Небесная Точка (ЛП) - Форд Фил - Страница 14

Она снова прислушалась, повернув голову так, чтобы приложить ухо к металлической стенке шахты, поближе к тому, что находилось по другую её сторону.

Она не услышала ничего.

Она быстро сунула пистолет в кобуру и открыла защёлки на крышке люка. Удерживая крышку с помощью фонарика, она вновь вытащила пистолет и прислушалась. Мысленно она представляла себе, что делать дальше.

Подпрыгнуть. Открыть люк. Влезть в него.

Тошико задержала дыхание. Из вентиляционной шахты по-прежнему не доносилось ни звука.

А потом она сделала так, как предполагала.

Она двигалась быстро, её мышцы действовали быстрее синапсов[8] — она делала всё раньше, чем успевала передумать.

Отвратительный запах ударил ей в нос ещё до того, как она просунула голову в люк, и она знала, что обнаружит там, когда посветит фонариком.

Об этом, по сути, сказал ей уже один запах.

То, что лежало в узком стальном канале, освещённое лучом фонаря, ничуть не походило на человеческие останки — но запах не позволял ошибиться. Она неоднократно сталкивалась с тем, что оставалось от людей, когда они подвергались нападению долгоносиков — те были грязными убийцами, но хорошо умели прятать то, что оставляли после себя. Как правило, долгоносики находили хорошее укрытие и набивали его телами до тех пор, пока там больше не оставалось свободного места. Торчвуд обычно обнаруживал массовые захоронения жертв долгоносиков примерно раз в пару месяцев. Но эту вонь нужно было ощутить лишь однажды, чтобы запомнить её навсегда.

Но этого человека убил не долгоносик. Тошико стояла на лестнице, держа в одной руке фонарь, а в другой — пистолет, и разглядывала вонючее месиво, находившееся всего несколькими футами дальше. Она не знала, что убило этого бедолагу — или бедолаг.

То, что она увидела, было бесформенной студенистой массой, которая в свете фонарика казалась серой и пузыристой, испещрённой прожилками и красно-коричневыми пятнами. Тут и там к месиву цеплялись, словно мох, клочки волос.

И там был глаз.

Тошико судорожно вздохнула и чуть не упала со стремянки.

Глаз смотрел на неё, большой чёрный зрачок в окружении бледно-голубой радужной оболочки. Когда-то он наверняка был красивым. Было сложно представить себе, как такой глаз мог смотреть на мир с некрасивого лица. Теперь он поблёскивал в свете её фонарика, застрявший в массе разлагающегося клеточного материала.

Тошико понятия не имела, что могло сделать это с человеком. Она лишь поблагодарила Господа за то, что этого существа больше не было поблизости. Настало время позвать Оуэна. Он врач; может быть, он сможет понять, что могло превратить человека в такую кашу. Она закрыла люк и отнесла стремянку на место.

Она почти добралась до дверей лифта, когда из темноты вышел Бесник Лукка.

Глава одиннадцатая

Оуэн злился на себя из-за того, что случилось с Тошико. Она была хорошим другом. Если уж на то пошло, она была единственной красивой женщиной, с которой он дружил, но никогда не спал.

Возможно, это была его проблема. Оуэн на протяжении нескольких лет знал, что Тошико хочет переспать с ним, и на протяжении нескольких лет он испытывал почти порочное наслаждение, отказывая ей. К тому времени он начал понимать, что слишком привязался к ней, и не хотел портить отношения, что было бы неизбежно в случае, если бы у них всё-таки случился секс. Но для Тошико теперь всё было иначе, он знал это.

Она любила его.

Он слышал, как она говорила ему это после того, как пуля Копли проделала дыру в его груди и после того, как Джек использовал эту поганую воскрешающую перчатку, чтобы вернуть его на несколько минут — но прежде, чем они осознали это, Торчвуд пополнился ходячим трупом.

Я люблю тебя.

Немногие женщины говорили это Оуэну, и ещё более немногие действительно имели это в виду. И никто из них не знал его так хорошо, как Тошико. Даже женщина, на которой он собирался жениться, не знала его настолько хорошо — в конце концов, то был другой Оуэн Харпер; это было до Торчвуда.

Может быть, именно это делало Оуэна таким злым.

Может быть, он мог бы быть счастлив с Тошико. Если бы он не был мёртвым.

Жизнь была дерьмом. И смерть — тоже.

Спустя десять минут после того, как она ушла из квартиры, Оуэн решил пойти поискать её.

Он вызвал лифт. И поехал вверх.

Двадцать четвёртый этаж был необычным. Он не был обыкновенным жилым этажом, и там был свой собственный парк. Так, во всяком случае, это видели дизайнеры «Небесной Точки». Они назвали это «Небесным Парком».

Двери лифта распахнулись на открытом пространстве, покрытом цветами и деревьями в горшках. Дизайнеры не зашли настолько далеко, чтобы покрыть пол искусственным дёрном — слава Богу — но там был большой пруд, где плавали, мелькая прямо под поверхностью воды, карпы кои[9]. Здесь была даже маленькая детская площадка и то, что, как Оуэн предположил, было кофейным ларьком (он подумал, что ларёк не начнёт работать, пока в здании не появится больше жильцов).

Выходя из лифта, он был абсолютно уверен, что Тошико здесь нет. В «Небесном Парке» было несколько укромных уголков, отделённым стенами из растущих в горшках кустов, но интуиция сразу сказала ему, что он здесь один. В конце концов, почти все, за исключением нескольких, квартиры до сих пор пустовали, а погода была хорошей — обстоятельства говорили явно не на пользу того, чтобы в «Небесном Парке» было много народу.

Парк всегда кажется странным, когда он пуст, подумал Оуэн, направляясь к одной из скамеек, повёрнутых так, чтобы сидящий на ней мог смотреть на простирающийся внизу город. Он решил, что это выглядит, как обычно оживлённое общественное место, которое ты внезапно обнаруживаешь заброшенным. Это казалось жутким и неправильным. Как Оксфорд-стрит или Таймс-сквер в каком-нибудь фильме про постапокалипсис. Он пришёл на игровую площадку и толкнул маленькую карусель. Она тихо скрипнула, что немного разочаровало Оуэна — он-то хотел, чтобы она взвыла, как банши или что-то в этом роде. Он хотел добавить каких-то сюрреалистичных ощущений.

— Я не пойду так быстро.

Тоненький голосок в пустом парке заставил Оуэна подпрыгнуть.

Он увидел маленькую девочку из квартиры на тринадцатом этаже. Она наблюдала за ним из-за большого горшка, в котором росло дерево. Оуэн подошёл к ней. Она сидела, прислонившись спиной к горшку и держа на согнутых коленях большую книгу.

— Элисон. Правильно?

— Элисон Ллойд, — возмущённо поправила она.

Оуэн улыбнулся и задумался, не разыгрывает ли она его. Он спросил её, что она читает. Если она скажет, что книгу, то она его разыгрывает.

— Сказки, — ответила она.

Оуэн присел на корточки. Может быть, будет не так странно разговаривать с ребёнком на игровой площадке, если ты будешь одного роста с этим ребёнком. Рядом с ней на полу сидела кукла-пикси[10], линялая и потрёпанная. Она была похожа на те игрушки, которые дети получают по наследству от своих родителей. И она выглядела так, словно у неё была тяжёлая жизнь; пикси потерял одно заострённое ушко и ярко-зелёный глаз. Но девочка любила его; кажется, именно ему она читала книжку, пока Оуэн не потревожил её.

— Какую сказку? — спросил он.

— «Рапунцель», — сказала она ему.

История о золотоволосой девочке, запертой в высокой башне. Не похоже было, чтобы она понимала эту иронию. Хотя с чего бы? Разве дети понимают иронию в шесть лет, или сколько там ей было, как она сказала раньше.

— Мистеру Пиклу она нравится.

Кажется, мистером Пиклом она называла куклу. Пикси Пикл. Почему бы, чёрт возьми, и нет?

— Ты играешь здесь с другими детьми? — спросил Оуэн, оглядываясь по сторонам и размышляя, где мать Элисон.

— Какие другие дети?

— Разве здесь больше нет детей?