daj mi še dve minuti. (Дай мне пару минут.)

В этот момент отец Пельграм замечает взгляд доктора и, прервав разговор, решительно направляется в его сторону. Инспектор, попрощавшись с другими собеседниками, торопится за священником.

— Ne morem molče opazovati, kaj boste uredili tukaj, (Я не могу молча наблюдать за тем, что вы собираетесь здесь устроить.) — слова отца Пельграма звучат категорично, но тон неожиданно мягкий.

Доктор только разводит руками. Ирена опускает глаза. Лиза следит за всем с любопытством стороннего наблюдателя. Бэла неуютно ёжится. Священник продолжает:

— Dobri župljani ne bodo sodelovali pri tem. (Добрые прихожане не станут участвовать в подобном.)

Подоспевший инспектор:

— Oče Pelgram, narobe ste nas razumeli. Nihče ni klical na žrtvovanje. (Отец Пельграм, Вы неверно нас поняли. Никто не призывал к жертвоприношениям.)

Обратив энергичный взгляд на инспектора, преподобный вкрадчиво замечает:

— In Vi, gospod inšpektor, kot mož zakona bi morali nasprotovati hujskačem, in ne biti na njihovi strani. (А Вы, господин инспектор, как представитель закона должны выступать против подстрекателей, а не на их стороне.)

Инспектор парирует, но гораздо эмоциональнее:

— Kot mož zakona Vas lahko obvestim, da je osumljenec v napadu na gospoda Kovača že bil pridržan in da ga preiskujejo. Toda kot domačin ne morem sedeti križem rok, če obstaja najmanjša verjetnost, da so vaščani v nevarnosti. (Как представитель закона я могу Вам сообщить, что подозреваемый в нападении на господина Ковача уже задержан и с ним проводятся следственные действия. Но как местный житель я не могу сидеть сложа руки, если есть хоть малейшая вероятность, что жителям деревни грозит опасность.)

Отец Пельграм останавливает на инспекторе выразительный взгляд и осторожно, как будто говорит с тяжело больным, осведомляется:

— In ena od verjetnosti je nastop vampirja? (И одна из вероятностей — это появление вампира?)

Инспектор простодушно кивает, а доктор Пеклич пытается выправить положение:

— Vidite, taka je situacija… (Видите ли, ситуация сложилась так…)

Но священник не дослушивает и раскланивается:

— Dovolite. To sem že vse slišal. Moram se govoriti z mojo župnijo. (Прошу меня извинить. Всё это я уже слышал. Мне нужно обратиться к прихожанам.)

Провожаемый раздосадованным взглядом инспектора и тяжелым вздохом доктора, отец Пельграм решительно удаляется.

На секунду повисает напряженное молчание. Ирена грустно комментирует:

— Torej, so starega Marjana aretirali? (Арестовали, значит, старого Марьяна?)

Инспектор, видимо, всё-таки собирается с мыслями:

— Bom govoril z ravnateljem. Mislim, da nas podpira, (Я побеседую с директором школы. Кажется, он нас поддерживает.) — кивает на прощание и тоже уходит.

Лиза, шумно выдохнув:

— Why don't you tell him that it's some kind of a police undercover operation? (Почему бы не сказать ему, что это секретная полицейская операция?)