Лукоеды - Данливи Джеймс Патрик - Страница 37

37

Персиваль гремит дверными ключами. Шарлен вскакивает с постели и быстро оправляет свитер, который я потихоньку у нее задрал. Быстро протирает тряпочкой мраморный умывальник. Бросает полный совок торфяной золы в ведро. И исчезает, когда входит Персиваль. Обхватив рукой три гроссбуха.

— Доброе утро, ваша честь. Надеюсь, спали хорошо?

— Да. Спасибо, Персиваль.

— К сожалению, должен доложить вам, сэр, что в винных погребах произошло страшное хищение. Неизвестное лицо или лица вторглись без разрешения и изъяли значительное количество спиртного. У меня есть свои соображения, кто это был. Я принял меры предосторожности против дальнейших набегов. Элмер придавил двух кур. Он был со мной во дворе, такой спокойный, и тут мимо с важным видом идут четыре курицы. Не успел я отвернуться, чтобы ответить на зов природы, а двух уже нет. Хорошо бы оставшихся посадить в курятник.

Но есть и хорошие новости, сэр. Тим сейчас копает землю в старом огороде, чтобы посадить картошку и капусту. И наткнулся на старые грядки ревеня, кусты крыжовника и малины. Так что скоро рынки будут завалены продукцией.

— Персиваль, я не думаю, что смогу продержаться так долго.

— Сэр, разве вы не сидите на горе бесценных вещей с подлинными дырами от жучков, которые там, в новом мире, точно произведут фурор.

— Дыры может быть и подлинные, но все остальное, как нам сказали, имитация и подделка.

— Ну, я тоже немного разбираюсь в искусстве. Тот человек спутал дату давенпорта красного дерева лет на двадцать пять. Вот г-н Эрконвальд тоже кое-что в этом понимает. Это он мне сказал, что одни только статуэтки в этрусской комнате дадут столько денег, что можно всю жизнь покупать автомобили и яхты. Подклеить их и тут, и там, отшлифовать и никто ничего не заметит.

— И тем не менее, не спускайте с них глаз, Персиваль.

— Да что глаза, я тут уже и колено и челюсть применял. Если бы все не считали, что это место полно призраков и злобных собак, тут бы уже ничего не осталось. Фарфор вселяет в человека такую страсть к разрушению, что он собственную мать отшвырнет в сторону, чтобы расколотить его вдребезги. А если он сможет наложить свои лапы на живую красоту, он ее уничтожит или себя убьет, пытаясь это сделать. Здесь, в одном укромном местечке чудом выросла вишня, так один из этих леших, проходя мимо, когда она цвела, взял да и вырвал ее с корнем. Зашвырнул ее подальше, вытер руки и говорит, вот так. Я ему говорю, что так? Он говорит, вот так — это то, что так и все. Ну, что я мог на это сказать кроме того, что он свинья. Их хлебом не корми, дай покуражиться в округе, повыдергивать саженцы и все, что попадется под руку. А теперь о продовольственных делах. Полагаю, что с хлебом мы будем в порядке, если придерживаться нормы четырнадцать булок в день. Вчера ушло только пять фунтов сливочного масла. Но вот бекон и яйца. Восемьдесят два крупных куринных яйца за двадцать четыре часа и почти десять фунтов бекона. Хозяин магазина уже вывернулся на изнанку, стараясь обеспечить провиант.

— О, Боже.

— Но, вы, сэр, не беспокойтесь. Мы готовы и можем это выдержать. При вашей тетушке в день уходило триста яиц и двадцать фунтов сливочного масла, три четверти из этого оставалось и скармливалось по ночам свиньям. Тут есть предложение. Насчет свиней. На них можно сделать деньги. Да и парочка животных тут на травке вам не помешают.

— Сколько у нас земли, Персиваль?

— Ну, прямо с ходу трудно сказать. Точную цифру, я имею ввиду. Но у вас есть приличный участок вон на той горе. Не ошибусь, если скажу, что где-то акров семьсот. Поместье занимает почти триста акров. Еще пятьдесят или шестьдесят вниз до пляжа. И в той стороне, на мысе еще сто семьдесят.

— А если мы займемся фермерством?

— Боже, верно. Точно, выпустим на выпасы Торо, который поимеет любую стельную телку, которую ему подведут, пойдут телята. В горах разведем овец. И весной у нас на лугах начнут резвиться ягнята.

— Хорошо, Персиваль, мы еще поговорим об этом.

— Сэр, позвольте сказать, я рад, что вы об этом заговорили.

Идут дни, Бладмон играет с Бароном в шахматы. Я жду, чтобы сыграть с победителем. Перелистывая целыми днями большие тома в кожаных переплетах, расставленные у стола. Барон перед тем, как деликатно поднять и переставить фигуру, каждый раз встряхивает манжетами. Бладмон сначала наклоняется над доской, затем выпрямляется и приподнимается со стула. Как только можно, берет фигуру. Быстро убирая с доски ладью или офицера Барона. В ответ тот медленно и с расстановкой произносит всего три слова.

— Ах, вот есть как.

Путлог и Эрконвальд приходят в библиотеку похмурится, пошептаться и покачать головами. Бладмон и Барон сражаются вовсю, но три последние партии заканчиваются вничью. Входит Франц с лампочкой шахтера во лбу, оставляя грязные следы запачканными глиной ботинками на ковре, который Шарлен недавно привела в божеский вид. От сигар и сигарет вьется дымок. Четвертая партия заняла всю ночь. Персиваль на следующее утро открывает ставни, а эти двое все так и сидят, обхватив головы руками.

Г— жа У Д С вышла из заточения. Ее вынесли в где-то найденном портшезе три экс-зэка и Указующий Добрый Свет. Группа медленным размеренным шагом приближалась ко мне в холле. Я быстренько нырнул в ближайшую комнату. Приложив ухо к двери, пока они не прошли мимо. В одном из последних писем ее адвокаты сменили тон. Предложив достичь решения на встрече в месте возникновения причин разных недовольств.

А однажды необычно тихим вечером по каменной тропинке с пляжа пришел Блай вместе со своими хористами, каждый из которых нес свечку. Они образовали светящуюся извивающуюся змейку, медленно ползущую в ночи по холму. Высоко на бастионе стояли в ожидании обитатели замка. Мягкий спокойный вечер с искрящимися звездами. Через ворота и главный вход они вошли в большой зал. Поднялись по парадной лестнице и по коридору прошли в часовню. Персиваль толкнул меня в бок.

— Сэр, уверяю вас, что Шарлен никогда ничего подобного в своей жизни не видела.

Я сидел слева от прохода. Эрконвальд и Франц в первом ряду, справа. Бладмон и Барон сели вместе. Найдя время, выбраться из библиотеки, где они сидели, закрывшись, уже шестнадцатую игру подряд. После пятнадцати ничьих. Приехали Макфаггеры. Глаза Гвоздя ярко загорелись при виде трех голубоглазых пышногрудых поющих сестренок. Под предводительством пышногрудой голубоглазой матушки. Веселое сборище вело себя кротко и смиренно.

Было слышно, как перекрывая хор, во всю орет Роза. Персиваль с четырьмя слугами стоит на коленях у ограждения на галерке, где над клавишами и ножными педалями органа потеет Путлог. Тим не дает свечкам потухнуть. Проход перекрыт экс-зэками и г-жой У Д С в портшезе, за которым стоит Указующий Добрый Свет в полных боевых доспехах. А детские голоса песней взлетают вверх.

И внизу в долинеИ на небесахПоем мы песенкуМарширующим войскам

При этих словах Клементин поворачивает голову, чтобы посмотреть назад. Это может быть сигналом повстанцам. Поймал рыжего Макфаггера на месте преступления. Стоящим слишком близко к грудастой мамаше. А Шарлен стоит у каменной купели на входе в часовню, волосы покрыты черной кружевной мантией. Дети поют, разевая впалые щеки. Открывая щербатые рты. Таращась широко раскрытыми глазами. На странную, закутанную в саван фигуру в портшезе. Вон у того мальчика дрожат сложенные ручки. Щечки у всех красные, мордочки чистые до блеска. Моя чернокожая медсестра Апрель сказала, ты вылечился. У алтаря вижу ее улыбающееся лицо. Смерть может придти и сейчас. Посреди этого концерта. Незаметно. И уложить меня в могилу позади гранитных стен. Там на мысе. Где белые волны бьются о берег морской. Среди

Дикого уединения. И душу мочит влажный ветерок.

После песнопения умиротворенная ассамблея спускается в первую парадную комнату рядом с большим залом на чай. На столе печенье и сэндвичи. Мед в сотах и сливовый джем. Бладмон и Барон трут глаза. Наливают виски. Блай, улыбаясь, принимает поздравления. Крепко сплетя руки и кивая головой.