Свиданье с Богом у огня. Разговоры о жизни, любви и самом важном - Устинова Татьяна - Страница 8

Но ведь мне так хотелось именно весны!..

Я вышла на улицу, нацепила на нос темные очки и, глубоко и вдумчиво жалея себя, потащилась мимо витрин с платьицами, сарафанчиками и купальниками.

На вас ничего нет!

И я решила купить джинсы. Шут с ней, с «правильной женственностью», но ведь, когда приходит время и с юга птицы прилетают, все-таки обязательно нужно купить что-нибудь ненужное!.. Ну хоть что-нибудь!..

Тут мне повезло. Не джинсы, а мечта – странного цвета, с дырками на всех возможных и невозможных местах, выглядят так, как будто были найдены на помойке, а стоят бешеных денег. Как раз в моем духе. К джинсам я еще присовокупила маечку, тоже странноватенькую, черную, с какими-то буквами.

Ну, никакой весны и женственности, но хоть так!..

Приехав домой, я первым делом нацепила и джинсы и маечку и стала придирчиво изучать себя в зеркале, когда вдруг со второго этажа спустился мой сын Мишка. И увидел меня.

– О! – сказал он и показал большой палец. – Мама, ты самая красивая женщина на свете!

Ей-богу, это лучший комплимент от мужчины, который я получила этой весной.

Казнить нельзя помиловать

Друг позвонил мне среди ночи и чуть не плакал – ей-богу!.. Они опять поссорились. Они поссорились и теперь опять разводятся. Они разводятся, и теперь уже точно навсегда.

Надо сказать, что они все время ссорятся, поэтому я не очень пугаюсь, кроме того, я достаточно взрослая девочка, чтобы пугаться из-за таких вещей!.. Ну поссорились. Ну разводятся. В первый раз, что ли!.. В последний, что ли!.. Авось совсем не разведутся.

Позевывая, я спросила, что на этот раз.

Я не сразу поняла, что он всерьез перепуган.

«Ты знаешь, случилось что-то совсем плохое. Что-то такое, чего я совсем не понимаю. Нет, раньше тоже все время случалось, и тоже плохое, и я тоже ничего не понимал, но сейчас как-то особенно не понимаю. А она мне не объясняет».

«Нет, ну хорошо, хорошо!.. А из-за чего все началось-то?..»

Да началось не сейчас и даже не вчера. Она все время в плохом настроении и все время какая-то несчастная. А когда не несчастная, то в раздражении. И у раздражения этого определенных причин нет, но есть одна штука, которая раздражает ее постоянно, – это он!.. Не то чтобы она пришла с работы, а он кругом расставил грязные кофейные чашки и поразбросал носки, и забыл в школе ребенка, и не осведомился у тещи, как ее радикулит (бронхит), и прогулял субботний выезд с тестем на дачу, где уже давно пора поливать (окучивать) и открывать (закрывать) теплицу, чтобы помидоры не погорели (померзли). Все вышеперечисленное он регулярно проделывает, как и большинство мужчин, и в этом смысле ничего не изменилось, он продолжает в том же духе, только раньше она хоть иногда была в хорошем настроении, а нынче все время в плохом. И они все время ссорятся по вечерам, и он потом даже не может вспомнить из-за чего. Собственно, он как-то вообще не может понять из-за чего!..

И вот они опять поссорились, и проссорились весь вечер и полночи, и теперь он звонит и не знает, что делать дальше.

Я осторожно осведомилась, может, ей новые туфли хочется, а сказать словами она не может, ибо тонкая натура, а он все никак не догадается про туфли-то, ибо мужчины никогда не могут ни о чем таком догадаться. Мысль о межпланетной катастрофе или третьей мировой войне вполне может прийти им в голову, а вот о новых туфлях – почти никогда не приходит.

«Да нет, – ответил он грустно. – Дело не в туфлях. Я спрашивал. И цветы привозил, и в отпуск на майские слетали, только там тоже все время ссорились, и я не могу вспомнить из-за чего!..»

Я слушала его потерянный голос в трубке и думала как-то в разные стороны, о новых туфлях, которые мне тоже хочется, о том, что всех жалко и дело плохо, и она, должно быть, просто его разлюбила, а от этого диагноза нет никаких рецептов спасения, и не поможет ничего, о том, что уже скоро на работу, светает почти!.. И вдруг мне в голову пришла ужасная мысль.

Никто не придет назад, понимаете?..

Ничего не вернется, никогда.

Потерять, разломать, не уследить, сделать недовольное лицо, зачитать приговор гораздо проще, чем сохранить, уберечь, сделать счастливое лицо и добиться помилования! Несчастным и нелюбимым вообще быть проще, чем счастливым и любимым, ибо любовь и счастье – большая работа!

И трудно очень.

Нужно как-то ухитряться любить их здесь, и сейчас, и такими, какие они есть. И прикладывать к этому усилия, и не жалеть себя и этих усилий, и никогда не подсчитывать, кто кому больше должен – она ему за то, что зарплату принес, или он ей за то, что ребенка из детского сада забирает!

Трудно, конечно, а что делать?..

И еще я подумала, что уж точно не хочу, чтобы мой любимый, который спит сейчас за стенкой, звонил по ночам чужим людям и говорил с тихим отчаянием, что все пропало!.. А я ведь тоже вполне себе умею делать недовольное лицо и зачитывать приговоры! И я уж точно не хочу, чтобы кто-то его утешал – только я могу утешить его лучше всех!

Утешить, пожалеть, помиловать.

Задеть, обидеть, казнить.

Кое-как попрощавшись с голосом в трубке, я стала варить кофе и жарить омлет – утро наступило, окончательно и безоговорочно. «Час быка» миновал.

И когда он, мой собственный, вылез к завтраку, сонный, недовольный, зевающий и невыспавшийся, я так ухаживала за ним, как будто ему сегодня предстоит, по меньшей мере, битва с драконом.

Он ничего не понял, конечно, ему было весело, и вкусно, и любовно, и на работу мы опоздали!..

Он ничего не понял, зато я в эту ночь поняла как-то на редкость ясно – я не хочу его казнить.

Я хочу, чтоб мы жили долго и счастливо и умерли в один день.

Дурацкие мечты

Однажды к нам в гости пришел Димон и был непривычно грустен. То есть на самом деле он приходит часто, а вот грустит редко, почти никогда.

Димон – друг Мишки, а Мишка – наш сын.

Мишке и Димону по семнадцать лет. Они категоричны в суждениях, чрезвычайно умны, знают о жизни все, редко сомневаются, презирают дураков и неучей, точно знают, что люди не должны совершать ошибок, страшно гордятся тем, что почти разучились писать рукой – только на клавиатуре, исключительно на клавиатуре! Еще они любят умные разговоры, газету Independent – ей-богу! – нашу собаку Нэну, чай с лимоном и конфетами и считают себя циниками.

Когда Димон ушел, я спросила у Мишки, в чем дело. Что такое случилось? Почему мальчик вместо двух килограммов конфет съел всего один и ни разу не заржал добрым радостным мальчишеским смехом? Мишка ответил, что у Димона скоро день рождения. И он, Димон, несмотря на то что по натуре страшный циник, вдруг загрустил немного. Просто он мечтал – когда-то очень давно, в далеком-предалеком детстве, – чтобы у него был горный велосипед. Такой крутой, самый настоящий, на широких рифленых шинах, со множеством передач, суппортов, спортивным рулем и сверкающими на солнце спицами колес. А еще он мечтал, чтобы у него был кот.

И вот теперь у него, у Димона, есть все. Есть компьютер, очень навороченный, очень быстрый и вообще продвинутый. Есть всякие игровые приставки. Есть принтеры, сканеры и даже собственный домашний сервер, что ли… Еще у его папы есть, кажется, японская машина, а у мамы, кажется, еще какая-то машина.

А кота и велосипеда так и нет. Вот он и загрустил немного, Димон-то.

Я тоже загрустила – не то чтобы немного!.. Я загрустила всерьез.

А тут, как назло, еще и депутаты! Эти самые депутаты в телевизоре как раз в этот вечер рассуждали о том, что следует немедленно ввести комендантский час для подростков. Чтобы они не болтались вечерами по улицам, а чинно сидели дома и вместе с родителями осуществляли просмотр программы «Время» с последующим ее обсуждением. Помимо комендантского часа предлагалось еще ввести фильтры, чтобы из мировой Сети подростки не скачивали ничего такого, что могло бы их растлить. Заметьте, про велосипед и кота не было сказано ни слова, а ведь это так просто!