Лучшая зарубежная научная фантастика: Император Марса - Дозуа Гарднер - Страница 82

И вот однажды ко мне в кабинет ворвались три мордоворота в черных капюшонах и отволокли в какой-то подвал. Натянув толстые перчатки, они, чередуясь, избивали меня на протяжении нескольких часов, не сломав, впрочем, ни одной кости и не повредив внутренних органов. С завязанными глазами, в наручниках, я превратился в сплошной комок бесконечной боли.

Наконец с меня сняли наручники и повязку. Убедившись, что я в сознании, двое громил подняли меня с пола, а третий взял тяжелый болторез и отхватил мне палец на левой руке. После этого они перевязали мне кровоточащий обрубок и сделали какой-то укол.

Очнулся я уже на подлете к Земле – с наградами, при деньгах, но без каких-либо воспоминаний.

И без пальца.

Я пришел в себя в гостинице, валяясь на койке, а Браз сидел напротив с графином мелонада, который подавали здесь вместо утреннего кофе.

– Как вы себя чувствуете? – заботливо спросил он. – Мне пришлось помочь вам подняться по лестнице, сами вы не могли сделать ни шага. Было очень паршиво?

В окно заглядывали первые лучи утреннего солнца.

– Это… совсем не то, чего я ожидал. – Я с трудом сел и взял у него чашку. – Оказывается, я не был солдатом. Я носил военную форму, но, по сути, оставался просто клерком. На службе у мафии.

И я вкратце пересказал ему, что мне удалось вспомнить.

– Значит, вам отрубили палец? Точнее, сначала вас измолотили до бесчувствия, а потом отхватили палец болторезом?

Правой рукой я машинально потрогал культю:

– Ну да. Это было нужно, чтобы аквалете подействовал. До войны я играл на гитаре, поэтому после возвращения мне пришлось долго разрабатывать альтернативную аппликатуру, чтобы играть без среднего пальца. Но из этого так толком ничего не вышло.

Я отхлебнул из чашки. Напиток был похож на каву – во всяком случае, оказался таким же горьким и явно содержал какой-то алкалоид.

– Словом, пришлось задуматься о смене карьеры…

– Вы хотели стать певцом?

– Нет, гитаристом. Я ведь играл на классической гитаре, но теперь мне пришлось пойти на медицинские курсы. Затем в университет, на отделение психологии и философии. Там я без особого труда получил степень доктора наук. И стал современной версией Харона, который, согласно античной мифологии, перевозит души умерших через Стикс.

– И что вы теперь собираетесь делать? С той правдой, которую узнали?

– Рассказать всем, я полагаю. Пусть люди как следует задумаются…

Он удивленно откинулся на стуле:

– Рассказать всем?.. – Браз покачал головой. – Ваша история достаточно интересна, но в ней нет ничего такого, что взволновало бы хоть одного человека старше двадцати лет. Всем давно известно, из-за чего на самом деле велась эта война. И какими методами. Пусть она была даже более циничной и лживой, чем я до сих пор думал, но знаете, что я вам скажу? Ничего из того, что вы мне рассказали, не способно вызвать в обществе негодование и протест. Когда речь заходит о правительстве, а тем более о Конфедерации, люди уже ничему не удивляются. «Все то же самое», – вот что они скажут.

– То же самое дерьмо, – поправил я. – Так у нас говорят.

– С другой стороны, именно Конфедерация на пару с корпорацией положили конец самоубийственной гражданской войне, щедро и без задержек оплатили все иски по поводу возмещения убытков, заново отстроили Консоле-Вер де. К тому же война закончилась полжизни назад – нашей с вами обычной, не продленной жизни. Как все происходило на самом деле, помнят теперь только старики, но им по большому счету все равно.

Его слова не удивили меня, я и сам часто думал о чем-то подобном. Больше того, я готов был признать свое поражение, ведь то, что случилось со мной, было пустяком по сравнению с тем, что потеряли другие.

Я сделал глоток отвратительно-горького напитка и снова поставил чашку на стол.

– Но ведь должен я что-то сделать! Не могу же просто молчать!

– Можете! – отрезал Браз. – Более того, должны. – И, подавшись вперед, продолжал говорить с нажимом и убежденностью: – Послушайте, Спиви, пусть я и захолустная деревенщина, но у меня как-никак докторская степень по макроэкономике, и я ясно вижу, что сейчас вы не в состоянии рассуждать здраво ни о войне, ни о Конфедерации. Дождитесь хотя бы, пока закончится действие ваших таблеток, иначе вы натворите такого, о чем потом будете долго жалеть.

– Все это довольно серьезно, Браз…

– Да бросьте вы! Ситуация, в которой вы оказались, скорее мелодраматична. Или вы действительно собираетесь вернуться на Землю и заявить: у меня, мол, есть неопровержимые доказательства того, что Конфедерация использовала людей, чтобы ценой тысяч жизней и триллионов хартфордов, вложенных в недвижимость, ограбить планету, а потом эта же Конфедерация пытала и калечила, чтобы понадежнее стереть всю память об этом? Вы этого хотите?

– Ну и что? Ведь именно так все и было.

Браз поднялся:

– Подумайте об этом еще раз… и подумайте как следует. А заодно задумайтесь о том, что может произойти после.

Он вышел и тихонько прикрыл за собой дверь.

Мне не надо было долго раздумывать. Браз был прав.

Перед тем как отправиться на Секу, я изучил все доступные материалы о войне. Один тот факт, что их оказалось на удивление мало, должен был меня насторожить, но я рассчитывал, что узнаю недостающие подробности на месте. Что ж, мое желание сбылось. Что и говорить, приятно иметь возможность путешествовать от звезды к звезде, собирая экзотические воспоминания, вот только возвращаться на Землю все равно придется.

Рано или поздно, но придется.

И если эти воспоминания окажутся неприятными или просто неудобными, Конфедерация снова найдет способ их подправить.

Стивен Попкес

Джекки и ее мальчик

Стивен Попкес начал публиковаться в 1985 году и в последующие годы написал ряд довольно заметных рассказов для «Asimov’s Science Fiction», «Sci Fiction», «The Magazine of Fantasy & Science Fiction», «Realms of Fantasy», «Science Fiction Age», «Full Spectrum», «Tomorrow», «The Twilight Zone Magazine», «Night Cry» и других изданий. В 1987 году вышел в свет первый роман автора «Высадка Калибана» («Caliban Landing»), а в 1991 году – роман «Медленное свечение» («Slow Lighting»), написанный на основе популярной повести «Яйцо» («The Egg»), Попкес также принимал участие в работе Кембриджского писательского семинара, занимавшегося подготовкой научно-фантастических сценариев о будущем Бостона и Массачусетса. В 1994 году эти произведения были выпущены в антологии «Бостон будущего» («Future Boston»), куда вошли несколько работ Попкеса. Писатель живет с семьей в Хопкинтоне, штат Массачусетс. Работает в компании, специализирующейся на авиационном приборостроении. В конце 1990‑х и начале 2000‑х годов Попкес хранил молчание, но несколько лет назад вернулся к написанию первоклассных рассказов, один из которых представлен вашему вниманию ниже: постапокалиптическая, но при этом оптимистическая история, повествующая о том, что даже в мире после катастрофы человек, постаравшись, может найти свое место.

Часть первая

Майкл влюбился в нее, как только увидел.

Длиннозадые захватили контроль над воротами зоопарка Сент-Луиса, вытеснив банду Самородного Фила. Боб Лондонский убил Самородного Фила в поединке и съел. Потому и власть переменилась. Смотрители не возражали – лишь бы не покушались на территорию зоопарка. И Длиннозадые поджидали снаружи, чтобы схватить всякого, кто входил или выходил. Им оставалось только ждать. Людей постоянно привлекало зрелище ходячих бифштексов, вроде бы ничем не защищенных от съедения, если не считать сотни футов пустого воздуха и невидимого и смертельного автоматического оружия. Люди приходили просто посмотреть и пооблизываться.

Майкл понимал, чего дожидаются Длиннозадые. Он тайно наблюдал за ними с неделю, прячась в таких местах, куда взрослые не могли пролезть, и не оставляя следов, которые они могли бы заметить. Несколько дней назад Длиннозадые поймали женщину, прошлой ночью – мужчину. Женщину они до сих пор передавали по кругу. То, что осталось от мужчины, крутилось на вертеле. Он принюхался. Запах угля смешивался с чем-то похожим на аромат кленового сиропа. Трупные грибы в стадии плодового тела. Где-то неподалеку росла колония грибов, которые вчера были человеком. Интересно, это пахнет кто-то, кто испортился раньше, чем до него добрались Длиннозадые, или же это последние, несъедобные, остатки мужчины на вертеле? К утру на том месте, где лежало мясо, останется всего лишь небольшая кучка земли.