Истые Галлюцинации - Маккенна Теренс - Страница 45

Вот только как найти к нему правильный подход, по-прежнему остается неясным. "Внутренний голос" феномена неоднократно заявлял: "С тех пор как мой брат закончил свой опус по гиперкарболяции, больше делать абсолютно нечего, а если все-таки возникнет необходимость в каких-то действиях с нашей стороны, то благодаря самой природе контакта они совершатся сами собой".

Мы с Ив тихо-спокойно прожили в Ла Чоррере с августа по середину ноября 1971 года. Часто нам бывало весело. И все это время мне удавалось сохранять полную погруженность во внутренние процессы, которые я исследовал. Дни мои были заполнены до отказа: то, углубившись в раздумья, я бродил по окрестностям Ла Чорреры, то часами корпел над планшетами миллиметровки. Здесь, в самом сердце амазонских лесов, я разрабатывал свои теории времени и покрывал лист за листом фантазиями из области волновой механики. Когда я не читал и не грезил наяву, мы с Ив пускались в долгие беседы, и постепенно новый взгляд на наше место в мироздании начинал казаться почти реальным.

Во время нашего второго пребывания в Ла Чоррере снова выплыла на поверхность тема у-ку-хе. Мы познакомились с несколькими индейцами витото, которые регулярно ходили по тропе мимо нашей хижины, а стояла она всего ярдах в ста от того места, где произошел памятный эксперимент. Среди этих людей, которые останавливались, чтобы перекинуться словом или поглазеть, как я ловлю насекомых, был один кряжистый старик по имени Деметриус старый лис с уклончивым взглядом. Казалось, от него исходит ощутимый запах стража космических врат. В моем воспаленном рассудке буквы Д, М, Т выступали из его имени, как пылающие сигнальные огни. Как только мне удалось остаться с ним наедине, я тут же с места в карьер выпалил:

- У-ку-хе!

- У-ку-хе? - он едва поверил своим ушам. Ему казалось невероятным, что такое странное, слабое создание, будто пришедшее из иного мира, напрямик спрашивает о тайном достоянии его племени. Не знаю, сколько культурных условностей было нарушено, но после краткого разговора - если, конечно, можно назвать разговором общение людей, не понимающих языка друг друга, - я не сомневался, что он постарается мне помочь. Прошло несколько дней, и в день своего двадцатипятилетия я получил липкий, смолистый комок, завернутый в листья. Мне так и не представился случай испробовать это вещество для получения галлюциногенных видений, но позже данные химического анализа, проведенные в Каролинском институте в Стокгольме, подтвердили присутствие в нем диметилтриптамина. Деметриус не посрамил своего имени.

Была в нашем втором путешествии в Ла Чорреру еще одна важная особенность: учение Логоса продолжалось почти непрерывно. На протяжении всех этих месяцев, да и потом тоже, он раскрывал передо мной принцип времени. Принцип этот очень конкретен и математически строг. Логос научил меня, как использовать "Ицзин" по-новому, как никто до меня, возможно, не умел. Может быть, китайцы когда-то и обладали этим знанием, но утратили его многие тысячелетия тому назад. Логос научил меня гипервременному взгляду. Мои книги, моя внешняя жизнь, мои сокровенные сны - все это стало частью стремления понять и ощутить новое время, которое открылось мне в Ла Чоррере. Революция в понимании человека - это не то, что можно выразить в рамках беседы.

Новая модель времени позволяет получить максимальное количество сведений о будущем. Нельзя сказать, что будущее абсолютно предопределено, иначе говоря, нет такого будущего, в которое мы могли бы заглянуть и где все события были бы уже предопределены. Вселенная устроена иначе. Будущее уже завершено, но не обусловлено. Каким-то загадочным образом из множества разнообразных событий избраны некоторые события, которым, по выражению Уайтхеда, суждено "подвергнуться формальности истинного осуществления". И Логос вознамерился открыть мне механизм этого процесса, который представил в виде временной волны.

Что заставило меня впервые обратиться к "Ицзин", так это то, насколько мой первый простейший принцип шестидесятичетырехдневных циклов подходил к событиям моей тогдашней жизни. Смерть матери была первой из тех точек, которые я выделил во времени. Потом я заметил, что моя связь с Ив, удел случая, началась шестьдесят четыре дня спустя, а еще через шестьдесят четыре дня произошла кульминация эксперимента в Ла Чоррере. Принцип базирующегося на гексаграммах лунного года вырос из идеи о шести циклах по шестьдесят четыре дня каждый, то есть о годе, состоящем из шести частей, как гексаграмма "Ицзин" состоит из шести линий.

Для меня лично эта идея подтвердилась, когда я заметил, что если начать такой год со смерти матери, то закончится он в мой день рождения, 16 ноября 1971 года. Я понял, что существуют простые циклы и циклы циклов. Я представил себе лунный год из трехсот восьмидесяти четырех дней, а потом большую структуру, частью которой он является, цикл из шестидесяти четырех раз по триста восемьдесят четыр едня и так далее. Карты, которые я тогда построил, и их окончательный вариант приведены в "Невидимом ландшафте". Но в нем ничего не сказано о том, что произошло в Ла Чоррере, и о том, как эти совпадения и мой бессознательный ум, или что-то в моем уме, привело меня к находке этих издавна скрытых возможностей "Ицзин".

Но как быть с несметным множеством резонансов, которые, как свидетельствовала временная волна, связывают каждое мгновение времени со всеми остальными, повинуясь схеме, где нет ничего от случайности или причинности? Как быть с тем фактом, что некоторые частности математического описания волны, похоже, подразумевают, что время, в котором мы живем, - цель многовековых устремлений колоссальной важности? Все это были фантастические образы - впрочем, именно так я их и воспринимал, - но мощь и притягательная сила этих картин, своеобразного зрелища личного пользования, были совершенно неотразимы.

Создавалось впечатление, что временная волна - это образ коллективного бессознательного, которое стремится доказать, во всяком случае, со своих позиций, что кульминация всех процессов во Вселенной произойдет на нашем веку. Очевидно, это справедливо для каждого из нас: ведь все мы, ограниченные собственным телом и исторической средой, воспринимаем свою жизнь как своеобразное выражение конечной цели вещей. Временная волна предсказывала свой конец при нашей жизни, всего через десятилетие после начала нового века - время столь новое, что за ним не может быть ничего, разве что конец времени. Этот вывод и ошеломлял больше всего, больше, чем его личностная, уникальная сторона, - полный "конец времени", период, когда произойдет смена режимов, которая коренным образом преобразует характер реальности.

В религиозном контексте эта эсхатологическая идея скончания времен была мне знакома, однако раньше мне никогда не приходило в голову, что существующие в природе режимы могут претерпевать резкие изменения, которые приведут к пересмотру законов природы. И тут уж ничего не попишешь. Просто науке, дабы функционировать дальше, придется признать, что физические законы не зависят от времени и контекста, в которых они проверяются. Не будь это так, сама идея эксперимента не имела бы никакого смысла; ведь тогда эксперименты, поставленные в разное время, могли бы давать разные результаты. На протяжении нескольких лет я продолжал разрабатывать эту теорию и вообще старался как следует разобраться в принципе, лежащем в ее основе. Наконец в 1974 году мне удалось получить полностью формализованное математическое описание фрактальной структуры, которую я обнаружил внутри структуры "Ицзин". В восьмидесятые годы я работал - сначала с Питером Бродуэллом, а потом с Питером Манером - над созданием программы для персонального компьютера, которую назвал "Временная волна ноль" и которая дала возможность исследовать эту самую волну вдоль и поперек. Компьютер мощный инструмент, позволивший значительно уточнить мои представления о том, из чего складывались доказательства или опровержения моей теории. И вот к какому выводу я прихожу сегодня: теория фрактальной и циклической природы наступления нового мирового порядка есть теория по-настоящему логичная и полностью математическая. Она верна себе. И возвращает драму человечества и наши жизни в самый центр галактических событий.